день глашатаи разнесли по городу весть о помолвке принца Таерина и цесаревны Сольгерд и их скорой свадьбе — принц торопился заключить союз, чтобы умирающий отец успел увидеть день свадьбы единственного сына. После обеда за Брегиром пришёл королевский посыльный и проводил его во дворец.
Воина приняли в малом тронном зале, и по правую руку от Таерина сидела Сольгерд — ослепительная в королевских шелках, драгоценностях и своей бледности. Она так хотела увидеть Брегира, но, когда он вошёл в зал, не смогла поднять на него глаз.
— Моя невеста, — торжественно начал принц, — цесаревна Сольгерд, рассказала, как ты спас её из плена Рейслава. Ты, её телохранитель, единственный, кто остался верен ей среди всех остальных людей, переметнувшихся на сторону узурпатора! Я благодарен тебе, воин, за то, что ты сохранил для меня это сокровище, — он метнул продолжительный победоносный взгляд на Сольгерд, — и твоя награда будет более чем щедрой. — Таерин сделал многозначительную паузу, но Брегир не спешил рассыпаться перед ним в благодарностях. — Цесаревна хочет, чтобы ты остался здесь до нашей свадьбы, и я обещаю, что в тот самый день ты сможешь, наконец, быть свободен от службы. А пока все удовольствия нашего города — к твоим услугам! — принц картинно воздел руки в жесте, с которым обычно принимают аплодисменты, но их не последовало. Брегир лишь поклонился, учтиво и сдержанно.
— Благодарю ваше высочество и цесаревну за щедрость, — промолвил он, и в этот момент Сольгерд подняла глаза, встретившись с ним взглядом. Брегиру показалось, что на его груди лопнул недавно наложенный Виски шов, только порез был гораздо глубже. Он ничем не мог ответить на молчаливую мольбу в её глазах, ничем, кроме собственного разорванного сердца. Принц кивнул, давая понять, что аудиенция окончена, и Брегир вышел следом за сопровождавшим его стражем.
***
Сольгерд жила во дворце третий день, окружённая заботой Таерина, но эта забота, в сравнении с Брегировой, была, как шёлковый корсет против тёплого дорожного плаща. Вся жизнь замка подчинялась строгим ритуалам, и принц, церемонный и чопорный, следил за неукоснительным их исполнением. Каждое утро Сольгерд, спускаясь к завтраку в очередном столь же роскошном, сколь и неудобном туалете, подготовленном для неё служанками, вздрагивала от показного прикосновения губ принца к её руке и съёживалась под хозяйским взглядом, холодным и оценивающим, с предвкушением скользящим по её декольте. И ей вновь и вновь хотелось проснуться в лесу под плащом, пропахшим костром.
Она не могла не думать о Брегире. Любая мелочь напоминала ей о нём, а любое движение Таерина подвергалось невыигрышному для принца сравнению.
Она не могла увидеть Брегира, но память услужливо подсовывала ей какие-то мелкие, упущенные ранее детали, и как же дороги они были теперь её сердцу! Мягкие, едва уловимые искры, светлячками загорающиеся в тёмных глазах, сосредоточенная морщинка меж бровей и разбитый в драке ухмыляющийся уголок рта…
К пятому дню Сольгерд перестала сопротивляться своим мыслям. Она окуналась в воспоминания, как в единственное своё убежище, и они незаметно для неё превращались в мечты — невинные, но казавшиеся цесаревне верхом распущенности, и мурашки холодком пробегали по её плечам и животу.
Каждое утро, просыпаясь, она с удивлением обнаруживала себя целой и невредимой, хотя явственно чувствовала, что из её груди был вырван огромный кусок живой плоти. Она приседала в реверансах и натянуто улыбалась, ходила, ела, вела беседы отстранённо, так, будто её мысли были где-то далеко. Всё её существо стремилось в лес, в прошлое, которое она, не задумываясь, вернула бы, будь у неё такая возможность. И в будущее, которое было недосягаемо. К человеку, так быстро и незаметно занявшему всю её жизнь. К мужчине, который мог бы стать прекрасным цесарем для её страны. Её цесарем. Тем, кем никогда не стать принцу Таерину.
***
Брегир пытался занять себя чем-нибудь, чтобы отвлечься, но ни на чём не мог сосредоточиться, и в результате просто шёл бродить по городу. Минуя узкие улицы, шумные рыночные площади, ароматные пекарни, захламлённые мастерские, просторные конюшни, он вновь и вновь оказывался у стен замка, обычно под вечер, сам не понимая, каким образом сюда попал. Он обходил замок кругом, стараясь ни о чём не думать, но неотступные мысли возвращались, с завидным постоянством терзая его болезненными вопросами. Он горько жалел, что согласился дождаться королевской свадьбы, но тут же вспоминал растерянные, напуганные глаза Сольгерд и неприятный холодок, струящийся из глаз принца Таерина. «Не оставляй меня здесь одну!» — вновь звучало в его ушах, это было всё равно, что «спаси меня!», и он готов был спасать столько, сколько потребуется, ценой собственной жизни, любой ценой, но… не мог. «Почему ты меня не спас?» — вновь спрашивал её отчаянный взгляд где-то на грани сна и реальности.
Сидя в таверне «Стального рога», Брегир наливал себе стакан за стаканом, пытаясь вытравить сухую, дерущую горло, словно горсть проглоченного песка, тоску. Вино было слабенькое, такое, которое пьют скорее для утоления жажды, а не для того, чтобы забыться. Хозяин вынес ему пару бутылок самого крепкого, но и оно не давало ожидаемого эффекта. Мучительные мысли, вместо того чтобы расплыться и потерять очертания, порхали вокруг Сольгерд, как мотыльки вокруг лампы. Остро болел свежий шов, болело треснувшее ребро, болела голова. Левое предплечье, почерневшее от синяков, полученных во время схватки с гвардейцами Рейслава, тоже вдруг разболелось.
За одним из столов дружно захохотали. Брегир перевёл уставший взгляд на двоих пьяных увальней, беззастенчиво хватавших хрупкую служаночку за бёдра. Отпустив очередную сальность, один из них рывком посадил девушку себе на колени, схватил только что облизанными жирными пальцами за грудь.
— Да ты благодарна должна быть, кто ещё на тебя, замухрышку, посмотрит! — довольно загоготал он на тщетное девичье сопротивление.
Брегир не заметил, как оказался на ногах, он даже не услышал грохот упавшего позади него тяжёлого стула. Вся его боль превратилась в раскалённую, звенящую в ушах ярость.
Парни заметили его приближение и, судя по вытянувшимся лицам и медленно стёкшим улыбкам, поняли — ничего хорошего их не ждёт. Служанка вывернулась из ослабевшего захвата и успела отскочить в сторону, прежде чем её обидчик полетел вверх тормашками вместе со своим стулом, зацепив мысками сапог блюдо с объедками, которые обрушились на него сверху. Второй оказался проворнее и, схватив бутылку за горлышко, замахнулся на Брегира. Воин перехватил его руку, нырнул под неё и, развернувшись, до хруста
