Однако другого царя в нашей стране нет.
— Кристин, — вздыхает Вася, и я поднимаю на него взгляд, а затем начинаю разглядывать свой маникюр. Вот пойду к своей маникюрщице: какой сделать? Ядовито-зеленый? Черный с черепушечками?
— Кристина!
— Оу? — едва не падаю назад, но вовремя выпрямившись и морщась от напряжения в спине. — Слушай, вы достали. Не трогала я ваши мощи. И ты, Вася, — тычу пальцем в дьяка, фыркнув громко, — прекрасно это знаешь! Ты же со мной стоял, когда их тырили.
— А может, вы их раньше украли, после чего навели морок. — вставил свои «пять копеек» Виталик, постукивая самопищущим пером и довольно улыбаясь своей теории.
— Нет, — одновременно отвечаем мы с Васей, отчего я удивленно вскидываю бровь.
— Че «нет»? — интересуется Иванушка, почесывая русый затылок и наклоняя голову набок.
— Да какой морок? Во-первых, мы весь алтарь перепроверили три раза на магическое воздействие перед мессой, — поджал губы Василий, а его кадык дернулся, и он бросил в мою сторону немного виноватый взгляд, добавляя:
— Во-вторых, какой морок и Кристина? Она же прилично руну сохранения сил начертить не может, а вы «морок»!
Возмущенно втягиваю носом воздух, желая проклясть его чем-нибудь эдаким. Эти два полудурка ржут, пока я скриплю зубами.
Черт возьми, нашел тоже убедительные доказательства моей невиновности: признал профнепригодность! Да, я не умею в руны. Это просто не мое. Я — некромант-стихийник. Не в плане стихиями управляю, а сила у меня стихийная. Никакие руны просто не укладываются в моей памяти.
Таких как я очень мало. Большинство магов, ведьм, колдунов, некромантов и даже демонологов используют руны для сохранения баланса и уменьшения затрат своего магического резерва. Их всего три десятка: от простых для бытовых заклятий и до сложных в случае боевого применения. За все время в магической школе я с трудом запомнила только самые необходимые для комфортного проживания, но другими без подсказки никогда не пользовалась. Мой дар работает иначе — стихийно, спонтанно. Называй как хочешь. Проклятия, заклятия — они формируются в моей голове, выедая мой источник гораздо быстрее, чем у других. Именно поэтому я торчу в этом провинциальном городе, где самое крупное преступление: превышение скорости полета в нетрезвом виде на метле. Никому не нужен некромант, способный выжечь свой дар до основания на крупном задании.
Да еще и тот, чья жизнь повязана с самой Смертью.
— Не вижу убедительных доводов отпускать гражданку Замогильную на волю, — снова хмурится Виталик. И чего он привязался ко мне?
— Но и убедительных оснований меня держать тоже нет, — фыркаю, протягивая руки, и Ванюша вначале неуверенно косится в сторону следователя Гулько, затем на дьяка, получая утвердительный ответ кивком.
Замок с браслетов тихо щелкает, и мои запястья свободны. Я вновь слышу собственный источник, он довольно отзывается на призыв, предлагая их всех тут проклясть до седьмого колена. Заманчиво, но чревато ночью в камере. А там жестко и никаких девичьих условий. Не хочу даже знать, во что превратились мои волосы и как сильно осыпалась тушь для ресниц.
Поднимаюсь с табурета под пристальным взглядом недовольных глаз следователя. Надо не забыть забрать свои амулеты на выходе из камеры хранения вещественных доков подозреваемых. Не прощаясь, гордо приподнимаю подбородок, ткнув пальцем в каждого:
— Вот помрет у вас теща, не приходите просить ее упокоить. Пусть до смерти вам мозги колупает!
И выхожу за дверь, от души ею хлопнув. Знаю, это по-девичьи глупо, но бесит. Весь день насмарку, ночью бы успеть на кладбище да с этим Иваном Иванычем разобраться. Иначе завтра меня в похоронном бюро ждет выговор.
Борьке Горынычу — среднему из братьев — вообще наплевать на смягчающие обстоятельства. У него невыполнение работы карается штрафами и лишением премии. Он тут единственный держит похоронный бизнес всего города, кладбище тоже его вотчина. Как и крематорий, где Борис лично подрабатывает печью для сжигания тел усопших, если таково пожелание родственников. И все жалобы с кладбища, а также кляузы от покойников, не ушедших в мир иной, мэрия шлет нам. Боря оправдывается, а по шапке получаю я.
