— Потому что мой малыш ни в чем невиноват, и я полюбила его с первой секунды, еще ничего не осознавая, я уже чувствовала, что во мне жизнь, которая является самой большой ценностью…
Все-таки отключаюсь, падаю в спасительную темноту, только сны снятся очень странные.
Мне все кажется, что крепкие руки обнимают меня в моей дреме, ласкают тихо — тихо, чтобы не разбудить.
Проходятся по моим волосам, отводят прядки в сторону, а затем чувствую горячие губы на своих. Лишь мгновение, обжигающее, сжигающее…
84
Александр Ставров
Я собираю людей. Обращаюсь к одному из лучших профессионалов, старому другу отца. Война сплачивала многих, так и Владислав Ставров, дослужившийся до почетного звания, прошел путь со многими пацанами, которые нашли себя в жизни и после горячих точек…
— Если для тебя это так важно, я поеду лично, Александр Владиславович… — слышу в трубке голос доктора Рошля и прикрываю на мгновение веки.
Полет. Каждая долбанная секунда длинною в целую жизнь. Словно нож вгоняют под ногти, методично, остро, больно, медленно.
Смотрю на проскальзывающие облака, а вижу ее лицо…
То, как отбивалась, как отказывала…
- Тебя ждет невеста Лекс… а меня мой жених…
Почувствовал тогда, что лжет мне, но не понял в чем. Ярость и ревность взыграли в крови, а дальше, покушения одно за другим. Отпустил.
У нас с Алиной повисла далеко не точка.
Мы с ней оба поставили многоточие, которое вот сейчас оборачивается для меня чем-то совершенно неожиданным.
Самолет приземляется. Трап открывается слишком медленно. Мои ребята, охранники, служащие уже не один год, отшатываются и опускают глаза.
Чувствуют, что сейчас я не вполне контролирую свое природное бешенство. Любой, кто встанет на пути — труп. Разорву голыми руками. Раненный в самое сердце, я впервые боюсь…
Боюсь не успеть…
Боюсь потерять…
Ее… их… пока не понимаю.
Машины гонят по ухабистым дорогам и останавливаются возле разбомбленной больнички с выцветшими, покрытыми трещинами стенами.
— Моя мечта стать педиатром, господин Ставров, вернутся к себе и возглавить местную больницу… Модернизировать ее… Не все в жизни измеряется деньгами. У нас в крае все еще много добрых и порядочных людей. И я хочу лечить детишек, помогать. Не стремлюсь к коммерции. Не все покупается и не все продается. Вот такая вот неправильная я.
Вспоминаю слова красивой невесомой очаровательной девушки в нашу первую встречу на свадьбе. Нереальная. Воздушная. В этом струящемся платье, она говорила, а я смотрел на эти пухлые губы и представлял, как вонзаюсь губами, как имею этот рот…
Выдыхаю сквозь зубы. Двигаю в сторону здания.
О моем визите уже предупреждены. Здесь все. Вся управляющая структура округа. Прохожу мимо. Не обращаю внимание на протянутые руки. Двигаю в сторону реанимации.
Иду и стук собственных шагов отдается эхом в ушах. Становлюсь возле прозрачного стекла. Сердце пропускает удар. Больно. Млять. Невыносимо.
Пули ловить легче. Мне словно мясо выворачивают и освежевывают наживую.
Тело каменеет. Я смотр на ребенка. Совсем кроха по ту сторону стекла. Обвитый проводами. Беспомощный.
Мой сын.
Руки сжимаются в кулаки. Тело готовится к схватке с неведомым врагом, которого я зубами драть буду, пока не подохнет. И мне насрать на все и на всех.
Мой сын будет жить.
Чувствую, как на плечо ложится ладонь в дружественном жесте. Поворачиваю голову и смотрю в лицо врача.
— Дальше, позволь мне Лекс. Не мешай мне делать свое дело.
Смотрю в светлые глаза, спрятанные под стекла очков, киваю.
Доверяю врачу. Вверяю ему жизнь своего наследника, а сам оборачиваюсь. Безошибочно нахожу взглядом сошку, которая считается главной в округе.
— Есть разговор, — даю команду и иду вперед, дальше драконю главу администрации, потный мужик трясется и отчитывается о пробелах в финансировании.
— Не приведешь больницу в нормальное состояние в течении двух месяцев — сядешь.
— Александр Владиславович… это слишком короткий срок.
Блеет в ответ, и я ухмыляюсь.
— Этот срок все, что у вас есть, Козлов.
Отвечаю спокойно, но мужик с говорящей фамилией покрывается пятнами, понимает подтекст. Отшатывается и бежит прочь.
А я ловлю за руку медсестру, или врачиху, которая летит по коридору со скоростью света.
— Вишневская. Алина. Где?
Женщина называет номер палаты, и я теряю интерес. Разворачиваюсь на пятках и иду в нужную сторону.
Распахиваю дверь и получаю сокрушительный удар под дых.
В моем воспоминании Алина осталась прекрасной воздушной девочкой в кремовом платье, кричащая, страстная, обнаженная…
Сгорбленная фигурка, держащая за стену лишь тень той девушки, которую я запомнил, но стоит ей почувствовать мое присутствие и обернуться чуть — чуть, чтобы бросить острый взгляд в мою сторону, поверх плеча, как меня ударяет высоковольтным напряжением.
Эти глаза. Эти светлые омуты, они жалят. Ударяют наотмашь. Вспыхивают. Расширяются шокировано и на мгновение даже кажется, что девушка выдыхает с облегчением, но уже в следующее мгновение взгляд становится затравленным, отчаянным, воинственным.
Маленькая Вишенка. Собирается с силами, чтобы биться со мной на смерть.
Я для нее враг…
Внутри меня зверь воет. Как на привязи иду к ней. Пара шагов и девушка оборачивается, чуть приподнимает подбородок, чтобы смотреть мне в глаза и не отводить взгляда.
Маленький воин.
Смотрю в это бледное личико с кругами под глазами. Она осунулась. Изможденная. В глазах тоска на пополам с болью, явный отпечаток страдания…
Но…
Именно сейчас Алина кажется мне самой красивой, самой желанной…
Тосковал. Дико. Безумно. Не забыл. Врезалась мне под кожу, просочилась отравой в поры.
Качает отрицательно головой, словно отвечает на мой немой вопрос и у меня сносит тормоза.
Ее запах, который не перебить даже смрадом больнички и лекарствами, ведет от нее, но малышка не сдается, шепчет отчаянно:
— Я не отдам тебе своего мальчика, слышишь?! Я нужна своему сыну…
* * *
Продолжать от лица Лекса?)
