— Тогда нам нужно поторопиться.
— Я подумываю позвонить твоей матери.
Акана поморщилась.
— Прошу, не надо.
— Она и раньше помогала мне, когда я не мог истолковать видение. Как думаешь, откуда у меня ее номер?
Она обмякла в его объятиях.
— Пожалуйста, только не моей маме. Ну пожалуйста!
Шейн подхватил Акану на руки, будто она действительно была изящным маленьким человеком, каковым ее считали большинство людей. Его сила никогда не переставала удивлять ее… и возбуждать.
— Прояви мужество, Акана. Всемирное разрушение или разговор с матерью, — когда она не ответила, Шейн встряхнул ее.
— Что? Я еще думаю.
С добродушным смехом он вынес ее из студии в крошечную смежную спальню. Невнятные проклятия Аканы раздавались в тишине.
***
Рядом с одним из пьедесталов появилась светящаяся пара зеленых глаз. Они уставились на одинокую фигуру, у ног которой плескались волны, прежде чем сосредоточиться на зазубренном шаре из стекла и металла. Черный каблук ботинка щелкнул по бетонному полу. Робин Гудфеллоу материализовался из небытия, чтобы посмотреть на лежавшую фигуру. Слова двух гибридов эхом отдавались в его ушах.
— Интересно.
Он осторожно поднял маленькую фигурку и поставил ту на ноги. Он с удивлением погладил безмятежную сторону лица статуи. Металл и стекло выгнулись, чтобы не поранить его. Робин улыбнулся, полный надежды и предвкушения, подобных которым не испытывал уже много веков.
— Любопытно, кто же ты такая?
Глава 3
— Пожалуйста.
Акана закатила глаза. Он не сдавался, а она начинала понимать, что и не хотела этого. И все же ей не стоило так легко уступать.
— Нет.
Усталые голубые глаза умоляли ее пойти на встречу.
— Пожалуйста. Мне очень нужно.
Она вздохнула.
— Ладно, — Акана позволила частичке своего внутреннего огня просочиться под кожу, из-за чего бледная человеческая плоть приобрела красноватый оттенок. — Ложись и ни единого слова.
— Но…
— Грр!
— Но…
— Шейн.
Он обиделся, словно угрюмый болеющий ребенок.
— Отлично, — Шейн лег лицом вниз на кровать, маня своей широкой обнаженной спиной руки Аканы. — Просто… пожалуйста.
Он принял душ, как только они добрались до спальни, избавившись от металлической и стеклянной пыли в волосах и на коже, а затем переоделся в чистую пару шелковых боксеров, которые обтягивали каждый дюйм. Его тело, лучшее произведение искусства, было выставлено на всеобщее обозрение, но Шейн был так измучен, что ни один из них не мог по-настоящему оценить это. Его мышцы ныли и горели от работы в кузнице. Шейн умолял Акану сделать ему массаж.
Акана согласилась только после того, как голый лакомый кусочек вышел из ванной комнаты в одном нижнем белье. Черт, этот мужчина был прекрасен.
Она осторожно уселась на его задницу и положила горячие руки прямо между лопаток мужчины. Его благодарный стон был низким и глубоким, вынуждающим Акану задрожать. Боги, она хотела этого удивительного мужчину все сильнее и сильнее.
Что же ей теперь делать? Если она даст Шейну немного свободы действий, то вскоре он начнет Заявление. Его половина Сидхе потребует этого, как только они займутся сексом, вот только Акана не была уверена, что Шейн сумеет сдержаться. После Заявления будут произнесены Клятвы, а затем последует завершающее Соединение, которое свяжет их вместе, продемонстрировав силу и ярость, которые были присущи только Сидхе. Шейна окружат полосы света, смертельные для любого осмелившегося приблизиться, кроме его избранницы. После произнесения Клятв эти полосы света пронзят Акану, навечно соединяя их жизненные силы. Ранее она наблюдала, как Дункан и Мойра произносили Клятвы перед Джейденом. Акана ахала от восторга и удивления при виде демонстрации силы, которую эти двое выказали всему Серому Двору. Там был и сам Оберон… холодный, совершенный и одинокий, который резко контрастировал с теплом и любовью, окружавшим новых Малмейн-Блэкторнов.