— Кристина, подожди! — меня на середине коридора настигает Вася. Недовольно отмахиваюсь от него, спеша к серой металлической двери, где находится камера хранения. Толкаю ее, пыхтя от того, какая она тяжелая, и врываюсь внутрь, напугав играющих в «Дракон-гоу» гоблинов.
— Вещи мои, быстро! — рявкаю с порога, и самый носатый зеленый тощий гоблин поправляет очки, одергивая форму.
— А лазлешение? — не выговаривая «р», гундит этот гад, стуча длинными когтями по поверхности деревянной стойки и второй рукой касаясь золотой серьги в большом ухе. За ним длинные ряды стоек с ящиками, где хранятся вещи. Считать их бесконечно: заклятие расширения, встроенное в саму систему полицейского управления, свое дело знает.
— Я ее разрешение, — выходит на передний план Шумский, а я просто позволяю ему сегодня побыть героем. В конце концов, без него я тут буду долго торчать.
— Флыф, Фаня, фходи посмофри, — приказал старший гоблин недовольному младшему, пиная его со стула.
— Фто фрафу я?!
— Фсе фавно фифней фстрафаешь. Я фсе профефю, — закатываю глаза, потому что не знать единственного дьяка нашей церкви — это нонсенс.
Но гоблин сосредоточенно щурит темные глазки, проведя языком по острым зубам и опуская очки на переносицу. Вася вскидывает брови, удерживая церковный небольшой круглый плоский медальон со знаком принадлежности к военному чину. Покривив уродливую морду, зеленокожий гоблин недовольно бурчит:
— Фафна. Уфофофили. Но я плофелю!
Глава 5
Спустя несколько минут на стойку со звоном вытряхивают мои пожитки: два защитных браслета, медальон некроманта, смартфон с эмблемой блюдца с яблочком, серьги-накопители с необработанным природным изумрудом — редкая вещь, но отличная. И одну-единственную выжившую, измятую и изломанную гвоздику с пачкой сигарет.
Раскладываю все по карманам джинсов, надевая серьги и защелкивая замочек, едва вдев в мочку уха.
— Кристина, давай поговорим, — снова вздыхает рядом Вася, наблюдая за моими сборами. Гоблины рядом тихо шуршат, подергивая ушами. У-у-у-у, сплетники. Будут потом с домовыми за чаем трезвонить, о чем мы тут болтали, и все переврут.
— О чем? Вроде бы все закончилось: я не виновата, костяшки не найдены, — пожимаю плечами, надевая браслеты. Сжимаю и разжимаю руку, ощущая, как магия браслета прошлась искрой по коже.
— Об этом и поговорим, — терпеливо отвечает Шумский, следуя за мной по пятам. — Я хочу, чтобы ты тоже участвовала в расследовании. Как консультант.
Вначале едва не запинаюсь на пороге, услышав такую глупость. Затем оборачиваюсь и смотрю в голубые глаза, понимая, что это Вася вовсе не шутит так глупо. И не пытается вновь таким образом позвать на свидание под видом расследования. Лицо серьезно, напряжено, а челюсти сжаты.
Что ж, дорогой, придется тебя разочаровать.
— Нет, — отвечаю быстро, выходя из комнаты хранения, спеша к выходу. Сейчас домой, ополоснуться или можно не мыть голову. Так пойду, буду сегодня всех пугать по кладбищу с лопатой: от сатанистов до маньяков.
— Но почему?! Неужели тебе все равно, что артефакт такой мощности неизвестно где? Ты ведь сама говорила, что он сильный, — Шумский спешит за мной. Киваю напоследок охраннику на выходе, выбираясь на темную улицу.
В городе тишина. Только где-то тихо слышно кузнечиков. На темном небе уже видна небольшая часть Луны в окружении серебристых звезд. Пахнет лесом, травой и чем-то терпким. Не могу разобрать запах. Он будто ускользает от меня, пока я вглядываюсь в желтые огни окон домов и прикидываю, как быстрее добраться до дома.
Вызвать такси-метлу?
Или лучше обычное?
Метла быстрее, но там вечно нерусские ездят. Какой-нибудь укуренный травой или полусонный эльф Изиэль, не умеющий по-нашему общаться, та еще проблема. Долетим до ближайшего столба, и все. Опять потом в участке доказывай, что ты не зло во плоти.
