— Насколько я помню, — возразила она, — на свадьбе ушла именно я.
— Туше, сеньорита, — признал Начо.
Желание накрыло его обжигающей волной, когда Грейс наклонила голову, словно бросая на него кокетливый взгляд, хотя она, конечно, ничего подобного сделать не могла. Он любил такие словесные перепалки. Ему нравилось, как Грейс позиционировала себя. И ему нравилась сама Грейс. Очень нравилась.
— Что-то не так? — спросила она. — Ты затих…
— Я просто наслаждаюсь прекрасным днем, — ответил он, про себя решив, что удачно перевел разговор на погоду, как это часто делают англичане.
— День действительно прекрасный, — согласилась она.
Начо поймал себя на мысли, что ему бы очень хотелось, чтобы Грейс смогла увидеть, насколько красив день. Его беспокоил все возрастающий интерес к ней. Начо решил вернуть разговор к делу, он был уверен, что Грейс его разочарует своим непрофессионализмом. Тогда он сможет со спокойной совестью отправить ее домой и положить конец фантазии, в которой он из тяжелого, бесчувственного человека превращается в героя, которым Грейс может восхищаться.
— Бадди очень нравится такая погода.
— Прекрасно, — отозвался он без энтузиазма.
Начо смотрел на собаку. Собака смотрела на него. Он любил животных, и они обычно отвечали ему тем же. Но только не этот пес.
Начо снова посмотрел на Грейс. Жизнь порой бывает очень жестока, но это не меняет сути дела. О чем, черт возьми, думал Элиас? Какой толк от слепого сомелье?
— Расскажи мне о своей работе, — попросил он, чувствуя, что начинает снова закипать. — Как ты это делаешь?
— Что ты имеешь в виду? — спросила она, продолжая идти вперед. — Я слепая, но я могу чувствовать и вкус, и запах.
— А как насчет прозрачности вина? — наседал он с возрастающим нетерпением. — Как насчет осадка, цвета, плотности?
— Цвет мне приходится принимать на веру, когда люди мне его описывают. А осадок я, как и большинство людей, могу почувствовать на своем языке. И я ожидаю, что мне не предложат водянистое или мутное вино люди, серьезно относящиеся к своей продукции.
«Это был камень в мой огород?» — спросил себя Начо.
— Ты кажешься очень уверенной в себе, — произнес он.
— Ты убедишься в этом, когда мы начнем дегустацию.
— Так далеко мы еще не зашли, — напомнил он, пытаясь припомнить, получал ли он когда-либо такой отпор от женщины.
Начо снова скользнул по ней взглядом. Подчинение Грейс доставит ему истинное удовольствие. Но есть одна вещь, которой он будет изо всех сил сопротивляться. Он прекрасно знал о долговременных последствиях в результате импульсивных поступков, и он не собирался снова следовать по этому пути.
— А зачем еще я, по-твоему, здесь нахожусь? Элиас с нетерпением ждет моего вердикта не только по вину, но и по способу его производства.
Неужели она серьезно надеется, что он позволит ей остаться и сделать эту работу? Сама мысль о том, что его вино будет судить Грейс, была для него неприемлема! Но ее работодатель, Элиас, был не только одним из самых уважаемых специалистов в виноделии, он был самым крупным дистрибьютером в Европе. Он был нужен Начо. Но у Грейс не было ни опыта, ни достаточно мудрости для этой работы. Как она могла заменить Элиаса, который всю свою сознательную жизнь посвятил вину?
— Я знаю, о чем ты думаешь, — продолжала Грейс. — И понимаю причины, по которым ты хочешь, чтобы я уехала. Я еще раз приношу свои извинения за то, что я не соответствую твоим представлениям об идеальном сомелье, но ты должен знать, что я отношусь к своей работе очень серьезно и хорошо в ней разбираюсь, — поэтому Элиас доверил мне сделать эту работу. Может, сначала посмотришь на меня в действии, а уже потом отправишь домой?
Неужели он настолько предсказуем? А насчет того, чтобы увидеть Грейс за работой…
Ее собака остановилась, когда они подошли к белому забору, ограждавшему гостевой коттедж.
— Спасибо, что проводил нас. Дальше мы справимся сами.
«Она что, прогоняет меня? — Его взгляд потяжелел. — А если я еще не собираюсь уходить?»
Он увидел, как Грейс ощупывает кончиками пальцев забор, чтобы найти вход. Ее независимость и ее уязвимость глубоко тронули Начо. При мысли о том, что она постоянно окружена сплошной темнотой, дрожь пробежала по его спине. Ему захотелось оберегать и защищать ее…
— Увидимся позже, Начо, — небрежно попрощалась она.
— До встречи, — бросил он.
Он открыл перед ней входную дверь. Хотя они разговаривали всю дорогу, у него осталось много вопросов. Как долго она болела? Она теряла зрение постепенно или ослепла сразу? Давно ли у нее собака? Может ли она видеть хоть что-нибудь: слабые очертания, свет?
— Очень любезно с твоей стороны, Начо, — сдержанно улыбнулась Грейс, прижавшись спиной к двери, чтобы не пустить его внутрь, — но в этом действительно нет никакой необходимости. Я прекрасно справлюсь сама.
— Позволь мне, пожалуйста, самому решать, что необходимо, а что нет, — властно сказал он.
Он никогда никому не подчинялся. Он играл только главную роль, так было всегда, и так будет и впредь.
— До свидания, Начо.
Прежде чем он понял, что происходит, Грейс проскользнула мимо него и закрыла дверь.
Значит, он больше ей не нужен? Что ж, прекрасно! Он должен быть доволен.
Но он не был рад.
Начо снова оседлал коня и, пришпорив его, поскакал прочь.
Начо все еще не остыл после небольшой перепалки с Грейс, когда вернулся в имение.
Он позвонит Элиасу и все ему откровенно объяснит. Он объяснит, что Грейс следующим же рейсом вернется домой, и если Элиас не сможет предоставить достойную замену, Начо придется искать другого эксперта для оценки его вина. Он надеялся, что Элиас сможет найти специалиста, в котором они оба будут уверены.
Он должен был знать, что в жизни не бывает все так просто.
Трус? Его никогда в жизни никто не называл трусом, не говоря уж о пожилом виноторговце.
Женоненавистник? Хорошо. Пожалуй, так его несколько раз называли.
По правде говоря, разговор с Элиасом не получился.
Начо предвзято относится к Грейс? Он посмел осуждать ее, не дав ей возможности проявить себя? У Начо предубеждения против людей с ограниченными возможностями? Или, может быть, он побоялся предоставить свои вина на суд настоящего эксперта? Должен ли Элиас начать беспокоиться? И вообще, у него нет времени на подобную ерунду!
И все это было сказано в весьма гневном тоне.
И что ответил Начо?
Он не согласился ни с одним из пунктов обвинения! Он был самым непредвзятым человеком из всех, кого знал.
