— А ты замужем за Элиотом? — спросила она, пока мы стояли в очереди в буфет.
Я была не совсем трезва и ответила, что мне этого хотелось бы, но Элиот собирается взять в жены другую леди.
— Зачем? — поинтересовалась малышка.
Я сказала, что вопрос очень интересный, особенно учитывая мои подозрения, что Элиза в прошлой жизни была жуком-скарабеем. Потом я вспомнила, что у детей есть привычка повторять все, что им скажут, так что я повернулась к Мэдди, чтобы взять свои слова обратно. Но она уже была около Элиота. Я подскочила как раз вовремя, чтобы услышать, как она спрашивает:
— Почему ты женишься на другой женщине?
О господи.
Элиот был бы меньше поражен, если бы этот вопрос задала креветка, лежащая на его тарелке:
— Что, прости?
— Ты ее любишь? — требовательно вопрошала Мэдди еще более возмущенным голоском.
— Разумеется!
— И твоя любовь глубока, как река, и высока, как гора? — Мэдди, прищурившись, процитировала слова из песенки Тины Тернер, которую новобрачные избрали для своего первого танца.
— Думаю, да.
— А я думаю, недостаточно! Я думаю, что она не глубже, чем лужа, или не выше муравейника!
У меня было предчувствие, что она станет адвокатом, когда вырастет.
— Что это такое было? — спросил Элиот, у которого явно испортилось настроение, когда Мэдди отвели к родителям.
— Знаешь, девочки ее возраста так легко влюбляются в кого-нибудь, — я заметала следы. — Уверена, через пару лет у нее это пройдет.
Потом мы топтались без дела на краю танцплощадки, где все еще целовались жених с невестой.
— Посмотри, как близко они друг к другу… — заметил Элиот.
— Танцуют щека к щеке, и так до конца дней своих, — я вздохнула.
Элиот бросил на меня недоуменный взгляд.
— Это Джун Уитфилд сказала в каком-то комедийном фильме.
— Таких, как ты, больше нет, Лара, — Элиот покачал головой.
Мы уселись вновь в наш райский уголок рядом с камином, Элиот потянулся, выгнулся и неуклюже принял новую позу. Я осмелилась придвинуться к нему чуть-чуть ближе и как бы невзначай положила руку ему на предплечье. На его чрезвычайно мускулистое, накачанное предплечье. Господи, с каких пор участок от локтя до запястья стал таким эротичным? Может, это из-за того, что он так классно владеет барабанными палочками. Я знала лишь одно — все мое тело, от пальчиков ног до кончиков пальцев рук, пронзительно кричало: «Это он! Он моя пара! Давай же сделаем это!»
— О господи, послушай! — Элиот сильно сжал мою руку. — Они же играют нашу песню.
Он сказал «нашу песню», но в данном случае это словосочетание не содержало даже отдаленного намека на романтику. Просто это была одна из тех мелодий, что сидят у вас в печенках, — композиция «Неужели я солгал бы тебе?» группы «Чарльз и Эдди». В те времена мои черные волосы были аж до пояса, так что я — это Эдди, и я бросаю Чарльза ради Элиота. Мы всегда спорили, кому достанется подвывать в припеве, а сами слова «Неужели я солгал бы тебе?» мы в тот год вставляли к месту и не к месту.
Элиот засмеялся, по-видимому, он в первый раз за вечер расслабился. А я все еще пребывала в радостном состоянии духа, хотя и знала, как будет больно падать обратно на грешную землю. Как бы мне ни хотелось, чтобы это была моя жизнь, но это было не так. Это был шаг в какой-то параллельный мир, чтобы показать мне, как все могло бы быть, если бы Элиот любил меня.
Внезапно я почувствовала боль от того, как сильно мне хотелось именно такой жизни, она усилилась и затопила меня с головой. Это было все, чего я желала, — ощущения, что Элиот рядом. Мне хотелось, чтобы это длилось вечно и было моим, а не случайным миражом. Я больше не смогу вынести этого эфемерного состояния, которое намного лучше моей теперешней жизни. Я даже испугалась, что полуобуглившееся полено вот-вот сползет и просто распадется в золу, повлияв тем самым на мое настроение.
— Через пять минут нужно ехать, Элиот! — Мистер Гедимэн наклонился к дивану и потряс Элиота за плечо.
Вот и все, хорошенького понемножку. Я попыталась быстро справиться с подступившими слезами, но весьма громко всхлипнула, когда он сказал нам:
— Все хорошее рано или поздно заканчивается. Элиот наклонился и потер лицо.
— Хорошо, я догоню через секунду!
Это слишком быстро. Я не хочу, чтобы он уходил. Про себя я думала: «Если ты меня попросишь, я поеду с тобой, но ты должен меня попросить…» Он не попросил.
— Может, я могла бы вернуться с тобой? — предложила я.
— Ты что, с ума сошла? Ты хочешь уйти от всего этого? — он потряс головой.
— Но я так и не узнала до конца, каково это — жить в Йосемитском парке, — уговаривала я его.
Элиот заключил меня в объятия, и я почувствовала, что мое сердце готово разорваться.
— Иди сюда!
В обычной жизни я могла держать себя в руках, но час, проведенный бок о бок, сыграл со мной злую шутку. Я не могла дистанцироваться. К счастью, он все еще обнимал меня и горячо шептал куда-то в волосы:
— Ты же знаешь, что тебе были бы больше чем просто рады в моем заплесневелом спальном мешке, но я бы предпочел, чтобы ты провела ночь в тепленькой мягонькой постельке.
Он отпрянул и взглянул на меня, и обычный его нежный взгляд в воспринимался мной более остро. Я почувствовала, что его руки отпустили мои и двинулись наверх, к моему лицу. Он убрал волосы мне за уши и быстро провел по скуле. Потом посмотрел на мои губы, словно видел их в первый раз.
— Ты такая красивая, — прошептал он.
Часть меня потеряла голову, а другая завизжала:
«Не надо! Не делай следующий шаг к сближению, пока ты действительно не захочешь этого!» Я полностью отдалась его воле. Может, он скажет хоть что-нибудь?
— Лара, — сказал он просто, когда наклонился и запечатлел самый сладостный поцелуй на моих губах. Я почувствовала его каждой клеточкой своего тела. Чувство было даже сильнее, чем я надеялась пережить.
— Элиот! — внезапно вмешался мистер Гедимэн. — Ой, извините!
— Ничего! Пойдемте! — Элиот вскочил, взъерошил мои волосы. Он как бы снова оттолкнул меня, я свалилась со своего пьедестала и снова стала просто другом. — Я завтра приеду к завтраку!
Как он может уехать? Как он может уехать после того, что сделал? Я не могла говорить. Я была в шоке. Каждая моя частица хотела его. Но от ушел.
Обняв одну из больших гобеленовых подушек, чтобы восполнить пустоту из-за его ухода, я вновь переживала поцелуй. Я столько лет фантазировала о продолжении того поцелуя на вечеринке, и теперь, когда это произошло, я чувствую то, что не ожидала почувствовать. Не могу полностью определить это ощущение. Я проигнорировала страсть, желание и мечтательность и осознала, что к моим переживаниям примешивается раздражение. Негодование. На самом деле часть меня обижена. Почему Элиот что-то предпринял именно тогда, когда у меня завязываются какие-то отношения с Джоэлом? Не пытается ли он просто-напросто вновь получить полную власть над моим сердцем? Может, его эго не может смириться с наличием соперника, и хотя он ничего мне не предлагает, но все равно хочет, чтобы я была предана ему на все сто. Но, разумеется, это на него не похоже.
