— Еще одно Измир тебе передать просил. Я не хотела раньше говорить, тревожить. Не то кинулась бы ты тут же выполнять, а тебе поправиться надо было хорошо, — улыбкой ответила на хмурую заинтересованность Грозы. Вот, значит, и секреты какие-то были. Может, и вовсе не сказала бы, да кто знает, почему все ж решила. — Он сказал, что бы ты, если получится и оказия будет, в Белый Дол отправилась. Так ему легче будет тебя забрать. Но если не выйдет из детинца вырваться, то по- другому решать будет.
Оно и верно: в дороге, по реке ли она проходить будет, по колее ли пыльной дорожной — отбить Грозу Рарогу будет легче, чем из детинца выцарапать. Да только вряд ли Владивой сейчас меньшицу хоть куда-то от себя отпустит. Особенно после недуга.
— Спасибо тебе, Милонега, — Гроза легонько пожала ее запястье на прощание. — А Рарогу, если вдруг встретишь раньше меня, скажи, что я его всегда жду. Только про дитя не говори. Чтобы не тревожился. Даст Лада, сама скажу.
Травница покивала, сдержанно улыбаясь. Отчего-то сожаление легкое застыло в ее глазах. И как будто что-то еще она хотела сказать, но так и не сказала.
Владивой наградил ее щедро, как после Варьяна рассказала. Женщина и отказаться хотела, да он настоял. Гривнами серебряными оделил, мешочком шелягов и отрезом хорошим дорогущего шелка, который еще прошлой осенью на торге княгиня купила. Ведара не возражала. Она даже зашла к Грозе ненадолго после, как узнала, что теперь можно ее и потревожить. Да не о чем особо им было разговаривать.
Гроза вовсе, как на иголках, жить стала. И думала все, какой бы повод найти, чтобы до Белого Дола собраться. Вдруг Рарог уже наблюдает за ней? И ждет лишь возможности в пути ее перехватить: находники на то дюже горазды. И от мыслей таких до духоты в груди становилось волнительно. Невольно озиралась Гроза чаще, выходя из детинца в посад, надеясь хоть по знаку какому понять, что любимый где- то рядом.
Да беспокоило больше, не покажется ли ее желание отправиться в дальний острог подозрительным. Отец-то неласково отнесся к желанию Владивоя жениться на ней. Может, и дочь винил в том, что сама она на то согласилась. А раз на свадьбу приехать не пожелал — стало быть, обида его была нешуточная. И хотелось в самом деле объясниться. Да как мужу-то втолковать?
И все она вертела слова в голове, пытаясь подобрать самые правильные. Но как-то не пришлось милости княжеской просить, голову дурить ему и лаской выуживать нужные разрешения.
Как она оправилась от недуга совсем, Владивой сам пришел с утра самого, не дожидаясь, как соберутся все в трапезной. Нынче утро стояло предгрозовое, тягучее. Веяло влагой разгоряченной, оседало предчувствие бури мелким туманом на коже. Тянуло с запада зольной серостью, заволакивало небоскат помалу сначала дымкой мутной, а там и тучи потянулись, походящие на сбитую колтунами волчью шерсть. Оттого было на душе неспокойно. Муторно было в ожидании, как разразится Сварогов чертог буйством сына его Перуна.
Загромыхало издалека, прокатилось упреждение богов над крышами Волоцких домов. Кажется, даже вершину терема тронуло дрожью. Гроза, прислушиваясь к голосу наступающей бури, едва не вздрогнула, как раздался стук в дверь — для вида лишь. Стук этот она знала хорошо: уверенный, громкий. Совсем не так стучат женщины, что здесь живут. Следом вошел Владивой. Первым делом, пройдя через всю хоромину, еще хранящую запах лечебных трав, в объятия Грозу заключил и держал в них крепко, долго, усадив себе на колени. Гладил по спине и вдыхал ее запах, приближая губы к шее или груди. Только и оставалось терпеть и гадать, отчего пришел так спешно?
— Наконец, Гроза. Ты знала бы, как мне было страшно, — наконец горячо пробормотал он в висок. — Как страшно было от мысли, что я могу тебя потерять.
— Ничего. Нашел бы себе новую меньшицу, — ударила она без жалости.
И как ни собиралась быть покладистой и мягкой, а не вышло. Сама же в первый миг нарушила данное самой себе обещание. Владивой только вздохнул, словно ничему не удивился. Словно дерзость жены помалу переставала его трогать.
