Старомодная кофеварка еще выплевывала кофе в высокую прозрачную кружку, Бобби несколько раз перекладывал деньги, сменил три места, попеременно оглядываясь на лестницу, сомневаясь в годности нового схрона. В последний момент, прислушиваясь к шуму воды и не прекращающемуся в ванной грохоту, он вдруг решился, осененный пришедшей на ум гениальной мыслью: Бобби разделил деньги на три неровные стопки.
Он еще накануне посчитал сколько в каждой пачке, поэтому быстро прикинул, что останется в доме, а что подстрахует его извне, побудет какое-то время в ее машине. Для этого пришлось повозиться — поискать некогда заброшенные им самим же ключи от автомобиля Минди. На его счастье Минди выбралась в город, взяв с собой не маленькую сумку, а с увесистым, внушительного вида черным кожаным прямоугольником от какого-то дизайнера, он покрутил его, недолго сомневаясь в своей задумке, да и убрал деньги, как можно тише закрыл дверь и вернулся в дом, забросив ключи на тоже место, где они были прежде.
Вторую часть Бобби положил на видное место, в старую жестяную коробку, где раньше хранились теткины сладости, которые Мэри попеременно таскала, устроившись в кресле за просмотром очередного вечернего шоу. Коробка теперь пустовала и оказалась создана для того, чтобы хранить в себе зеленые, хрустящие бумажки. Пусть это будет его личной заначкой.
И последнюю, он затолкал в старую теткину вазу, что пряталась на полке среди журналов, книг и бесчисленных фигурок кошек и собак. Он закрыл деньги старыми искусственными цветами, выцветшими от времени, на которых осел изрядный слой пыли, но стряхивать их не стал. Про эти деньги он вообще ничего не знает, не перебирал ничего после того, как вернулся из тюрьмы.
В случае чего, пусть копы поднапрягутся, поищут денежки, не стоит упрощать им жизнь.
«Но бред ведь! Я же видел, что она мертва! Еще можно было бы поверить в то, что она в больнице, в тяжелом состоянии, но уж никак ни в то, что она как ни в чем не бывало гостит в доме Пэйна.»
Бобби медлил. Рассказанное Минди никак не укладывалось в его голове, не сходилось с тем что он видел накануне. Она была мертва! Он ведь и пульс проверил!
«Эта стерва, что-то задумала, никак не иначе решила выйти сухой из воды. Чистенькой! Сука! Нахр*на он только связался с ней?! Как бы вновь не вляпаться! Э-э-э нет! Не выйдет!»
Он долго размышлял, что ему делать с украшениями, придумывая место для тайника. Это была его страховка, улика, что он действовал не один, а с подачи своей драгоценной сообщницы.
Минди спустилась вниз. Бобби хозяйничал на кухне, колдуя над сковородой, с аппетитно поджарившимися полосками бекона. Она уже пришла в себя, как могла поправила макияж, была даже мысль вымыть голову, но она отказалась от нее.
Все тело нещадно ныло, но да ничего все пройдет, через неделю максимум.
— Ну и сколько я по-твоему должна торчать здесь, любовничек? — она заложила пальцы в кармашки джинс, приподняв при этом плечи, стремясь наиболее выгодно преподнести себя. Не зря же она потратила столько времени этим утром, наряжаясь для Брэда.
Бобби отложил вилку в сторону, взглянув на внезапно расслабившуюся, проникшуюся к нему симпатией женщину, что расположилась рядом, взгляд сам собой упал ей на грудь, с дерзко выглядывающим из-под ворота кружевом белья.
— Как долго торчат здесь, все твои шлюшки?
Бобби встал напротив, зажав ее между собой и столешницей, она поддалась назад, и старая мебель заскрипела под обрушившимся на нее весом. Руки мужчины легли ей на бедра, погладив. Девушка брезгливо сморщилась, попытавшись убрать их, но уж больно нехотя, слабоват был этот протест, это не ввело его в заблуждение.
Он видел, что ей понравилось.
«Почему бы и нет? Нужно больше реалистичности! Тогда и прикопаться будет не к чему!»
— Можем не торчать, а проиграть эту легенду от начала и до конца.
Он стягивал с нее джинсы, мигом справившись с нехитрой застежкой, заправляя пальцы под тонкое кружево.
«Ох, не для меня она наряжалась сегодня!»
— С тобой? Не смеши меня!
Бобби продолжал гладить ее бедра, не выпуская из виду ее лицо, ну и грудь разумеется, что все же стала учащенно вздыматься.
— Что Минди, я недостаточно богат? Может быть недостаточно красив?
