— Шейн? Ты здесь?
— Заходи.
Его усталый голос отдавался эхом в металлическом здании. Акана шла на запах мужчины, пока не нашла его. Она шагнула в открытую дверь и увидела Шейна, голова которого покоилась на пустом пьедестале. Мужчина смотрел на одну из своих скульптур. Он был весь покрыт металлической и стеклянной стружкой, комбинезон был разорван в нескольких местах, а руки медленно кровоточили. Он выглядел ошеломленным, измученным. Красивым. Акана осторожно подошла к нему, словно к испуганному олененку, так как знала, что одно неверное движение могло заставить его бежать, а то и хуже. Если он упадет, то сумеет ли она перенести его в безопасное место?
— Шейн? Что случилось?
— Подойди и расскажи, что ты видишь.
Акана удивленно выгнула брови, но выполнила его просьбу, встав рядом. У нее перехватило дыхание.
На противоположном от расположения Шейна постаменте стояла скульптура из металла и стекла, от которой Акану пробрала дрожь страха. Это был шар, сделанный из острых, как бритва, зеркальных металлических полосок, на которые были насажены осколки зазубренного стекла. Режущие металлические кромки беспорядочно торчали в разные стороны, создавая ощущение хаоса, от которого Акана поежилась. Сквозь металлические полосы она разглядела крошечную фигурку, которая стояла, подняв, словно вопрошая, руку. Одна ладонь была прижата к груди, а вторая указывала на небо.
— Что это за чертовщина?
Шейн глубоко вздохнул.
— Что ты видишь?
Акана пристально посмотрела на Шейна, прежде чем подойти поближе к статуе. Только когда она оказалась так близко, что практически касалась носом острого края, то поняла, что внутри шара изгибы были гладкими и блестящими, отражая фигуру. Лицо фигуры было безмятежным, хоть и расплывчатым в своих чертах, будто Шейн не сумел достаточно хорошо разглядеть лицо человека, чтобы вылепить его.
— Чем бы ни был этот шар, он защищает человека внутри.
— Ага. Я так и подумал, что ты тоже это заметишь.
Она покачала головой.
— Что это значит?
Шейн устало поднял голову. Его глаза были налиты кровью. Он, должно быть, не спал всю ночь, работая над скульптурой.
— Следуй за мной, — он подвел ее к другому пьедесталу. — Видишь?
— Да, — это было великолепно, но если от первой скульптуры у нее по спине бежали мурашки, то эта вызвала чувство потери и тоски. Одинокая фигура стояла в сияющем серебре, склонив голову и ссутулив плечи. По ее спине струилась длинная полоса металла, которая, по предположению Аканы, обозначала волосы. Кончики локонов сливались со стеклянными и металлическими волнами внизу. «Пена» от волн касалась ног фигуры, но как Шейн добился такого эффекта, Акана так и не поняла. У фигуры не было лица, но даже без этой детали было очевидно — речь шла о потере чего-то дорогого, что, возможно, больше нельзя было обрести. Одна блестящая рука тянулась к волнам, то ли что-то выбрасывая, то ли призывая обратно.
— Как называется эта скульптура?
— Незавершенная.
Акана глубоко вздохнула.
— Вау. Адское название.
Шейн усмехнулся.
— Нет. Я имею в виду, что она еще не завершена. Окончание видения так и не посетило меня.
Видение? О чем это он говорит?
Он указал на небольшую выемку в центре скульптуры.
— Прямо здесь. Что-то должно быть прямо здесь, но я еще не знаю, кто или что.
Наконец все встало на свои места. Как Шейн узнал, где и зачем она будет прошлой ночью. Как узнал кто она еще до того, как Акана ступила на землю его отца.
— В тебе течет кровь провидца, — это было редкостью, но еще более редким было не обнаружить сопутствующего с даром безумия. Народ ее матери не отличался особой плодовитостью до того, как был стерт с лица земли войной, расколовшей Дворы.
Сапфировые глаза, хоть и налитые кровью, видели ее насквозь.
— Я не знаю от кого это передалось, но да, — он провел грязной рукой по волосам, смахивая стеклянную пыль. — Вчера вечером я закончил шар, а вторая скульптура уже давно мучает меня. Пока я не узнаю, что должно находиться в центре, фигура останется незавершенной.
Акана снова сосредоточилась на стеклянно-металлическом шаре.