Теперь, если что-то произойдет с Джейденом, Дункан и Мойра умрут, навсегда исчезнув для всего мира, поскольку их души будут жаждать чего-то, к чему они никогда больше не сумеют прикоснуться.
Она не хотела подобного для Шейна. Не хотела, чтобы эта яркая, прекрасная искра погасла, а его свет исчез навсегда. Но быть Клинком и одним из тщательно отобранных убийц Робина означало, что она могла быть убита в любой момент, увлекая за собой в бездну связанного Шейна.
— Уже слишком поздно.
— Тихо, — она начала массировать его плечи, позволяя своему жару просочиться в Шейна. Его голос звучал невнятно, намекая на приближении сна, в котором Шейн так нуждался. Он был измотан до предела.
— Заявление уже началось. Если ты попытаешься бросить меня, то я заболею болезнью пары.
Ее руки замерли.
— Что?
Его плечи затряслись. Этот сукин сын смеялся над ней.
— Уже слишком поздно. Было слишком поздно еще задолго до того, как наши губы соприкоснулись, ну а после поцелуя? — он пожал плечами, из-за этого движения тело Шейна дернулось, и Акана подпрыгнула на его заднице. — Я уверен, что заработаю болезнь пары, если ты исчезнешь.
— Я думала, что это произойдет только в том случае, если мы займемся сексом.
Шейн приоткрыл один уставший глаз и подмигнул ей.
— Ох, мы обязательно займемся сексом. Поверь мне, — его глаз снова закрылся. — Тем не менее я уже попробовал тебя на вкус. Поэтому я убежден, даже если у тебя еще остались какие-то сомнения на этот счет, что ты моя пара, — он задрожал под ней. — Пожалуйста, Акана.
Ее руки снова начали двигаться, а мозг заработал со скоростью мили в минуту.
— Я думала, что это происходит после секса.
— Подобное случилось с Дунканом с Мойрой. Они оба заболели болезнью пар после ухода Джейдена. Мне очень неприятно говорить тебе об этом, любимая, но все, что для этого нужно — один поцелуй.
— Черт.
Его плечи напряглись. Она впилась большими пальцами в особенно плохой узел, улыбаясь, когда у Шейна перехватило дыхание.
— Я не буду просить тебя есть спаржу каждый день до конца жизни.
Она вздрогнула.
— Откуда ты знаешь, что я ненавижу спаржу?
— Когда папа предложил тебе немного, то ты вела себя так, будто учуяла очень неприятный запах чьих-то газов.
Акана усмехнулась.
— От тебя, по крайней мере, не пахнет спаржей.
— Мой вкус тоже не похож на нее.
Она могла бы принять это за приглашение, если бы его голос не звучал так сонно. На самом деле Акана не чувствовала опасности, рассказывая Шейну некоторые свои страхи:
— Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
— Как и я, — он заерзал на кровати, почти засыпая. — Я любовник, а не боец.
Акана фыркнула от смеха.
— Спи, Джетро.
— Мм. Акана, — и с этими словами его дыхание выровнялось, а ее имя осталось тихим вздохом на его губах.
Она осторожно убрала руки с его кожи, не желая будить после пришествия столь желанного сна.
— У меня большие неприятности, — Акана не сумела сдержаться. Она свернулась калачиком рядом с Шейном, согревая своим горячим телом замерзшего мужчину, и стала охранять свое самое большое спящее сокровище.
***
Что-то теплое прижалось к его спине. Шейн почувствовал исходящий от животного жар и вздохнул. Сэл снова забралась к нему в постель. Он не понимал, как саламандре удавалось проникнуть в мастерскую, но подобное происходило уже не первый раз, и Шейн сомневался, что в последний.
— Гребаное животное.
Кровать дрогнула, и Сэл, тяжело дыша, склонилась над ним.
— Гав.
Он замер. Открыв глаза, Шейн обнаружил, что язык принадлежал рту, к которому он уже пристрастился и не возражал бы ощутить на себе. Жар исходил от Аканы, а не от саламандры.
— Доброе утро, a ghrá.