— Я с недобрыми вестями к тебе пришел, Гроза, — заговорил он вдруг о другом. — Нарочный приехал ночью. На Белый Дол напали, — и тут же стиснул объятия крепче, как только она дернулась, будто от удара поддых. — Ярдар Медный. Он взял с меня вергельд, но тут же налетел на мой острог. Теперь занял его вместе со своими людьми. И говорят, как силы соберет, двинется дальше, на соседние веси и города. Власти хочет на подступах к морю, поганец.
Его голос звучал на удивление ровно и спокойно, будто он уверен был, что в нападении варягов нет ничего страшного. Гроза замотала головой, думая совсем о другом, понимая уже, что отец не пустил бы неприятеля внутрь. А если пустил, значит…
— Что с отцом? — вцепилась в ворот рубахи Владивоя.
Он упреждающе сдавил пальцами ее плечо — от того только хуже стало.
— Гонец передал, что он был сильно ранен. Уцелевшие воины отступили в укрытие леса. Унесли его с собой. Больше нарочный ничего не знает.
Гроза попыталась вывернуться из его рук, задыхаясь от сковавших горло рыданий. И, кажется, отец не умер. Есть еще надежда, а все равно так отяжелело все внутри, такой лютый озноб покатился шипастым комком по хребту, будто бы самая страшная весть настигла. Владивой удержал ее, не давая впасть в бездумное отчаяние.
— Я готовлю дружину, — продолжил, мягко поглаживая ее по спине. — И уезжаю в Белый Дол через несколько дней. Мы отобьем острог. Я сам спущу шкуру с Ярдара.
— Я еду с тобой, — Гроза взглянула в его усталое лицо. Кажется, он и впрямь переживал за нее все эти дни. А недоброе известие о нападении на Белый Дол только встревожило его сильнее.
— Не говори глупостей, милая, — он строго сдвинул густые черные брови. — Если Ратше можно помочь, мы поможем. А ты будешь здесь — ждать.
— Не буду! — Гроза оттолкнула его и едва не свалилась с его колен на пол. Вскочила, поправляя лежащий на голове непривычным пологом платок: показалось, сейчас слетит. — Мой отец где-то там. Сильно ранен. Вокруг варяги — и я виновата в этом. А ты хочешь, чтобы сидела здесь и ждала? Чтобы с ума сходила в ожидании вестей?
Она гневно прошлась по горнице мимо князя. Он молча наблюдал за ней, и его лицо все темнело и темнело от ярости. Пожалуй, и запереть может.
— Ты не виновата! — грянул он, вставая. — Хватит винить себя в том, что случилось с Уннаром. Такова жизнь. Мы не знаем, где оборвется ее нить. Только Макоши и пряхам ее ведомо. И я не хочу, чтобы ты оказалась в опасности.
— Тогда я пешком за тобой пойду. За отрядом твоим! — Гроза шагнула к Владивою.
Князь схватил ее за плечи и вцепился в лицо разъяренным взглядом. Смотрел долго, все стискивая и стискивая пальцы, пока она не вскрикнула от боли. А он вдруг смягчился.
— Ты несносная моя Гроза, — выдохнул, чуть отпуская ее, но еще удерживая на месте. Поднял руку и легонько коснулся ее губ кончиками пальцев. — Я ведь верю, что пешком пойдешь. И все равно своего добьешься. Но женщине там не место. Жене должно мужа дома дожидаться, чтобы он скорее хотел вернуться.
— Владивой, — она укоряюще улыбнулась, уже заметив, что он внутренне согласился с ее доводами. — Не надо меня неволить. Иначе я вырываться буду еще сильнее, чем прежде. Я всего-то буду в стане твоем ждать. Не полезу ведь в бой.
— Я знаю, — он подумал еще несколько мгновений. — И раз уж таково твое желание, значит, я еще больше буду стремиться выжить, чтобы скорее прийти к тебе. Когда ты будешь так близко от меня.
Он подался вперед и захватил ее губы своими. Гроза качнулась было прочь, но все же ответить пришлось: ни к чему сейчас гневить его пренебрежением, коль скоро его согласие взять меньшицу с собой кажется искренним. Лишь бы добраться до Белого Дола. Узнать, что с отцом, а может, и Рарогом: может быть, о нем там слышали или встречали его. Но лучше бы встретиться с находником раньше, чем Гроза туда доберется. Ее разрывало на части от боли и нетерпения. Если могла бы она обернуться текучей водой и скорее — по самым быстрым ручьям добраться до острога — то было бы великим счастьем.
