Ее предложение возымело эффект разорвавшейся бомбы. Босс покрылся пятнами почти целиком, волосы на макушке встали дыбом, и, выпучив глаза, он заорал.
— Да я уволю тебя! Маша!!!
Машка попятилась спиной назад и натолкнулась на Макса.
Это словно оказаться меж двумя хищниками. Не то, чтобы взгляд Макса предвещал что-то нехорошее, не дурак же он. Парень стоял так, словно кол проглотил, и Маша, отступая от буйствующего босса, давясь от смеха, чуть не обожглась спиной о грудь горячего Макса, на секунду прижалась к нему, обернулась, от его взгляда ей захотелось спрятаться. Скалов на нее уже смотрел так сегодня. Грозно, испепеляюще.
— Что здесь происходит? — тон Макса казался обманчиво спокойным.
Глаза Машки сверкали озорным весельем. Она отпрянула, чувствуя, как по спине, по нервам поднимается сквозная волна сладкой покалывающей истомы, словно тело ждало этого прикосновения. И от неожиданности свершившегося разлилось через край в каждой клеточке тела горячим теплом.
— У Алексея Владимировича, — к веселью прибавилось замешательство с едва сдерживаемыми смешками, — техническая проблема интимного характера.
Она начала изображать пальцем круговое движение, подбирая слова.
— Там, там…
— Маша, принесите нитку с иголкой! — вконец растратив яд, приказал Скалов, вероятно придя в себя от присутствия еще одного человека.
Машка, стараясь больше не задевать подозрительно смотрящего Макса, прошмыгнула мимо, наткнувшись в приемной на шатенку.
— Прошу прощения, — давясь от смеха, выдавила она, не в силах скрыть улыбку. — Вот договор. Ознакомьтесь и подпишите наш экземпляр. Может, чаю?
— Чаю я уже напилась на неделю вперед, — раздражаясь, поинтересовалась шатенка, глядя в сторону туалета с выходящим из него Максом. — Где он?
— Ну, — Маша открыла договор на последней странице, протягивая бумаги с ручкой, улыбаясь во весь рот. — У него возникла маленькая техническая проблема.
— Что? — в приемную, наконец, вплыла Алина. — Прямо маленькая? Я думала, он у него большой!
В ее голосе было столько недоумения, отчего в глазах шатенки всколыхнулся боевой задор «кошки», и Машка, вспыхнув, всучила другой рукой виновнице нитку с иголкой и под обвиняющими взглядами шатенки и Макса прошипела, кивая в направлении туалета.
— Живо иди в туалет! Не знаю я какой, не разглядела.
Шатенка дернула документы к себе и неохотно вернулась в кабинет, Алина, улыбнувшись, взяла швейные принадлежности и направилась на битву с ширинкой босса, бесстрашная и отчаянная, как будто не она час назад рыдала в женском туалете. Макс же остался стоять у стойки, никуда не собираясь и не сводя с девушки пристального взгляда. Он знал этот ее взгляд шкоды. Видел много раз.
Маша уже подумала, а не смыться ли и ей тоже по какому-нибудь важному поручению, но бросать шатенку наедине с договорами, да и босса с Алиной тоже, все-таки страшновато. Беседовать с Максом тоже особо не хотелось. Ну не нравится он ей ни капельки. Совсем. Он, конечно, обаятельный парень и тело у него, что надо, и нежный. Гормоны подскочили в крови, напоминая ей, каким и где именно он был нежным в тот раз. Машка вспыхнула, чувствуя, как ей становится жарко под пристальным взглядом Макса. Его знойность не мешала ему быть чутким, когда он ласкал ее, и тело отзывалось. «Хорошо, что он об этом не знает» — подумала она, пытаясь взять себя в руки, и подняла на него глаза.
— Нужно поговорить, — сказал Макс. — Наедине.
Из-за двери туалета донеслись совсем уж громкое кряхтение и странные оханья. Шатенка тоже услышала, выйдя в приемную посмотреть, что же творится.
— Что там происходит? — спросила она, явно не борясь с воображением.
— Ну, еще, — донеслись из-за двери туалета потуги Алины. — Еще поднажми! Да! Вот так!
— Производственное внушение, — весомо сообщила Машка, едва сдерживая смех и не веря своим ушам под очередные страстные «Да» и «Еще», прекрасно понимая, что вряд ли та представляет сейчас, как босс и Алина вместе застегивают ширинку брюк, и посмотрела на серьезного Макса.
