========== Часть 1 ==========
Сева
Я просыпаюсь в липком поту, который тяжелыми каплями повис на висках. Резко сев на кровати, провожу дрожащими пальцами по лицу, затем – по затылку. Волосы спутались, сбившись в колтун. Комната залита серебристым сиянием полноправной хозяйки ночи, и я обвожу ее взглядом, словно вижу в таком полумраке впервые, стараясь убедить себя, что больше не сплю. Выдох сквозь сомкнутые губы. Кажется, все в порядке. Травы, книги, мебель – все как будто на своих местах. Муромец, вон, посапывает на соседней кровати, смешно обняв подушку. Так что же заставило меня проснуться с бешено колотящимся сердцем?
С трудом разъединив слипшиеся губы, отбрасываю одним движением душное одеяло. Холодный пол избушки посылает по телу новый приступ дрожи, не даря желанной прохлады. С силой зажмурив глаза, хватаюсь за стол, со вздохом опускаю голову, и отросшая челка тотчас закрывает черной пеленой глаза.
Горло горит.
Отчаянно хочется сделать хотя бы глоток воды, но во всех чашках, как назло, пусто. Непрошеная мысль заставляет скривить губы: вот бы где пригодились умения Водяной. Сознание старается уцепиться за неясное чувство, отозвавшееся барабанной дробью в сердце при воспоминании о серых глазах. Водяная… Страх накрывает с головой, когда я вспоминаю сон, заставивший меня проснуться.
Я снова в теле птицы, летящей среди тяжелых облаков на зов, ведущий меня незримой нитью сквозь пространство. Снова ищу среди неприветливых стен ту самую дверь, чтобы сказать те же нелепые слова, стараясь оценить обстановку и как можно дольше протянуть время. Дать операции шанс на успех. Но в какой-то момент сон начинает расходиться с воспоминанием. Когда я сам, а не Микоэль срезаю путы на руках и ногах девушки, Полина из сна вдруг хватает меня за горло, сжимая его пальцами с силой невозможной для девушки, столько времени пробывшей в заточении. Ее глаза, обычно напоминающие взгляд испуганной лани, темнеют, а тонкие губы растягиваются в зловещей улыбке, открывая жемчужные зубы. Пальцы на моем горле все сильнее давят, а острые ногти впиваются под кожу, оставляя неглубокие ранки. Незнакомка с лицом Водяной все громче смеется, а я, завороженный происходящим, совершенно сбитый с толку такой переменой, не сопротивляюсь.
Дрожь. Сердце и не думало замедлять свой бег. Что за странный сон? Я вернулся в кровать, повесив над собой небольшой световой шар. Спать больше не хотелось. Лежа без движения, я смотрел в потолок, стараясь разобраться в мыслях, пока не забрезжил рассвет. Нет, я не был против сновидений о Полине Феншо. В конце концов, сон о выступающих ключицах и хрупкой девушке в легкой сорочке я страстно ждал каждую ночь. Так почему его сменило это странное недовоспоминание? И почему в нем она была… не она? Обряд, несмотря на уверения отца, не сработал? Душу с новой силой терзало странное чувство, с которым я так и не смог справиться, которому не желал давать название. Признаться – означало принять. Но я все еще не был готов. Это не мешало постоянно думать о Полине, хотя меня и раздражали ее холодность и неприступность. Эмоции, которые она вызывала. Я, впрочем, не старался сблизиться с ней, довольствуясь крупицами времени, проведенного вместе: ее руки, перебирающие мои волосы в темноте, мои руки на ее талии во время полета, моя рубашка на ее плечах… Нет, ну вот как меня угораздило? От возмущения я даже фыркнул, подскакивая и начиная со злостью разбрасывать одежду.
– Овражкин, – сонно пробормотал Митя, заворочавшись, – куда ты собрался в такую рань?
– Сейчас самый сезон практик у реки.
– Замерзнешь ведь, – буркнул Муромец, отворачиваясь к стенке.
Я улыбнулся такой заботе, отчетливо слыша нотки прямого пожелания замерзнуть. Это даже подняло мне настроение, хотя и не избавило окончательно от мрачных мыслей. Мое паршивое состояние в последние дни смущало Митю, но спросить напрямую, что происходит, он не решался. Да и сам Муромец был не в лучшей форме, лелея незажившую рану, перечеркнувшую его сердце после ночи Безвременья. За столько лет дружбы мы с ним научились понимать друг друга без слов, поэтому не спешили с расспросами. Я вышел из избушки, вдыхая воздух, пропитанный горьким запахом шалфея и трепкой полыни, смешанный со сладостью яблок. Приближалось время второго Спаса, и ночи становились холоднее, унося с собой душное летнее марево. Оказавшись наконец на уединенном берегу Нищенки, я огляделся, подсознательно желая встретить ту, мысли о которой полночи не давали мне покоя. Но Полины не было. То, что она не интересовалась мной, было очевидно, отчего становилось только тоскливее. На что я все еще надеялся? Как жаль, что моя магия на нее не действовала. Это решило бы все проблемы.
Нет, тут же одернул я себя, не решило бы. Я не хотел получить внимание таким способом. Именно поэтому так необходимо было выбросить из головы эти тревожные мысли и бесполезные эмоции, рожденные присутствием Водяной в Заречье.
Казалось, проведя целый день в медитации наедине с самим собой, я слился с Нищенкой. Солнце почти скрылось за горизонтом, и песчаный бережок заиграл новыми красками. Перистые облака плыли по вечернему небу, окрашенному всевозможными оттенками ярких цветов, будто кто-то мерно добавлял по капле фиолетово-синих чернил в ярко-желтое солнце. Речка в уходящих лучах была величественна, несмотря на ее сиротливое название. Ее неторопливые воды отражали нежность синевы, насыщенную новым чувством. Я бросил взгляд на старую лодку с потертым красным боком, привязанную к едва заметному колышку. Отчаянно хотелось прикоснуться к зеркальной глади рукой, а то и вовсе скрыться под водой с рисунком небосвода.
Слушая шуршание прибрежного камыша, символизирующего животворящий источник истины, который по идее должен был помочь определиться, я с ужасом понял, что так и не смог приблизиться к разгадке своего сна. Мысли, потерявшие свою важность с течением дня, вновь вернулись. Что я должен был понять? От чего меня предостерегал зловещий образ, в который перевоплотилась девушка?
А может, все дело в том, что между нами определенно была связь, которая, наверное, не могла не
