Борво перекосило:
— Хоть один назови! — ошарашенно выкрикнул Борво, не контролируя себя. Диармайд бросил на него заговорщицкий взгляд.
— Ну, скажем, этим утром я назначил Эдорту командующей дворцового гарнизона.
Борво сначала надолго застыл. Потом — неуверенно кивнул. И только затем, покраснев, коротко улыбнулся. Может, в самом деле, не все еще потеряно?
Надеясь уцепить хотя бы пару слов с Альфстанной наедине, Айонас, покинув зал совета, принялся высматривать Стабальтов. Он был уверен: если вежливо попросить Батиара о разговоре с дочерью — пусть даже здесь, публично, но чуть поодаль, чтобы их не расслышали — старый август не откажет. Диенар наскоро отыскал среди разбредающейся аристократии Батиара с наследницей и двинулся в их направлении. Сам Стабальт был занят тем, что о чем-то переговаривался с Лауданом — с ужасно скабрезной миной. Альфстанна стояла чуть дальше — с Толгриммом и Береном. Вот уж, неотступные тени, подумал Айонас в сердцах.
Стоило подойти к Батиару и попросить «на пару слов», как тот остановил Айонаса ладонью в грудь и качнул головой.
— Даже не думай. Я уже был щедр, — сказал он уклончиво, чтобы стоявший Лаудан ничего не понял. Зато Айонас вытаращился на Батиара с ужасом осознания: значит, он в курсе? Айонас вдруг задумался, что чувствовал и сделал бы он сам, если б его собственная дочь Регна пришла к нему с просьбой, пока остальные празднуют, устроить внебрачную личную жизнь на разок-другой. О! Да он бы ее зашиб! Просто за то, что осмелилась подумать, что может прийти с такими вопросами, не говоря об остальном! Кто же из них более безумен: неуязвимая Альфстанна, которая не страшится даже своего отца, или сам Батиар?
Айонас перевел взгляд Батиару за спину, где Альфстанна внимательно слушала гневные увещевания Толгримма. Судя по её улыбке, отповедь охранника её знатно умиляла.
А его, Айонаса, нет!
Рука Батиара все еще была на груди Диенара. Тот встретился со Стабальтом прямым взглядом и кивнул. Молча, с благодарностью и истым уважением: он бы так не смог, и он был признателен. Батиар ответил тем же, отпустил Айонаса и даже не стал оглядываться, когда последний зашел ему за спину.
— Августа, — донеслось до него.
— Август, — раздалось в ответ сдержанно-горькое спустя долгую паузу.
Батиара устроило.
Выход в Калагорн получился стремительным. Озлобленная на Диармайда, новоиспеченная леди-командор отдала несколько кратких, рванных приказов по сборам и быстро скидала собственные немногочисленные вещи. Им выделили две дюжины лошадей — на двадцать два всадника и поклажу. Отрядив Хольфстенна и Жала руководить общим «выдвижением, построением или что там вообще нужно», Данан от души пнула какую-то тумбу в комнате (схватилась за ногу, глотая вопли боли и смаргивая слезы). Потом села за стол и застрочила корявым от ярости почерком Клейву послание, что-де «этот неблагодарный престолотёр» лишил её возможности «дожить свой век с близкими людьми и сгнить в положенный срок! Да что он понимает!». Закончив с письмом, она вышла наружу, всучила первому стражу у двери и, получив согласие доставить по адресу (раздражающее «Да, леди-командор!»), решительно шагнула вперед.
И замерла. Напротив, сложив руки на груди, стояла Тальвада — в доспехе, с распущенными белокурыми волосами и нахальной улыбкой опытного командования. На поясе эльфийки по обыкновению висел меч, на руках блестели наручи из металла, скрывающая тайна которого теперь была чародейке известна; на лице красовалась маска. А толку, она для Данан теперь — что есть, что нет. Все равно никогда не забыть, что она видела под ней.
— Пошепчемся напоследок, командор Тегана? — сфамильярничала эльфийка и, увидев, как от обращения исказилось лицо Данан, выставила в примирительном жесте руку. — Будет тебе. К этому все шло, и, давай начистоту, из тебя командор выйдет получше, чем из Редгара. Ты хотя бы не предпочла помереть смертью глупых до того, как увидишь Темного.
