Смерти подобна
Мелевич Яна
Глава 1
Ночь сегодня невероятно хороша: на темном покрывале ни звездочки, ни надоедливой луны. Раздражающий желтый блинчик не отсвечивает, а значит, оборотни сегодня будут сладко спать. Эх, хорошо. Можно прогуляться вдоль старых заброшенных могил посреди леса и не нарваться на очередного озабоченного поиском «истинной» пары извращенца с хвостом.
Хорошая у меня все-таки работа, совсем непыльная. Броди себе ночами вдоль каменных плит: зомби укладывай, духов гоняй, сатанистов пугай до ужаса…
— Девушка, девушка, а подскажи, как пройти в библиотеку? — раздается хрипловатый, пугающий голос из-за тени высоких деревьев. Тяжело вздыхаю: что-то с маньяками я погорячилась.
— Какой-то глупый подкат, дяденька, — отзываюсь как можно более равнодушно.
Ногой пинаю давно заросший сорняками холмик чьего-то последнего пристанища. Взрыхлив с трудом твердую землю, задумчиво рассматриваю древко своей любимой лопаты. Нужна или не нужна? Вырезанные символы недовольно отсвечивают мистическим голубоватым светом на черном лакированном дереве.
Ишь какая! Скучно ей, видите ли. У нас тут работа, дорогуша. Не до извращенцев всяких!
— Красавица-а-а, — с придыханием стонет столичный маньяк, который, по версии следствия, сбежал именно сюда, в Урюпинск — столицу российской глубинки.
Полиции все равно, главное, он больше не у них, а нашему маленькому, уютному, красивому городку — лишняя головная боль. И мне заодно. Его же придется где-то хоронить, а местные жители кладбищ так не любят новеньких…
— Дядя, — разворачиваюсь, упирая руки в бока и отмахиваясь от комара.
Вокруг тишина и елки, воздух наполнен свежестью. Где-то там, за забором, гораздо дальше, пятиэтажные дома и уютный город, засыпающий под покровом ночи. В мою сторону движется грузная тень с явными недружелюбными намеками.
Все-таки не люблю настойчивых мужчин. В прошлом году пришлось даже одного вампира упокоить: так достал своими серенадами о группе моей крови! Хотя стишки пошлые он сочинял ничего, да.
— Девушка, а почему такая богиня — и одна на кладбище? — вновь принялся за старое маньяк, заведя руку за спину.
— Говорят, ночные прогулки по кладбищу очень помогают сохранить молодость и здравый рассудок, — отвечаю безмятежно, продолжая наблюдать за его действиями.
Дяденька маньяк готовится. В его голове зреет коварный план на мое бренное девичье тело, а моя лопата настойчиво подается древком в руку. Отгоняю нетерпеливый инструмент, тихо шикнув на нее, и та обиженно сверкает вырезанными символами.
Тоже мне, девица гордая.
— А ты знаешь, что хорошеньких девочек могут съесть волки, если они будут гулять в неположенное время?
Начинаю зевать. Вся ситуация напоминает мне плохой фильм, где злодей долго рассуждает перед финальным ударом, решив выложить последний план захвата мира своему врагу. Сюр всего происходящего: маньяк Иван Иваныч даже не понимает, как ему сегодня не повезло. Вот сидел бы в своем сарае, думы думал, планы кровожадные строил. Остался бы целехоньким и здоровеньким. А теперь, право, не знаю: хоронить целым или по частям?
Не люблю маньяков. Они вечно умирают долго, нудят знатно и уходить в иной мир отказываются. Хотя зомби из них получаются отменные: послушные и кровожадные. Выпусти такого в огороде, и никто твою капусту не вздумает украсть — испугаются. Жаль, что конвенция давно запретила использовать человеческий биоматериал в качестве создания этих существ.
Ох уж эти международные организации по правам живых и мертвых.
— Сейчас я сделаю тебе больно… — шипит Иван Иваныч, грязными пальцами хватая за запястье и сжимая его с силой.
Глаза выпучены, челюсть напряжена, а темные волосы всклокочены. Заносит надо мной нож и тяжело дышит, так, словно пробежал три километра. Еще чуть-чуть — двадцать пять ножевых ранений в грудь мне обеспечены. Терпеливо жду продолжения, приподняв бровь.
— Боишься? — дышит на меня несвежим дыханием маньяк.
— Честно говоря… — со скепсисом произношу, оглядывая давно не стираный помятый костюм и небритость, проступающую на обрюзглом лице преступника. — Очень, — киваю, выпячивая грудь.
