сел, закрыл глаза и… кажется, заснул.
— Стерх, ты спишь? — через довольно продолжительное время поинтересовался Шатун, всматриваясь в бледное лицо Зандра.
Они с Леонисом уже успели обсудить бой за Лысый Холм, Крыса и Людоеда и даже будущего ребенка Агнетт.
— Нет, это всегда так долго, — ответил Король и сменил тему. — Шатун, ты ведь знаком с нашим послом в Сентории?
— Нет, не имел чести.
— Презанятный старик. Очень красиво пишет, поэтому люблю перед сном читать его донесения, — хохотнул Зандр, потягиваясь.
— Вот и познакомитесь. Роберт Стригидай присоединится к вам на границе. Он хорошо знаком с нравами Империи, поэтому прислушивайся к нему. Все же южане очень сильно отличаются от нас, — посоветовал Леонис. — К нему уже выехал гонец с инструкциями и требованиями. Он передаст их Людоеду, выиграв немного времени, чтобы мы могли обучить Киру всему необходимому, в том числе магии.
— Чего вы на меня так смотрите? — сразу почувствовал подвох Зандр.
— Не облажайся, Стерх! — пробасил Артур громко.
— Я буду прекрасным наставником. У меня талант!
Король рассмеялся и вытянул руку, чтобы забрать перчатки, но Зандр даже не подумал их отдавать и произнес:
— Подставляй лапу, Шатун.
Зандр аккуратно натянул первую перчатку ему на руку, а затем — вторую.
— Мои ладони в два раза больше твоих, Леон. А сидят, как вторая кожа, — Артур поднес руки к глазам и пристально рассматривал тонкое гибкое плетение нескольких видов металла, совсем не ощутимого на коже.
— Теперь попробуй взять Клеймор, — напряженно сказал Леонис и отошел на шаг.
— Погоди. Вот. Стерх, передай Агнетт, если… сам понимаешь, — он достал смятое письмо и отдал его Зандру.
— Это не понадобится, — попытался успокоить его Король, а Магистр забрал записку и кивнул.
Артур на мгновение замер перед лежащим мечом, затем решительно протянул руку и схватил его за рукоять, поднимая вверх.
Ничего не произошло. Ни грома, ни молний. Свет от солнца едва пробивался в широкое окно сквозь тучи, и только запахло дымом — Зандр подставил под пламя свечи ставшее ненужным письмо.
— Чего уставился, Шатун? Клади его в обратно и выдвигайся. Крыс ждет не дождется, чтобы его выпроводили из Лионкора.
— Получается, мы не сможем проводить дядю Артура, так как с ним будут эти несносные южане? — огорченно промолвила Кира, заглядывая в щель едва приоткрытой двери.
Мужчины вздрогнули от неожиданности и с одинаковым удивлением на лицах синхронно повернулись на ее голос. Принцесса могла поклясться, что впервые никто из них действительно не уловил, что она наблюдала за ними.
Как только сенторийская делегация покинула дворец, в Вертисе объявили десятидневный траур, что невероятно возмутило Киру. Ведь она была жива и здорова, а ее уже оплакивали как во дворце, так и за его пределами. Такое повышенное внимание и грустные взгляды в ее сторону, перешёптывания и всхлипы раздражали, отвлекая от действительно важных дел. Теперь никак не удавалось сбежать в порт или лес, а также пробраться в Тронный Зал или Бобровый, чтобы разузнать, что планируют взрослые. Отец был постоянно занят и больше не брал ее на ежедневную конную прогулку. Зато занятия по этикету и вышиванию, которые она терпеть не могла, были отложены на неопределенное время.
Кира была чутким ребенком, поэтому общее настроение вскоре передалось ей. И при попытке заговорить про Империю и про требования Людоеда, ее либо перебивали мужчины, стараясь побыстрей сменить тему, либо начинали рыдать женщины, поэтому продолжать было бессмысленно.
Когда о ней, наконец, вспомнили, волнение достигло своего пика. Поэтому когда Король рассказал Кире о плане Артура пробраться в Запретный Город, похитить Императора и потребовать заключить мир на своих условиях, ее радости не было предела. Многие этот план не одобряли, и его обсуждение каждый раз заканчивалось горячими спорами.
Как выбраться из императорского дворца, о котором ничего не известно?
Как похитить самого могущественного мага и вынудить его согласиться на их условия?
Как заставить его держать слово и не атаковать Вертис после того, как Людоед вернется в Риу?
Слишком много трудностей и неопределенности.
К восторгу принцессы ее начали учить совершенно потрясающим, невероятным и интересным вещам. Тем, что были ранее под строжайшим запретом. Например, взламывать охранные темпорали, бесшумно двигаться и драться. Времени было очень мало, но Кира была очень способной ученицей. И заинтересованной.
Верховный Маг был очень ею доволен, придумывая для каждого занятия что-то новое и увлекательное. К тому же ей нравилось ощущение, что от нее так много зависит. Теперь все внимание принадлежит ей. Хотя нельзя сказать, что раньше ей его не хватало. Просто чувствовать себя значимой среди взрослых было просто упоительно. Особенно, когда мама и фрейлины перестали плакать.
Единственное, что принцессе не очень нравилось, это учить сенторийский язык. Она владела им плохо, часто сбегая с уроков. Ей было не по нраву странное произношение с множеством гласных в нос и проглатыванием окончаний, как будто захлебываешься. Получается не разговор, а шутовские кривляния.
К ее ужасу, с ней стали общаться только на имперском, чтобы было легче адаптироваться. Сначала получалось не очень, но в какой-то момент Кира почувствовала, что уже не испытывает трудностей в подборе слов и выражений. Речь принцессы в скором времени стала плавной и уверенной настолько, что Сенто перестал казаться несуразным, постепенно обретая некое уникальное очарование. Свойственные ему метафоричность и аллегоричность, открыли Кире ту особенную выразительность, которой не достает прямолинейному и грубоватому родному языку.
Принцессе казалось, что раз уж ей покорился Сенто, то все будет также легко и увлекательно в Империи. Пока ее не принялись знакомить с другими сторонами взрослой жизни, а также секретам эффективной лжи, манипуляций и притворства. Такие бесчестные практики претили северянам по духу. Они воспитывались приверженцами строгих моральных устоев и с малолетства должны быть порядочными и благородными. Искренность и честь превозносились и ценились, а лицемерие, фальшь и коварство порицались.
В Сентории все было с точностью наоборот. Как объяснял Зандр, южане ненадежны и лживы, поэтому в их вероломном обществе выживали только лукавые и двуличные. Откровенно лгать было тошно. Получалось у Киры скверно, поэтому на занятиях они сосредоточились на том, чтобы сбивать разговор в сторону, утаивать