— Как ты назвал ее?
— А какое название дала бы ты?
Дорогие Боги, как же она не хотела произносить это вслух. Шейн не просто создавал искусство. Он создавал живых людей, сущность которых отражалась в скульптурах с сокрушительными результатами.
— Пожалуйста, не заставляй меня говорить это.
Шейн потянул к ней руку, но тут же отдернул.
— Ты знаешь название, Акана.
Она снова подошла к шару.
— Ты в курсе, кто она?
— Ты уверена, что это она? Может, это Оберон.
Акана покачала головой.
— Я знаю, что это именно она, и понимаю, что означает композиция. Это точно она, — Акана указала на несчастную фигуру. — Еще также я уверена, что знаю эту личность, — она поежилась. — Ты играешь с опасными видениями, Шейн.
— Играю? Якобы у меня есть выбор? В отличие от тебя я не могу выбирать, какие видения хочу посмотреть. В итоге я просто наблюдаю, как они оживают под моими руками, — в крошечной раковине включилась вода, и вскоре пара влажных рук обвила талию Аканы. — Акана. Знаешь ли ты, что произойдет, если фигура упадет?
Она закрыла глаза и открыла, когда Шейн опрокинул фигуру. Благодаря конструкции шара теперь в отражении были лишь зазубренные края, обозначающие хаос и смерть. Положение рук в стоячем положении идеально подходило для лежащей фигуры. Значит, если это произойдет, то сам мир окажется в опасности.
— Дерьмо.
— Ага.
— Мы должны рассказать Робину.
Шейн повернул Акану к себе лицом, его большие руки были нежны.
— Ты можешь посмотреть ради меня? Может, я что-то упускаю, — его взгляд вернулся к лежавшей фигуре, прежде чем снова сосредоточиться на Акане. — Если это можно избежать, то стоит попробовать.
Она вздохнула.
— Ты знаешь, что случилось, когда я в последний раз пыталась взглянуть на него?
— Нет, что?
Акана прислонилась к Шейну, доверяя ему свой вес и впервые не заботясь о том, что ее одежда будет покрыта грязью. Она нуждалась в его силе после того, как лицезрела эти два произведения искусства.
— Однажды, давным-давно, я увидела, как моя мать разговаривала с очень симпатичным мужчиной, — его руки напряглись, из-за чего Акана протестующе дернулась, снова повернувшись, чтобы изучить зазубренный шар. — Я заинтересовалась этим красавчиком, но мама отказалась открывать его личность. Поэтому я воспользовалась своими навыками, ведь, черт возьми, никто не мог запретить мне удовлетворить свое любопытство, — она проигнорировала смех Шейна. — А когда я проснулась, Робин Гудфеллоу…
— Он и был тем симпатичным мужчиной, как я полагаю?
— Да. Он предложил мне работу.
— Потому что ему нравятся сумасшедшие, да?
Акана толкнула Шейна локтем, с удовольствием отметив его тихое ворчание.
— Ты знаешь, кто она?
— Нет, и это пугает меня до чертиков.
— Почему?
— Мы не можем защитить ее, так как не знаем личность, — он дотронулся до одного из зазубренных краев и порезался, из-за чего красная капля крови заскользила по серебру. — Если мы не выясним…
— Весь мир искупается в крови.
— Я тоже так думаю, — его рука вернулась к талии Аканы, крепко прижимая ее к себе. — По моему мнению, только это может заставить его вытворить нечто такое, что сделает Тунгуску похожей на вишневую бомбу5.
— Прекрасно.
Взрыв 1908 года над Тунгусской областью России был ужасен в своем разрушении. Ученые полагали, что примерно в трех милях над местом, которое было уничтожено, взорвался метеорит или осколок кометы, но не существовало никаких явных доказательств произошедшего. Мощность взрыва составила примерно десять-пятнадцать мегатонн тротила. Ничто не сохранилось. Последствия взрыва были замечены во всем мире. Странный свет можно было увидеть даже в Англии, жители которой сообщали о такой яркости, что ночью сумели почитать газету. Когда в 1927 году русские, наконец, отправили туда экспедицию, то обнаружили страшную картину разрушений. Акана точно знала, что ученые ошиблись. Ни один метеорит не сумел бы сделать нечто подобное. Это был Робин. Но до сих пор только два человека знали причину случившегося — Верховный Король Оберон и сам Робин.
