А потом он ушел, и это было облегчением. Мне тяжело было смотреть ему в глаза.
Оставшись одна, я просто сидела на койке, подтянув колени к подбородку, и думала. Пыталась смириться и осознать случившееся.
Не получалось. Я то и дело ловила себя на мысли, что жду Александра. Мне казалось, что вот-вот откроется дверь, он войдет, усмехнется и спросит: «Ну как ты, моя старушка?» Но он не приходил, а я не могла поверить, что этот мир остался существовать дальше без него. Злой рок, насмешка судьбы, что выжила я, а не он.
В дверь постучали, очень осторожно, будто боясь разбудить.
— Входи, я не сплю.
— Привет, — Эшли закрыл за собой дверь и замер, словно не решаясь подойти.
Я тоже не знала, что сказать, не знала, как себя вести. Рис очнулся первым, в несколько шагов пересек помещение и заключил меня в крепкие объятия.
— Морган, я так рад, что с тобой все в порядке.
— Эшли, я…
— Ты здесь и ты жива, это главное.
Я так не думала, но спорить сил не было.
Старпом, наконец, отпустил меня, но далеко не ушел, сел на край койки возле моего бедра.
— Как ты? — столько трогательной и искренней заботы в голосе, что мне захотелось реветь.
— Физически все в порядке, — заверила я. — Александр…
— Ты не должна сейчас об этом говорить, если тебе тяжело, — перебил меня Эшли, но я только покачала головой: потом легче не станет.
— Его ранили. Игольником, — при этих словах Эшли вздрогнул, будто сам получил выстрел в упор. — Он держался, сколько мог, а потом прикрыл мой отход. Спас меня, а я его… не смогла.
— Морган, — тихо произнес Эшли и продолжил только тогда, когда я подняла на него глаза. — Я знал Александра гораздо дольше, чем ты. И я, как никто, знаю, что он никогда не сдавался. Если он не выжил, значит, у него не было ни единого шанса. Ты не смогла бы его спасти.
Я все же отвернулась, вновь уставилась в спасительную стену.
— Я могла умереть вместе с ним.
— Ерунды не говори, — совсем как Тайлер, огрызнулся Эшли. — Неужели ты думаешь, что Александр хотел бы, чтобы ты умерла?
— «Живи» — это последнее, что он мне сказал.
— Вот видишь, — Эшли бережно накрыл мою руку своей. — Он хотел, чтобы ты жила.
Я мягко высвободила кисть. Я не заслуживала утешения.
— Эшли, ты знаешь, что случилось с городом, в котором мы были?
— Эйдон был стерт с лица планеты, — Рис заметно напрягся. — Я так понял, что весь город был заминирован на случай атаки врага. Пока никаких точных сведений не поступало…
— Это сделала я, — я не дала ему договорить.
— Что?
— После смерти Александра я перебила половину охраны здания, активировала пуль управления, а потом сбежала, — Эшли смотрел на меня, не моргая, и я продолжила: — Я убила сто сорок тысяч человек. Собственноручно.
Рис вдруг воровато обернулся на дверь.
— Морган, больше никогда и никому этого не говори, слышишь?
Я удивленно распахнула глаза:
— Но…
— Убийство мирных жителей, ты понимаешь? За это тебя ждет трибунал и смертная казнь за «преступление против человечества». Я никому не скажу. То, что ты успела сбежать, сочтут роковым стечением обстоятельств. Доказательств все равно не найдут.
Я смотрела на него во все глаза и не верила своим ушам. Он готов пойти на это? Скрыть информацию от своего командования, друзей — ото всех. Ради меня? Разве я такого заслуживаю? После всего, что я сделала?
— Эшли, это должностное преступление.
Он серьезно кивнул:
— Я знаю, на что иду.
— Нет, Эшли, ты не знаешь, — я замотала головой, а потом накрыла уши руками, — я не хочу этого слышать!
— Морган!
— Прекрати!
— Морган, — Рис поймал мои руки и отвел от лица, — они казнят тебя. Даже Земля не вступится. За такое казнят.
Я упрямо отбила его взгляд.
— Знаю. Я это заслужила.
— Морган, послушай меня… — не сдавался Эшли.
— Нет, это мы меня послушай, — я не дала ему договорить. — Эшли, у меня больше ничего нет, я все потеряла: и Александра, и Родину. Так позволь мне сохранить хотя бы честь. Я не понимала, что делаю, но это сделала я, и мне за это отвечать.
Рис запустил руку в волосы, работа мысли ясно отразилась на его лице.
— Ладно, допустим, — принялся рассуждать он вслух, — ты признаешься, расскажешь, как все было. Но у Генри есть результаты твоих анализов. Возможно, суд обратит внимание на то, что тебя накачали…
— Я сама себя накачала.
— Что?
— Мне нужно было убрать действие «сыворотки правды», и я наглоталась стимуляторов, — Эшли побледнел, а я жестко продолжила: — Помнится, это тоже статься: употребление на службе наркотических средств.
— Была чрезвычайная ситуация… — вот только голос старпома звучал уже не так уверенно.
— Хватит, Эш, — устало попросила я. — Я приму свое наказание. Я заслужила.
— Морган…
— Я сказала, Эшли, — мой голос зазвенел металлом, откуда только силы взялись. — Я не стану врать, чтобы спасти свою шкуру!
Рис молчал и только испепелял меня взглядом, будто надеясь, что я передумаю.
Я набрала в легкие побольше воздуха.
— Сейчас важно не это, — сменила я тему, — по прибытии на Лондор ты должен лично встретиться с Рикардо Тайлером. Предатель — министр Добсон, — глаза Эшли округлились, но он не перебивал. — Нельзя передавать эту информацию по лучу, письмом, посылкой — да чем угодно! Только лично, и только Рикардо.
— Хорошо, я понял, — кивнул Рис, смотря на меня с опаской.
— Эшли, пообещай мне, — серьезно повторила я. — Меня, скорее всего, сразу же арестуют, пообещай, что добьешься встречи с Рикардо.
— Конечно, — пообещал Эшли, и мне стало немного спокойнее. Мы должны были доставить эти сведения Рикардо, Александр не должен умереть зря.
* * *
Мое возвращение в обычную жизнь проходило тяжело. Когда доктор Генри через пару дней разрешил мне покинуть медотсек, и я впервые пришла на обед на камбуз, экипаж встретил меня аплодисментами.
Я понимала, что они хотели как лучше, это был жест поддержки, но меня замутило, и я опрометью выбежала из кухни и закрылась в своей каюте еще на сутки. Ко мне стучался Эшли, приходил Райан, Лора, Кули, но я только просила дать мне побыть одной. Они понимали и уходили.
В следующий мой приход на камбуз, все уже поняли, как себя вести и постарались просто не заострять на моей персоне особого внимания. Так мне было легче, и я была им за это благодарна.
Если перестать думать, то так даже могло показаться, что все как прежде. Привычный обеденный шум, кто-то что-то рассказывает, смеется, кок травит байки и пытается меня развеселить.
