…Предатели осознанно делают свой выбор…
Она не знает, помнит ли Драко эти слова Люциуса, но у самой Гермионы они до сих пор звучат в ушах.
— Ты говорил, что можешь снять защиту. Ты знал, что Гарри рядом. Ты знал, что Орден прибудет с минуты на минуту, — она выплёвывает каждое слово так жестко, будто бы надеясь нанести ему увечья. И Драко застывает, принимая всё, только вена бьётся на лбу, выдавая его нервное возбуждение. — Ты мог потянуть время. Ты… ты…
Она задыхается и, выпрямившись, приподнимает руку.
— Ты знал, что они идут, и все равно сделал это. — Она тыкает в его сторону, ощущая, как магия разрезает пространство, ведомая её рукой. — Как ты мог?
Малфой вдруг передёргивает плечами, словно почувствовав волны её злобы и энергии. И сразу после вскакивает с места, но оковы все ещё сдерживают его, отчего приходится наклониться, упираясь ладонями об стол.
Гермиона испуганно отшатывается и замолкает, смотря на него снизу вверх. В этот момент с разъярённым взглядом Малфой кажется по-настоящему опасным. Либо же это все новые воспоминания, которые снова и снова вспыхивают у неё в голове, заставляют так воспринимать его?
Он в ярости, но справляется с собой и говорит тихо, почти шепчет:
— Грейнджер, я предупреждал, что будет сложно. Я говорил, что будут воспоминания, которые заставят тебя переосмыслить весь твой мир. И мы договаривались, что если уж ты начала — тебе надо вспомнить всё. Ты не можешь верить отдельным воспоминаниям, ты не можешь доверять своей памяти!
Она вздрагивает как от удара.
— И чему мне верить, Малфой? Я уж точно не могу доверять тебе!
Он мгновение глядит на неё с тем же запалом, но затем смягчается.
— Я уже говорил, Грейнджер. — Драко садится обратно и устало откидывается на стуле. — Тебе надо верить себе, своим ощущениям.
— Мои ощущения говорят мне, что ты убил его, — огрызается она.
— Подумай ещё раз. Посмотри на меня. Посмотри. На. Меня.
Она смотрит — и это доставляет непередаваемую боль. Ссутулившись, Гермиона опускает голову.
— Я не могу, Драко. Я не могу даже думать об этом сейчас… Я… Я…
— Успокойся, и мы все обсудим.
— Я не… я не могу.
Она разжимает пальцы, которые стискивали край стола, и отодвигается; стул с шумом скользит по каменной кладке.
«Прости» обжигает кончик её языка, но так и остаётся невысказанным.
Гермиона хотела бы набраться сил и храбрости, чтобы разобраться со всем раз и навсегда. Она всё ещё… всё ещё испытывает к нему так много, что, кажется, грудь и голову может разорвать. Но сам Драко говорил, что она не должна рисковать собой.
А в этот раз она чувствует себя на грани — и впервые боится сорваться.
Ведь Драко Малфой действительно убил Рона Уизли.
И теперь она помнит это.
========== 26. Двадцать шестая глава ==========
Сова прилетает в понедельник.
Шесть дней Гермиона не может набраться решимости, чтобы вернуться. У неё нет сил.
Она не бросает начатое, не отказывается от своих слов и обещаний, не пытается отвернуться и забыть произошедшее. Она уже забыла один раз — достаточно и этого.
Гермиона вернётся, но пока ей нужен перерыв.
Нужно время, чтобы подумать, помолчать, поплакать наедине с собой.
Чтобы принять.
Она надеется достигнуть просветления: понять что-то, о чём не думала раньше; осознать то, чего не замечала.
Оне не знает, как это может случиться, но ждёт.
Однако Драко берёт всё в свои руки — и находит способ связаться с ней.
Она понимает, что это значит.
«У меня есть одно письмо в неделю», — сказал он ей в одну из первых встреч. Письмо, которое весь последний год он отправлял матери, в этот раз было потрачено на неё.
Хотя и письмом это назвать сложно.