Женщина резко крутанулась на каблуках, сунула сумку под мышку и пулей вылетела из приемной. От душащего смеха Машка упала в кресло и засмеялась, слушая очередное оханье. По крайней мере, одной конкуренткой у ее коллеги стало меньше.
— Пошли, — произнес решительно Макс, беря ее за руку.
Это прикосновение приятно обожгло ее, но он тащил ее так по-хозяйски, словно они снова в школе, и Макс хотел разобраться с ней за очередную шалость. А так и было. Как старосте класса и лидеру, ему приходилось разбираться с шутками и издевательствами, а уж за вещи, типа жульничества на всяких мероприятиях, и подавно.
Был один случай, за который она ненавидела его особенно. Когда их девятый класс вышел в составе двух команд в финал КВН, им дали домашнее задание. С их стороны задание готовил Владик. И Машка никогда не забудет день, когда тот прискакал с утра пораньше и, заламывая руки, умолял не сдавать его, иначе ему конец, в его сторону никто не посмотрит и быть ему лохом до конца дней своих. Машка и сама не знала, почему вдруг пожалела его, может потому, что капитаном команды был Макс.
Подлянку разыграли как по нотам, и все сводилось к тому, что декорации к заданию сломала она. Аукнулось ей это. Ох, аукнулось. В результате Макс зажал ее в подсобке класса. Первые пару минут они молчали в полутьме, слыша дыхание друг друга, и Макс не знал, как лучше поступить. Ну не бить же ее. Девчонка как-никак, да и на целую голову ниже. Он схватил ее, прижав к себе, заломил хрупкий девичий стан на коленку, после чего до Машки дошел смысл действий, и она начала с утроенной силой беззвучно сопротивляться. Если бы она закричала, последствия были бы самые плачевные. И когда она затихла, Макс занес руку и ударил, а она поклялась, что отомстит ему. Он отшлепал ее как первоклашку, да так, что она неделю не могла сесть. Не было в этом ничего эротического, только обида. Как же она его ненавидела, но даже тогда она поняла, что одновременно со злостью, он возбудился. Именно с этого дня она начала яростно мстить ему, и Владик, верный ее заложник, помогал ей во всем.
— Зачем?
— Нужно пообщаться.
— О чем?
Машка перестала смеяться и начала усиленно тормозить, упираясь подобно козе и ногами и руками, а будь у нее рога, то и ими тоже уперлась бы.
— Хватит, — она попыталась выдернуть руку. — Я уже достаточно оставалась с тобой наедине, чтобы понять, насколько это чревато.
— Насколько? — не тормозя спросил Макс, продолжая тащить ее в кабинет.
— Один раз пострадала моя жопа, а второй раз, — она прикусила язык, потому что Макс таки остановился и уставился на нее.
— Продолжай. Что там у тебя еще пострадало?
Он так внимательно на нее смотрел, что она зарделась повторно. Живо вспомнив, как он вонзался в нее, и как сладостно, до полусознания, пьянящего разум, ей было хорошо под ним.
— Э-э, самолюбие, — промямлила она, подталкиваемая за порог кабинета.
Макс захлопнул дверь, приблизившись.
— Самолюбие, говоришь? Ты уже была у гинеколога?
Машка ничего не забыла, более того, тянула время, надеясь, что он передумал или сам забыл, искренне надеялась. «Ответственный, зараза» пронеслось в ее голове. Она соображала, как выкрутиться из ситуации, которая и без того зрела, подобно грозовой туче.
После ухода Макса домашний «банкет» продолжился. На десерт в меню значился вопрос «Когда звонить или не звонить Джефри». Или может быть по скайпу? Машке, которой и без того было тошно, пришлось выбрать скайп. И надо же, в этот вечер случился глобальный сбой по всему миру. Она выдохнула, но ровно на пять минут. Все равно пришлось звонить и объясняться. И это было подобно смерти. Как объяснить человеку, что ты не девушка легкого поведения? Ну, получилось так. Стечение обстоятельств. Со слезами на глазах она призналась, что если Джефри немедленно ее бросит, то так тому и быть. Где-то какая-то часть души Маши уже смирилась с этим, а другая часть по-позорному радостно возликовала, снова водрузив на чашу весов все сомнения по поводу будущей свадьбы. Все обошлось, чудесно и легко — Джефри, шокированный поведением невесты и случившимся, сообщил, что срочно покупает билеты, благо виза оформлена, и скоро приедет, потому что по телефону судьбоносные вопросы не решаются. Семья перевела дух. А Маша, наблюдающая день за днем за Максом, работающим с вице-президентом до потери пульса, неспециально вынуждена была думать о нем, себе, ребенке и женихе.
