Дрейк быстро закивал и захлопал в ладоши.
— В таком случае нам пора в путь, Джек. Нас ждут дела. Джек медленно поднялся с колен.
— Нет.
Дрейк помрачнел.
— Национальная безопасность, мой мальчик.
— Может подождать, пока я немного побуду со своей женой.
— Нет, Джек, — тихо сказала Оливия. — Что ты, в самом деле?
Он повернулся к ней и увидел страх в ее глазах.
— Они подождут, Лив.
Она, казалось, сделалась еще бледнее.
— Тогда проводите нас, — сказал Дрейк. — Вашего пленника мы заберем с собой. Брэкстон привезет вас позже.
Джек, не глядя на своего начальника, поднес руку Ливви к губам.
— Оливия?
Джек. Она вздохнула, открыла глаза и убедилась, что рядом больше никого нет. Джек устроился возле нее на кушетке и взял ее руку. Она чувствовала, что он напряжен, движения у него были скованными.
Она знала, что он пришел, чтобы закончить их разговор. Она только не знала, хватит ли у нее на это сил.
— Если хочешь, мы можем поговорить позже, — предложил он и наклонился, чтобы носовым платком стереть слезы с ее щек.
Она закрыла глаза.
— Позже у меня может не хватить смелости.
Ей хотелось бы убежать. Она была в таком страхе, что знакомое чувство умиротворения, которое появлялось, когда Джек брал ее руку в свою, только усиливало его.
— Могу я надеть на тебя твой медальон? — тихонько спросил он.
Слезы душили ее. Она кивнула, разжала ладонь и почувствовала, что он взял медальон. Вот-вот она почувствует его на своей шее. Но раздался щелчок.
Она приподнялась.
— Не…
Но было слишком поздно. Он уже смотрел на раскрытый медальон.
Ей хотелось отнять у него дорогую ей вещь. Ей хотелось закричать на него, прижать драгоценный портрет к своему сердцу, где она хранила его все последние годы.
— Это я? — спросил он, дотрагиваясь пальцем до миниатюры, которая пряталась под темным локоном.
Она увидела озорные огоньки, прорисованные в глазах цвета моря, головку обрамляли завитки легких каштановых волос. Оливия почувствовала, как ее сердце снова разрывается от боли.
— Нет, Джек. Это не ты.
Он взглянул на нее, в его глазах стояли слезы.
— Это Джейми?
Она задохнулась.
— Ты слышал, что я сказала.
— Ты даже не собиралась сообщить мне. — У него был несчастный вид.
— Ты бы мне не поверил.
Она увидела, что стрела попала в цель.
— Он вылитый я в его возрасте, — благоговейно сказал он.
Она немного отодвинулась от него и спустила ноги с дивана.
— Я знаю. — Она отвернулась. — Вот почему твой отец пытался забрать его у меня. Вот почему его пытался погубить Джервейс.
Она сказала это обдуманно, провоцируя его на насмешку. Желая раз и навсегда покончить с напрасными надеждами.
— Зачем Джервейсу нужно было убить ребенка? — спросил он, но это не прозвучало так, словно он не поверил ей. В его словах звучал ужас.
Она горько улыбнулась:
— Потому что он видел Джейми. Знал, что, едва увидев ребенка, ты все поймешь и признаешь его своим сыном.
Он тяжело втянул воздух.
— Ты считаешь, я бы не признал?
Она пожала плечами:
— Откуда мне знать, Джек? Ты бы поверил мне, если бы не увидел подтверждения?
Он склонил голову над ее руками.
— Ты имеешь право сомневаться во мне. Но я в самом деле верю тебе. — Когда он поднял голову, она увидела печаль в его глазах. — Боже, Ливви, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?
Она чувствовала себя безмерно усталой.
— Я уже простила, Джек.
Он неуверенно улыбнулся ей.
— Ты возьмешь меня обратно?
Она грустно смотрела на него. Ей не хотелось делать ему больно. Но она не знала, сколько еще раз она может выдержать опустошение.
— Зачем?
Он удивился.
— Я люблю тебя.
Она пожала плечами:
— Ты любил меня и раньше.
Она видела, какое действие произвели ее слова, и в прежние времена попросила бы прощения. Но не сейчас. Сейчас на кону стояло куда больше. И она стала жесткой, очень жесткой. Ей пришлось стать такой.
— Я был не прав, когда сомневался в тебе, — сказал он. — Я никогда не смогу искупить свою вину. Но позволь мне попытаться. Давай попытаемся вместе.
Она смотрела в его милое, дорогое лицо и видела, что он говорит искренне. В его глазах она читала угрызения совести и сожаление. Она знала, что он верит каждому своему слову. Сейчас.
— В последний раз я потеряла только тебя. Но если ты снова уйдешь, ты сможешь забрать моего ребенка. Тебе может прийти в голову, что после всего того, что я делала последние пять лет, у меня нет права оставаться матерью, ты не разрешишь мне видеть сына, и у меня не окажется никакого пристанища. Хуже того, ты позволишь Джервейсу находиться поблизости, и Джервейс в конце концов доберется до него. Он уже дважды пытался, ты знаешь. — Она покачала головой, старая боль вышла наружу. — Я смогу выжить, если снова потеряю тебя, Джек. В конце концов, я уже пережила это. Но никогда не смогу жить, если я потеряю своего Джейми.
— Нашего Джейми, — поправил он.
— Нет, Джек. Ты отказался от него. Ты не растил его, не защищал, ничем не жертвовал ради него.
— Но я хочу быть частью его жизни. Я хочу быть частью твоей жизни. Скажи мне, что я должен сделать. Скажи, как мне убедить тебя, что я изменился. Что тот мальчишка, который сотворил эти ужасные вещи, умер во Франции.
Кровь стучала в ушах Оливии. Ее преследовал запах бренди, который использовал доктор, во рту было горько. Она видела тени, появившиеся под глазами у Джека и делавшие его печальным.
— Я не знаю, Джек. — Она вздохнула, зная, что разбивает собственное сердце. — Я просто не знаю.
Сначала он смотрел на нее, сжав ее руку в своей. Потом заговорил:
— Понимаю. Но я не могу оставить тебя снова. Если ты захочешь, я хотел бы снова жениться на тебе и вернуть Джейми имя, принадлежащее ему по праву. — Она хотела возразить, но он остановил ее. — Знаю, мне предстоит многое сделать, любовь моя. Но есть одна вещь, против которой ты не будешь возражать. Это забота о Джейми. Я больше не позволю тебе жить вдали от него. Пожалуйста, скажи, что по крайней мере позволишь поселить вас где-нибудь, пока ты не решишь, как быть дальше.
Теперь сердце у нее выскакивало из груди, было трудно дышать. Снова иметь дом. Не выпускать малыша из своих объятий, наблюдать, как он открывает мир. Иметь возможность отблагодарить дорогую Джорджи за все, что она сделала для нее, — за поддержку и утешение, за ее дружбу.
— Джорджи теперь миссис Джеймс Грейс, — сказала она. — Он умер два года назад в блокаду. Был прекрасным человеком.