— Дрожу вся, — заверяю еще раз немного ошалевшего мужика, высвободив свою руку.
Хватаю его за запястье, дабы притянуть нож ближе к тому месту, где у меня сердце, — и отпускаю.
— Давай. Умру красивой, одинокой и глубоко страдающей.
Для верности вздыхаю, прикрываю глаза и готовлюсь умирать. Проходит секунда, затем вторая. Тихий стук раздается совсем рядом, и что-то тяжелое падает к моим ногам. Я спешно открываю глаза, с неудовольствием глядя на повисшую лопату, зависшую в воздухе.
— И зачем? — искренне возмущаюсь столь бессовестным поступком: взяла и стукнула моего убивца по темечку без спроса! Нахалка!
Лопата пару раз отсвечивает символами, отвечая мне что-то очень заковыристое и нецензурное. Затем настойчиво вонзается металлическим ковшом в землю, игнорируя любые попытки воззвать к ее совести. Да откуда ей взяться у магического артефакта?
— Хоронить тоже мне предлагаешь? — ворчу, пнув тяжелую тушу в бок. — Как я его потащу? В нем килограмм сто двадцать, не меньше.
Делать нечего: оставлять на кладбище нельзя — местные жители будут недовольны, — тащить в полицию тоже нет смысла. Потом объясняй бравым служителям закона, как мелкорослая девица — весом в пятьдесят килограмм и ростом в сто шестьдесят сантиметров — такого бугая уложила. Не поверят, потребуют экспертизы, расследования, свидетелем выступать. За лопату, опять же, штраф можно схлопотать. Лицензию на ношение опасного боевого артефакта я просрочила аж на полгода — все лень сдать медкомиссию на магическую адекватность. Ехать нужно в другой район. А оно мне надо? Нет.
Значит, придется упокаивать на месте без шума и пыли. Остальные покойнички ничего, подвинутся, чай не стены.
Стою, копаю могилу. Дело это небыстрое, хлопотное и требует большой физической концентрации. Земля в этих местах твердая, пробивать приходится каждый сантиметр. Набралась уже приличная кучка грунта, а яма еще недостаточно большая.
Рядом лежит маньяк Иван Иваныч, рыдает, захлебывается солеными слезами и пытается провыть слова пощады заговоренными на молчание, губами. Его тело магически обездвижено, руки и ноги сплетены связующими фиолетовыми нитями, отсвечивающими в темноте этой славной ночи.
— М-м-м!
— Знаю-знаю, не поместишься, — киваю на очередной звук со стороны несостоявшегося преступника.
— Хм, может по частям? — задумчиво перевожу взгляд на Иван Иваныча. Тот отчаянно машет головой и вновь громко мычит. Отчаянно так, с надрывом.
— А-а-а, шалун, — грожу пальцем, кровожадно улыбаясь. — Поздно, надо было сразу убивать. Не факт, что это бы тебя спасло, но мог бы по кустикам куда-нибудь убежать, пока бы я очухивалась.
Глаза Иван Иваныча закатываются, и он вновь погружается в блаженный обморок. Вот нынче слабый мужик среди людей пошел, нервный. Стараешься ради него, кошмары пострашнее для его психики придумываешь, — а он знай себе, точно кисейная барышня, сразу в небытие проваливается.
Пока копаю, не замечаю, как мой — еще пару минут назад умирающий — будущий покойничек начинает медленно отступать. Точнее, отползать словно гусеница, барахтаясь в траве и раскиданной всюду земле. Магические путы не выдерживают отчаянной возни и разрываются, успеваю только заметить кинувшуюся в лес тень. Она спотыкается, бежит, истошно крича на все кладбище:
— Помогите! Сатанистка, ведьма, сама Смерть, а-а-а-а!
— Вот блин, — вонзаю лопату в землю, цокнув языком от недовольства, глядя вслед убегающему маньяку. — Ты куда побежал? Эй! Дурачок! Нормально же лежал, чего психанул?
Бесполезно, Иван Иваныч уже скрылся где-то за старыми оградами в лесочке. Кто бы ему сообщил, что чуть дальше живет семья вурдалаков в семейной могиле. А по соседству с ними — двухсотлетний вампир Григорий. Они не любят ночных гостей. Особенно тех, кто неожиданно нарушает их личные границы и топчут любимые ландыши, которыми обросла половина кладбища.