— Много ты понимаешь! Я люблю его вовсе не за это.
— Действительно немного, — он невесело усмехнулся, не прекращая своего занятия, усадил ее на столешницу, мигом сдвинув стоявшую на ней посуду в сторону, — когда я брал твою вину на себя, я любил тебя. Мне так казалось.
Он отступил, оставляя ее, как есть, полуголую, полураздетую. Он вновь принялся за готовку, разбивая в сковороду несколько яиц. Он словно и не видел выражения разочарования, что появилось на ее лице, стоило тему только отойти, усмехаясь про себя.
«Вот стерва, хитра! Да не слишком!»
— Неужели?! А мне кажется, что ты пошел на это из-за денег, что мой отец пообещал тебе. И сейчас согласился на все это, только из-за них.
— Тебе показалось. Много ты понимаешь! — вернул он ей ее же слова, помимо воли улыбнувшись.
Мужчина отключил плиту, накрыв сковороду крышкой, он вновь встал напротив женщины, придвигаясь к ней ближе, упираясь своими бедрами в ее. Он несколько секунд рассматривал ее, потянувшись к распущенным волосам, пропустил светлую прядь между пальцев, с намертво въевшейся в них машинной грязью. Упругий локон, оказавшись на свободе, вновь принял свою форму.
— Ты просто зарвавшаяся стерва, не привыкшая к тому, что тебе отказывают. Разве может кто-то в здравом уме отказаться от такой красоты?! Почему я по-твоему согласился на это?
Минди хотела ответить нечто резкое, услышав его голосе издевку. Она не терпела и не спускала подобное никому, чтобы кто-то смеялся над ней!
— Я…
Она не договорила, мужчина поцеловал ее, больно впившись в ее губы своими.
Минди только-только привела себя в порядок.
Несмотря на то, что случилось сейчас между ними, все это было частью ее задумки, но все же ее дыхание сбилось, секс принес ей удовольствие. Нет-нет, да и думала она о том, как тем самым мстит Пэйну.
«Все было не так уж и плохо», — призналась она себе, глядя на мужчину, который все также продолжал стоять рядом с ней.
Он уж натянул штаны, после того, как Минди оттолкнула его, возвращая на место кофточку, спустилась на пол, одеваясь и поправляя бюстгальтер, убирая в чашечки освобожденную грудь. Не могла она ничего поделать с собой, к лицу так и прилипла снисходительная (но на самом деле очень довольная) улыбка.
«Все также хорош, как и …»
Бобби неожиданно напрягся, прикрыв глаза и нахмурившись, прислушавшись к чему-то, он приложил палец к губам. Ей стало не по себе, она не сразу вспомнила, что задумала, поначалу увлекшись, а теперь испугавшись. Сердце неожиданно застучала в горле. Минди нервно сглотнула.
Она подумала о том, что полиция уже окружила дом и только и ждет момента, как бы ворваться во внутрь.
— Копы?
— Тише! Нет, мигалок не видно!
Минди уже хотела возразить, сказать, что копы не всегда заявляются со светомузыкой, не идиоты же они, в самом-то деле! Но что она понимает в этом, по сравнению с ним?
«Давай же! Иди! Проверь кто там!»
Все пока складывалось отлично, согласно ее первоначальной задумке, оставался последний штрих, но для этого ей нужно было остаться в одиночестве… Как это провернуть? Пожалуй, зря она оделась.
Проблема решилась сама собой, Джонсон оставил ее одну на кухне, направившись ляясь в коридор, оправляя при этом футболку и взъерошивая волосы, Бобби обернулся, подмигнув ей.
Минди только закатила глаза, всем своим видом показывая, что она думает о его неотразимости и о плане в целом, но стоило ей остаться одной, как женщина быстро спрыгнула на пол, резко взялась за ворот кофты и со всей силы дернула, потянула его вниз, раздался треск ниток, но этого было недостаточно. Кожу плеч и шеи «обожгло», от резко натянувшей ткани, что впилась ей в кожу, однако вещь не желала сдаваться так просто, пришлось помочь себе в этом, тут же найденным ножом, тоже самое она проделала с нижним бельем, стянув при этом джинсы, безрезультатно пытаясь оторвать крепко сидящую пуговицу. Ей было жалко красивый, недавно приобретенный комплект нижнего белья, но да ничего, она купит новый, главное выйти жертвой из этой непростой ситуации. За синяки и ссадины она не беспокоилась, не зря она столько времени пропадала в ванной, уродуя себя, стукаясь обо все что попало, молотя по бедрам лейкой от душа.
