лет. Для меня — приятная неожиданность видеть, что он столь явно предпочитает Ишмерай остальным барышням.
— А для Ишмерай? — осведомился Целитель.
— Полагаю, она не имеет ничего против, — улыбнулась Акме.
— Не имеет ничего против? — засмеялся Лорен. — Так её улыбку можно за ушами завязывать.
— Ишмерай улыбается так всегда, когда она довольна. Значит, праздник удался.
— А если этот маленький соблазнитель служанок и купеческих дочерей подойдёт к вам завтра и попросит руки Ишмерай? — не унимался Лорен, с неодобрением косясь на принца.
Гаральд, который одним ухом продолжал выслушивать донесения Гайре Иэроса, остановил своего помощника и впился в принца суровым, холодным и подозрительным взглядом.
— Они ещё оба безголовы и глупы. А Ишмерай ещё слишком юна, до совершеннолетия ей ещё целый год, — раздражённо буркнул герцог.
— Шестнадцать лет, — пожал плечами Лорен. — В самый раз. Вы откажете принцу?
— Она ещё такая несмышлёная, — заметила Акме, неотрывно глядя на свою дочь, такую сияющую и счастливую. — Быть может, она знает все об оружии, но ничего о любви…
Лорен усмехнулся и пробубнил:
— Ишмерай — чудесное, чистое создание. Сделайте ее счастливой. Полагаю, сейчас она нуждается в вашей поддержке как никогда. А ребёнок жалуется, что родная мать холодна к ней, — с упрёком проговорил он, глядя на сестру.
Акме глядела на свою младшую дочь обеспокоенными, бесконечно печальными глазами. Даже Гаральд порой обвинял её в излишней строгости к девочке. Никто из них — ни супруг, ни даже брат, который всегда понимал её с полуслова, не знали, чего она так боялась и какие лютые страхи внушала ей Провидица своими снами с того самого дня, когда Акме узнала, что она станет матерью второй раз.
В последние несколько недель сны переносили её на годы назад, за руку водили по Коциту, которого уже не существовало, но который оживал в её видениях вновь и вновь с толпами несчастных узников. Она, будучи беременной Ишмерай, терялась в черных коридорах Иркаллы, а неизменными спутниками её были демоны, они скулили рядом с ней и ласково обнюхивали её необъятный живот, где теплилась жизнь. А голос Провидицы уговаривал её убить младенца, как только он родится. В последние две недели к голосу Провидицы добавились нотки, очень похожие на голос богини Эрешкигаль.
Дети Архея с малолетства знали, кто такая герцогиня Атии и супруг принцессы Нодрима, что сделали они для Архея и кто помогал им. Ишмерай бесконечно гордилась отцом и матерью, хотя многое из тех событий удалось оставить в тайне, многое было искажено недостоверностью слухов.
Дети Архея с малолетства знали, кто такая герцогиня Атии и супруг принцессы Нодрима, что сделали они для Архея и кто помогал им. Ишмерай бесконечно гордилась отцом и матерью, хотя многое из тех событий удалось оставить в тайне, многое было искажено недостоверностью
И в те дивные минуты, когда Ишмерай танцевала с Марком, герцогиня смотрела на дочь затуманенными от слёз глазами и думала о том предчувствии беды, которое не покидало её уже несколько недель.
— С вами приятно танцевать, принц, — прошептала Ишмерай.
— А ты — самая чудесная партнёрша в танцах, которая у меня только была, — ответил принц.
— Ты льстишь мне.
— Лишь мой братец кронпринц может льстить первой понравившейся даме без зазрения совести.
— Ах, Ваше Высочество, оставьте! — засеребрилась Ишмерай своим открытым бесхитростным смехом. — Если в университете та или иная красавица смела обделить вас вниманием, вы не гнушались никакими средствами, чтобы завоевать хотя бы один танец.
— Я редко бегал за барышнями: мне же почти не отказывали.
— Разумеется! — парировала та, и странное неприятное чувство коснулось её сердца. — Какая барышня станет вам отказывать? Вы — принц Карнеоласа!
Марк сделал шутливо оскорблённый вид и проговорил:
— Не знаю, какая барышня станет отказывать принцу Карнеоласа, но лишь одна барышня всегда говорила мне правду. И сейчас я имею удовольствие танцевать с нею, говорить с нею, смотреть на неё и быть тем счастливцем, к которому обращена её улыбка. Ты — самый близкий мне друг, Ишмерай, твои слова всегда резковаты, открыты и заслуженны. Но ты веришь мне меньше, чем кому-либо ещё.
— Не правда!
— Я хочу, чтобы ты верила мне, — произнёс Марк.
— Я верю тебе, — с чувством ответила девушка.
— А если я скажу, что ты очень красивая? Ты поверишь мне?
Ишмерай заглянула в его сияющие взволнованные серьёзные глаза, густо покраснела и с удовольствием выдохнула:
— Поверю.
Губ Марка коснулась ласковая улыбка.
Музыка вдруг остановилась, разлетевшись эхом сбившихся с ритма инструментов. У входа в зал стоял Его Величество король Карнеоласа Арнил Вальдеборг и любовался сыном и своей крестницей.
— Празднество в самом разгаре! — довольно произнёс раскрасневшийся с мороза король, улыбка которого за двадцать с небольшим лет не потеряла своей лучезарности.
Ишмерай, как виновница торжества, первая подбежала к королю, сделала реверанс и позволила себе обнять короля со словами:
— Ах, Ваше Величество, как рада я, что вы приехали!
— А я как рад, дорогая моя именинница, — сказал он, поцеловал в щеку и оглядел её с ног до головы. — Разумеется, мой сорванец отхватил самую красивую девушку в зале.
Когда-то чудесные солнечные кудри короля ныне осветлили годы, по глазам и лбу прошлись морщинами, но к фигуре оказались благосклонны: он несколько набрал в весе и выглядел куда более крепким и внушительным, нежели во времена молодости и худощавости.
Король был утомлён дорогой, а крупные глаза, лазурь которых когда-то не покидал блеск весёлости, туманили затаённые тревоги. Тотчас к королю подошли хозяева Атии, а гости встали и низким поклоном поприветствовали короля.
— Не был бы я женат, я бы увёл у Атии эту герцогиню, — прошелестел король шутливым тоном и поцеловал хозяйке руку. — Она цветёт с каждым днём всё пышнее.
Герцог, супруге которого относились столь щедрые похвалы, оставался невозмутимым, чтобы никто не заметил, как кипит его душа — вот уже более двадцати лет он всячески оберегал жену от посягательств Его Величества.
— Ах, главный Целитель Нодрима! — воскликнул король, всегда испытывавший к Лорену Рианору уважение и даже что-то похожее на глубокую дружескую привязанность.
