«Это невидимые ступени, – ответила Серебрица, смягчаясь. – Хмари можно придавать любые очертания. Эти ветки, – она подняла взгляд к мохнатым еловым лапам, нависшим над их головами, – вряд ли смогут держать тебя твёрдо, как ступени, не прогибаясь под тобой, если за них не цепляться, как белка. А хмарь сможет. Благодаря ей ты сумеешь пройти и по льняной нитке, натянутой через пропасть, и по первому льду толщиной с пластинку слюды».
«Ты меня научишь этому?» – выдохнула Цветанка возбуждённо и восторженно.
«Да тут и учиться особо нечему, – хмыкнула Серебрица. – Это самое лёгкое, что можно сделать с хмарью, любой Марушин пёс это сможет. Просто думай о хмари и представляй себе плоскую твёрдую опору там, где тебе нужно. Ступеньки, площадки, уступы, мосты – что угодно».
Цветанка содрогнулась, вспомнив угольно-чёрную мглу за окном, застилавшую солнечный свет…
«А если у меня не получится… думать о хмари? – пролепетала она неуверенно. – И она меня не послушается?»
«Хмарь – липкая штука, – усмехнулась Серебрица. – Стоит только призвать её мысленно – и она уже тут, даже особых усилий не надо. Она легко приходит, а вот отогнать её порой бывает сложно. Смотри-ка – едва мы о ней заговорили, а она уже здесь».
Цветанка глянула и обомлела: между деревьями разлилось переливчато-радужное сияние, густое, объёмно-текучее, подвижное и живое. Длинными тягучими потоками оно медленно обвивало всё вокруг – обтекало ветви, огибало стволы, как пальцы или щупальца. Это было совсем не похоже на тот пугающе чёрный туман, который Цветанка помнила со времён, когда впервые попробовала отвар яснень-травы во время повальной болезни в Гудке.
«Слушай, я даже не знала, что она такая красивая!» – воскликнула она, со щекочущим рёбра изумлением дотрагиваясь до одного из радужных «щупалец».
«Ты теперь по ЭТУ сторону, – многозначительно пояснила Серебрица. – Ты видишь всё глазами Марушиного пса, а не человека».
Хмарь была совершенно неощутима и легка, как воздух, но стоило захотеть, чтобы она стала ступенькой, как та тут же уплотнилась, несколько утратив свой разноцветный блеск. На эту ступеньку можно было опереться рукой: она чувствовалась не как твёрдое вещество, а как сгусток силы, настолько плотный и напряжённый, что от него всё отскакивало, не задерживаясь.
«Да, спокойно стоять на таких ступеньках нельзя, можно только непрерывно двигаться по ним, – сказала Серебрица. – Хмарь никогда не застывает, она текуча, а потому и ты должна быть на ней подвижной. Ну, попробуй».
Страх улетел в небо, словно вытолкнутый внутренним напряжением «ступеньки». Хмарь легко подчинялась малейшим порывам воображения: стоило Цветанке мысленно нарисовать в пространстве ступеньки от земли до макушки ближайшей ели, как текучая сила тут же приняла нужную форму. Воровка попробовала поставить ногу на первую из ступенек. Это было непривычно и не совсем просто: напряжение силы не давало времени на размышления и колебания, сбрасывало ногу, и приходилось сразу же начинать быстро двигаться, чтобы удержаться на такой лестнице.
«Шевелись, шевелись, – подбадривала с земли Серебрица. – Замирать нельзя – упадёшь. Если надо всё-таки помедлить на одной ступеньке, то можно слегка переступать ногами на месте…»
У Цветанки дух перехватило от такого подъёма. Птицей взлетев до макушки ели, она уцепилась руками и ногами за гибкий ствол и принялась с хохотом раскачиваться.
«Ух-ха-ха! Вот это да!»
Море осеннего леса казалось бескрайним, а сердце рвалось в полёт над верхушками деревьев, под небесным простором. Вдруг рядом взметнулась радужная петля, захлестнула еловую макушку и потянула, сгибая, вниз… Ухватившись за этот длинный переливчатый тяж, Цветанка соскользнула на землю. Слезь она по обычной верёвке, ободранные ладони сейчас бы горели огнём, а от верёвки из хмари на руках, напротив, остался холодок. Серебрица отпустила конец тяжа, и гибкая ель со свистом выпрямилась.
«Вот это диво так диво!» – восклицала Цветанка, прыгая по полянке и играя с потоками хмари – то раскидывая их в стороны, то завязывая узлами, то спутывая в радужные клубки.
Серебрица наблюдала за её ужимками со снисходительной усмешкой взрослого. Потом ей, видимо, надоело, и она просто исчезла, растворившись между стволами, а Цветанка ещё долго не обращала на это внимания, забавляясь с новой «игрушкой» – делала везде, где только можно, невидимые ступеньки и скакала по ним. Со стороны, наверно, это выглядело так, будто Цветанка летала по воздуху…
Как Серебрица и говорила, от хмари оказалось не так-то просто избавиться: та никак не желала становиться снова невидимой, и Цветанка, увязая и путаясь в длинных переливающихся «соплях», плавающих повсюду в воздухе и норовивших обвиться вокруг лица или ног, побежала искать свою наставницу. Запах Серебрицы она уже научилась выделять среди прочих и улавливала его везде, узнав, каково это – идти по следу, как самый настоящий зверь. Это был даже не столько запах, сколько ощущение присутствия, от которого все волоски на теле становились дыбом – будто кто-то невидимый глядел в спину… Серебрица здесь была, она здесь прошла, Цветанка всем нутром ощущала в воздухе звенящий след.
«Ну, чего тебе?» – раздалось сверху, и воровка, вздрогнув, остановилась.
Серебрица расположилась в развилке толстых веток, устроившись там, как в гнезде.
«Как это всё убрать?» – спросила Цветанка, то и дело отводя от своего лица соплеобразные ошмётки хмари.
«Что, наигралась?» – хмыкнула пепельноволосая девушка-оборотень.
«Попервой-то вроде потешно, а потом… – Цветанка покосилась на радужную плеть хмари, которая своим округлым концом обнюхивала её плечо, словно живое существо. – Потом уже как-то… не по себе. Будто я рехнулась и это всё мне мерещится».
«Да, прилипчивая она, – вздохнула Серебрица. – Ну, закрой глаза и медленно дыши. Вдох… выдох… Потом открой глаза».
Последовав этому совету, Цветанка стояла, растягивая дыхание, насколько это было возможно. Когда она открыла глаза, хмарь как ни в чём не бывало плавала вокруг.
«Она всё ещё тут», – пробормотала воровка.
«Ну, ещё так подыши. Не всегда получается с первого раза».
Цветанка ещё немного позанималась дыхательными упражнениями. После нескольких подходов она с облегчением увидела, что радужное море «соплей» исчезло.