Одно напоминание об архонте скрутило Данан внутренности. Те отозвались болезненным ощущением, будто все они теперь, с известных пор, не на своих местах. Тальвада вывела её на улицу, словно зная, что Данан намерена убраться из ненавистной столицы, как можно скорей. Все, связанное с Саэнгринами, как показала сегодня жизнь, для неё сквер… очень плохо заканчивалось. Даже Дей! Еще вчера казалось, он и с троном остался порядочным человеком, а сегодня — вон что!
Тальвада хохотала в голос.
— Поверь, — начала она интонациями многоопытной женщины, — у тебя уйдет время, прежде чем ты научишься заново распознавать, когда говоришь вслух, а когда просто думаешь. Привычка постоянно огрызаться с еще одним голосом у себя в голове мало кого привела к благу, Данан.
Данан кивнула, мрачнея. Она бы многое отдала, чтобы этого голоса никогда не было… Чтобы этот голос, поправила себя женщина, никогда не осквернил их — её и духовный меч, что ей служит.
На лбу чародейки залегла глубокая продольная черта, сдвинулись брови, собрались первые морщины в уголках глаз: как теперь доставать этот меч? Там, на верху башни он развеялся под натиском Погибели, и Данан теперь страшно боялась даже пытаться призвать клинок. Трусиха! — проклинала себя чародейка, но ничего не могла поделать. Достаточно ли она восстановилась? Сможет ли? Вдруг нет? А если сможет — будет ли это все еще её меч? Или, несмотря на то, что архонт мертв, ему все-таки удалось получить её духовный клинок, и Пустота, владеющая ей, поработила и его?..
— Не печалься больше, чем нужно, — посоветовала Тальвада, видя озадаченность и уныние чародейки. — Ты несешь в себе тень архонта, но ты не архонт. Ты все еще рыцарь-чародей Данан.
— Но мой меч… — завелась женщина. Тальвада качнула головой, пресекая: не надо.
— Неважно, какого он цвета. Знаешь, — поделилась она доверительно, — за века я поняла, что самая непроглядная тьма куда чаще и порой куда лучше служит свету, чем сам свет.
Тальвада замолчала, оставляя Данан додумать остальное. У эльфийки ведь наверняка в прошлый раз были те же трудности, что у Данан сейчас. Вспоминая их краткий, но полный откровений разговор наверху разрушенной Цитадели Тайн, Данан только сейчас задумалась: что, если Тальвада не просто должна была стать магом, а была им?! Что если она так же, как Данан, «наглоталась» Пустоты архонта, и просто побоялась стать следующим? Если такое, конечно, возможно. Ну или опасалась стать хотя бы теократом под началом древнего ужаса…
— Кем он говорил с вами? — спросила Данан, когда женщины вышла на улицу и начали спускаться по ступеням парадного входа.
— Голосом покойного брата, — не стала отпираться эльфийка. — Я заняла его место во главе Смотрителей после Пятой Пагубы. А предыдущий… Он не говорил, Данан, — Тальвада остановилась и придержала чародейку за руку, развернув на себя. — Я искала тебя не без причин. Мои ребята прочесали окрестности Цитадели, и Фирина так и не нашли. Но не это беспокоит меня больше всего.
Данан умолчала ожидаемое: «А что?», предоставляя эльфийке самой завершить объяснение.
— По-настоящему большие кланы всегда остаются в истории государств, вы правильно сказали. Сразу после вашего ухода я отрядила в королевскую библиотеку несколько эльфов… почтенного возраста, которые все равно не пригодились бы в сражении за Цитадель. Вчера ночью доставили результаты.
Тальвада достала из-за сапога плотный многослойный сверток, небрежно примятый кожей голенища, и вручила Данан.
— Глянь на привале. Если засомневаешься или захочешь почитать собственными глазами, дай знать. Я предупрежу на границах Ирэтвендиля, чтобы тебя пропустили без вопросов.
Данан, у которой все происходящее пока не лезло в голову, безотчетно сунула сверток за пазуху, сминая еще больше. Потом обернулась к Тальваде, выражая вопрос одной своей позой. Эльфийка усмехнулась и, шагнув ближе, кратко обняла чародейку.
— Каждые год Первый смотритель собирает действующих командоров в Талнахе в третий день седьмого месяца. Это день падения Ас-Хаггардской империи. Так что — увидимся.
