— Джорджи теперь миссис Джеймс Грейс, — сказала она. — Он умер два года назад в блокаду. Был прекрасным человеком.
— Я уверен в этом, раз ты назвала своего ребенка в его честь.
— Джеймс — второе имя Джейми, — призналась она. — Его полное имя — Джон Джеймс Артур.
Она видела, как поражен Джек.
— Ты назвала его в мою честь?
Она отвела глаза, в горле стоял ком из сожалений и надежды.
— Он твой сын. Но Джеймс взял его к себе и растил вместе с собственным ребенком.
Джек заулыбался.
— У Джорджи ребенок? — Он потряс головой.
Оливия не смогла не улыбнуться.
— Твоя семья совсем не обрадовалась.
— Провалиться ей в тартарары. Если бы не они, у нас с тобой была бы семья, ты и Джорджи жили бы в мире и благополучии.
Она никогда не позволяла себе таких мечтаний. И он не сможет соблазнить ее этим сейчас. Слова немногого стоят.
— Нас преследовала не только твоя семья, — напомнила она.
Она могла бы с тем же успехом вонзить в него нож. Его глаза сделались несчастными.
— Знаю, Лив. Я не могу изменить то, что совершил за последние годы. Но надеюсь, что с этого дня смогу начать заглаживать свою вину. Позволь мне это.
Его глаза молили, и она не смогла отказать.
— Спасибо, — сказала она, с трудом удерживаясь от того, чтобы не провести ладонью по его волосам. — Я хочу, чтобы ты увидел Джейми. Мне нужно, чтобы ему ничто не угрожало.
— Поверь мне, Джервейс больше никогда не сможет навредить ему.
— Похвальное заявление, ничего не скажешь, — раздался голос Джервейса, который появился в проеме двери, ведущей в сад.
Оливия вскочила, словно ее ударили. Джек помрачнел.
— Неужели я не могу хотя бы несколько минут провести с женой без вмешательства посторонних?
Но Джервейс шагнул внутрь и закрыл за собой дверь.
— Прости, старина. Нет времени.
— Именно так, Джервейс, — произнес Джек, вставая. В комнате повисло напряжение. Джервейс улыбался, у него был вид кота, увидевшего канарейку, но Джек сохранял полное самообладание. При этом он снова взял ее за руку.
— Ты что-то неважно выглядишь, мой мальчик, — тоном увещевания сказал Джек. — Не думал, что ты можешь оказаться в таком состоянии.
Только тогда Оливия заметила, что Джервейс, всегда подчеркнуто безупречно одетый, выглядел… помятым.
— Увы, это так, — сказал Джервейс. — Я очень надеюсь, что Ливви простит мне появление в таком неопрятном виде, но мне было совершенно необходимо увидеть вас обоих.
— Если ты надеялся увидеть, как меня назовут предателем, — сказал Джек, — то ты опоздал.
Джервейс улыбался.
— Я понял это, как только увидел здесь Дрейка. Так это с ним ты был связан, с ним?
— Ты считаешь, что я буду отвечать тебе?
Но Джервейс уже не слушал его. Оливия почувствовала, как его взгляд скользит по ее коже.
— Ах, это ты, Ливви, — произнес он с фальшивым сочувствием. — Боюсь, твое личико немножко пострадало. Может помешать, знаете ли. Особенно сейчас, когда ты охотишься за новым покровителем.
Она понимала, что он собирается сделать, и холодное примирение с неизбежным охватило ее. Ей следовало бы знать, что отсрочки приговора не будет.
— Не пытайся клеветать на мою жену, Джервейс, — заговорил Джек.
Джервейс вынул табакерку и откинул крышку.
— Ты купился на ее рассказ, да? Ребенок был твой? Удивляюсь тебе, Джек; стоило бы подумать, кто еще похож на тебя.
Оливия не пошевелилась, в ушах ее гулко стучало. Джек только пожал плечами.
— Нападение — хорошая тактика, — признал он. — Но на этот раз, боюсь, она не сработает. — Он сунул руку в карман и вынул оттуда кольцо с рубином. — Что-то потерял?
Джервейс как будто слегка расстроился.
— Ну вот, — сказал он, беря щепотку табаку. — Оно всегда было немножко великовато. Я думал, что его украли. Скажем, сегодня вечером?
Джек покачал головой.
— Как ты мог? Тебе столько было дано, а ты бесстыдно предал свою страну.
— Не надо, Джек. Я поступал так, как большинство. Передавал кое-какие сплетни. Иногда прислушивался к разговорам. Скажите мне, кто из общества не делал того же.
— Но они не продавали эти секреты французам. Ты пил-ел с предателями, Джервейс; ты не можешь заявить, что невиновен.
— Ох, мой дорогой, нет. Не пил-ел. Так, иногда выпивал рюмочку-другую. Да что ты знаешь о том, как я жил? Я вынужден был крутиться, чтобы просто заплатить портному, этому безжалостному существу. Не могу сказать, как я был признателен тебе за то, что ты позволил мне распоряжаться трастовым фондом Ливви. Сумма небольшая, но всяк злак на пользу человеку.
Ливви задохнулась от негодования. Джервейс. Боже, ей следовало бы знать. Джек мог быть вспыльчивым и легковерным, но не подлым. Он никогда не оставил бы ее с ребенком без гроша. Старый гнев поднимался в ней и новые сожаления.
— Ты гнусный ублюдок, — прорычал Джек. — Я вызову тебя на дуэль.
Ливви вскочила на ноги.
— Нет, Джек.
Джек дотронулся до ее руки.
— Не волнуйся, Лив. Он недостоин этого. Много лет назад я дал себе клятву, что больше ни один человек не умрет от моей руки на дуэли.
Джервейс улыбался.
— Джек, тебя всегда легко было убедить. Хотя таково почти все общество.
— Это ты привел к нам того человека? — спросила Оливия, рискуя снова привлечь к себе его внимание. Но он был так доволен собой, что продолжил:
— Это была самая блестящая часть всей проделки. Я только упомянул Ливви, чтобы вынудить ее к действиям. И все. Вдруг весь мир заинтересовался Джеком — все, в том числе тетушка Мод, стали его разыскивать. — Он чуть не хихикал. — Это было просто очаровательно.
— Зачем ты здесь, Джервейс? — спросил Джек. — Ты должен знать, что ваш план лопнул. Не могу вообразить, чтобы ты пришел убить нас. В доме много людей.
— Господи, нет. Я мог бы явиться в среду в «Олмак». Нет, Джек. Я уезжаю. Но у меня для тебя последний подарок.
Оливия непроизвольно сделала шаг вперед, словно хотела остановить его. Ей следовало знать, что он не забудет. Для этого он и пришел.
Пять лет назад она стала бы умолять. Сейчас она знала, что это бесполезно. Ее будущее было решено, и Джервейс с наслаждением доводил дело до конца.
— Подарок? — спросил Джек, обнимая Оливию за плечи. — Я польщен.
Она почти стряхнула его руку. Лучше сейчас, чем после того как Джервейс все расскажет.
— Я просто не хочу оставлять тебя в заблуждении, — сказал Джервейс, внимательно рассматривая свои ногти, — относительно двух женщин, твоей жены и твоей любовницы. И того, как ты торопишься возвратиться к маленькой чистой Ливви. Ты все рассказал мне, когда мы встретились в прошлом году. Ты рассказывал мне, что делал во Франции. — Он улыбался. — Небольшой секрет, как оказалось.