Всего лишь записка, небольшая и потрёпанная, будто он нервно теребил её в руках. Она лежит на столе прямо перед ровным рядом пузырьков с мутной серебристой жидкостью. Один стоит отдельно — последнее воспоминание, насчёт которого Гермиона не уверена, что когда-либо покажет кому-то. Тем более она знает, что не станет пересматривать его сама.
Гермиона так и не смогла полностью обдумать случившееся — слишком сильны отголоски боли. И горе от потери при одной мысли о Роне охватывает её с такой силой, что Гермиона теряет способность нормально дышать.
Она понимает, что это неправильно. Понимает, что должна как-то уложить всё в голове. Выстроить наконец чёткую хронологию произошедшего и решить, что делать дальше.
Со всей информацией, что она узнала.
Со всеми событиями, которые пережила.
Со всеми чувствами, что всё ещё бурлят внутри.
И вот эта записка.
Всего пара фраз — но такие, от которых сжимается сердце.
Почерк Драко слегка дрожащий, но она столько раз видела его на всех планах, схемах и списках, которые он отдавал, что узнаёт каждый завиток. Трепет в её животе смешивается с тревогой совсем как в темнице, когда она услышала его голос. Когда он пришёл за ней.
Она должна понять, что на самом деле тогда произошло. Должна услышать его версию событий — даже если это окончательно сломает её.
Гермиона перечитывает слова снова и снова и понимает, что не сможет отвертеться. Не сможет и не захочет.
Записка на столе гласит:
«Когда-то ты обещала, что будешь бороться за меня.
Пожалуйста, приходи в последний раз.
Я покажу тебе всё».
***
Гермиона садится на привычное место, скрестив руки на груди. Это — её попытка выстроить стену и удержать последнюю преграду. Она пока не знает, что её ждёт, но понимает: сегодня необходимо сохранять спокойствие и наконец покончить со всеми слепыми пятнами.
Чего бы это ни стоило.
В этот раз она смотрит на Драко совсем по-другому. Как оказалось, он в самом деле заслужил своё место в Азкабане, но Гермиона всё равно не уверена, что он вписывается. Она обводит его внимательным взглядом и старается увидеть что-то такое, что могла пропустить. Но замечает лишь, что он выглядит хуже: синяки под глазами стали темнее, щеки кажутся впалыми, а волосы грязнее, чем раньше. И это напряжение в его лице — Драко больше не борется с ним, позволяя отравлять черты.
Когда от долгого пронзительного взгляда в глазах начинает печь, Гермиона несколько раз моргает и спрашивает:
— Ты в самом деле покажешь мне?
Она приподнимает одну руку и указывает пальцем на свой висок.
В их вторую встречу в Азкабане он пообещал, что пустит её в свою голову, если потребуется. Тогда сама идея казалась безумной, но ведь Гермиона и не знала, что уже когда-то была там.
Она имела доступ к его мыслям, знала его мнения и догадывалась о чувствах.
И если это не было игрой, возможно, они смогут всё вернуть.
Драко, кивнув, нервно облизывает губы. Его ответ звучит обезоруживающе честно:
— Я не хочу, чтобы ты ненавидела меня, не помня всего.
Гермиона, не справившись с эмоциями, впивается ногтями в собственную руку, лишь бы не выдать реакцию каким-то другим образом.
Он хмурится и не торопится, подбирая слова:
— Так что да, я покажу, — Драко медлит ещё пару секунд, — но сначала я хочу прояснить несколько вещей.
— Малфой, так не пойдёт, — она отвечает, не задумываясь; голос сам собой повышается.
Он проводит языком по зубам, кожа натягивается, острые скулы проступают более отчётливо. Драко прерывисто вздыхает.
— Ты сама задашь вопросы. Ты и так знаешь, что я хочу рассказать.
Гермиона мгновение сердито смотрит на него. Сомнения — так много сомнений, подозрений, домыслов — мешают ей просто поверить ему. Но всё же она великодушна. Ведь она обещала. Гермиона даёт ему шанс — ещё всего один.
Она чувствует, что ей нужно перехватить контроль, но всё же соглашается с его правилами.
Тем более она точно знает, какой вопрос волнует её в первую очередь.
— Это ведь настоящие воспоминания? — спрашивает Гермиона, применяя усилие, чтобы голос не дрожал. — Ты в самом деле убил его?
