Лайл размотал ткань и вытащил прямоугольную оловянную шкатулку, в которой, к счастью, оказался один простой замок.
Оливии потребовалось всего несколько минут, чтобы открыть его. После нескольких попыток она открыла шкатулку одним из загадочных ключей в своей коллекции.
Когда она подняла крышку, в мастерской повисла тишина.
— Вот это да, — произнесла Оливия. — Подумать только!
Даже у Лайла перехватило дыхание.
— Это то, что я думал? — спросил он.
— Да что там, черт возьми? — взревел Джок. — Сколько нам еще ждать, чтобы узнать, что там нашли?
— Они специально делают это, чтобы подразнить нас, — сказал Рой.
В шкатулке оказался документ на плотном пергаменте, чернила выцвели и стали коричневыми, но четкий шрифт верховного суда Великобритании остался совершенно разборчивым. Бумага оказалась больше вытянута в ширину, чем в длину. На ней висела огромная печать.
— Это старые бумаги, — сказал кто-то рядом с Лайлом.
— Мусор! — громко застонал Джок. — Вся работа к черту! Столько лет! Ради мусора!
— Это не мусор, — сказал Рой. — Есть дураки, которые, подобно старому Далми, за старинные бумаги готовы заплатить хорошие деньги.
— Он мертв! Кто их теперь купит? Ты говорил, что там украшения. Золото и серебро. Все эти годы мы копали впустую.
— Ты на этом неплохо заработал.
— Несколько негодных монет! Старая пивная кружка. Ложка. Одна серьга. Сколько мы выручили за это?
— Это жалованная грамота, — объявил Лайл.
Рой и Джок наперебой стали требовать объяснить им, что это такое. Несколько голосов из толпы пообещали братьям неприятности, если они не заткнутся. Рэнкины успокоились и только что-то тихо бормотали про себя.
Лайл достал документ и внимательно прочитал текст на латинском языке. Он чувствовал, что рядом с ним стоит Оливия и тоже читает бумагу, хотя ей это, несомненно, давалось труднее. У нее не было Дафны Карсингтон, которая вдалбливала в голову Лайлу латынь, греческий и еще шесть языков. И все же она, должно быть, поняла суть документа, потому что тыльной стороной ладони утирала слезы, выступившие на глазах.
Его не должно было это особенно трогать: он держал в руках предметы гораздо более старинные, чем этот. Но ни один из них не касался его лично. У Лайла перехватило горло.
— Что это, ваше сиятельство? — спросил кто-то.
— Это совсем не то, что многие люди считают сокровищем, — сказал Лайл, немного успокоившись. — На этом документе от двадцать первого июня одна тысяча четыреста тридцать первого года стоит подпись короля Шотландии Якова Первого.
Толпа ахнула, и Лайл понял, что люди знают, насколько важная реликвия находится у него в руках.
Среди тихого шепота, доносившегося из толпы, Лайл различил спор братьев Рэнкин о том, мусор это или нет, пока кто-то не шикнул на них.
— В этой бумаге, — продолжил Лайл, — король дает моему предку, сэру Уильяму Далми, право построить замок Горвуд. «Замок или крепость, — сказано здесь, — обнести стенами и рвами и защитить его воротами медными или железными, а сверх того оборонительными сооружениями».
— Можем мы услышать все это, ваше сиятельство? — спросил Тэм Макэвой.
Лайл прочел документ сначала на латинском, потому что это звучало очень впечатляюще. Потом перевел на английский. Английский язык четырехсотлетней давности звучал не менее впечатляюще.
— Думаю, — сказал Макэвой, когда Лайл закончил, — это означает, что замок Горвуд целиком и полностью принадлежит вам, ваше сиятельство.
— Нравится это кому-то или нет! — крикнул кто-то.
Толпа взорвалась смехом.
— И мы тоже, ваше сиятельство, — продолжал Тэм. — Мы — со всеми нашими проблемами.
Толпа одобрительно загудела, снова послышался смех.
Лайл обвел взглядом всех, кто собрался здесь. Они смеялись, но не шутили. Лайл вспомнил все слова, что услышал вчера вечером.
Он почувствовал, как Оливия дотронулась до его руки, и посмотрел на нее.
— У тебя сейчас тот же вид, — вполголоса произнесла она.
— Какой?
— Вид человека, испытывающего угрызения совести.
— Эти люди… — пробормотал Лайл. — Мой отец. Что он натворил…
— Да, я понимаю. — Оливия сжала его руку. — Нам надо поговорить об этом, но позже.
Она осторожно положила документ назад в шкатулку и уже хотела было закрыть крышку, но помедлила и извлекла его назад.
— Что? — спросил Лайл.
— Там лежит что-то в уголке. Думаю, монетка. Или… — Оливия улыбнулась. Ее тонкие пальцы опустились в шкатулку и достали то, что там лежало.
Это было золотое кольцо, судя по виду, женское, украшенное рубинами или гранатами в форме кабошонов. Камни по цвету были близки к цвету волос Оливии.
Она подняла его выше, чтобы люди, стоявшие перед ней, могли его увидеть, а потом передать тем, кто стоял дальше.
В толпе раздавались охи и ахи и отдельные поздравления.
Из угла, где стояли братья Рэнкин, доносились стоны.
— Видишь? — Оливия взглянула на Лайла. — Это прекрасный, счастливый момент. Для всех, кроме этих негодяев. Наслаждайся этим.
Спустя несколько часов
Лайл стоял у оконной ниши и смотрел в ночь. На затянутом облаками небе звезд было немного.
К тому времени, когда иссякли все радостные восклицания по поводу сокровища и они опять погрузили сундучок в повозку и всей процессией направились в замок, было уже очень поздно. Даже леди были готовы отправиться спать.
Роя и Джока заперли в темницу в замке, решив заняться ими позднее.
Еще одно дело, с которым предстоит разобраться.
В Египте он сталкивался с массой подобных проблем: обман, воровство, драки и тому подобное. При раскопках случались травмы. Лодки тонули. Нападали крысы. Поражали болезни. Это была его жизнь. Временами она была интересной, даже кружащей голову. Сейчас…
Легкий стук в дверь заставил Лайла вздрогнуть. Он прошел к двери и открыл ее.
Перед ним стояла Оливия. Она была в белом халате, обильно украшенном всяческими воздушными штучками: ленточками, оборками и кружевами. Распущенные волосы лежали на плечах в восхитительном беспорядке.
Лайл увлек ее в комнату и закрыл дверь.
Но буквально сразу же передумал, открыл дверь и попытался вытолкнуть ее.
— Прими решение, — сказала Оливия.
— Глубокой ночью ты приходишь в спальню к мужчине в одном халате и ждешь от него решения?
Как давно это было? Давным-давно, целую вечность.
— Нам надо поговорить, — сказала Оливия.
Лайл опять затащил ее в комнату и закрыл дверь.
— Позволь мне объяснить тебе кое-что, — сказал он. — Девушка, которая приходит в комнату к мужчине практически раздетая, ведет себя неосторожно.
