и никогда больше не вспоминать эту ночь.
Но непостижимая, грозная сила, скрытая в этом по-волчьи поджаром теле, влекла непреодолимо, как тайна. И Настя не могла понять саму себя, не могла объяснить, что же такое с ней творится.
В тот миг, когда Эл убил человека, в ней не проснулось ни капли жалости.
Пускай, злодей заслуживал смерти, ведь он её ограбил, угрожал ей, посмел трогать своими грязными лапами… Но она – дитя цивилизованного мира – разве не должна была ужаснуться тому, как легко оборвал эту жизнь тот, кого она называла другом? Нормальный человек должен был отшатнуться прочь.
А она смотрела зачарованно, как кролик на удава. Да, ей было очень страшно, но сквозь запредельный животный ужас вполне отчётливо проступало что-то близкое к восхищению.
Это напугало больше, чем безумный взгляд Эливерта. Собственная ненормальная реакция. Дикость какая-то! Ей понравилось, как атаман разделался с этим уродом!
Но если бы всё этим и закончилось...
Смириться с собственной глупостью и жестокостью она бы, пожалуй, смогла.
Но… как быть с остальным?
В детстве Настя очень любила грозу. Особенно, по ночам.
Она до смерти боялась раскатов грома. Казалось, они могли обрушить потолок на её несчастную голову. Она сжималась от ужаса, когда порывы ветра до земли гнули деревья, а дождь начинал хлестать в наспех закрытые окна. Она вскрикивала, когда вспышки молний освещали ночной мрак, как взрывы.
Но она всё равно садилась на подоконник и смотрела на безумство стихии, пока буря не утихала, или мать не отправляла её спать. Это была какая-то иррациональная тяга, преодолеть которую Настя не умела…
Этой ночью Рыжая не просто любовалась грозой, она оказалась в её эпицентре. Эливерт стал для неё ураганом.
И как бы она мысленно ни ругала себя, но кончики пальцев до сих пор слегка дрожали, запечатлев в узорах отпечатков воспоминание о прикосновении к его коже. Ноздри возбуждённо трепетали, улавливая его запах. А память о его губах, таких жадных и нежных одновременно, пробуждала сладостную истому во всем теле.
Настя не верила самой себе – допустим, у неё не было времени среагировать, пусть она не помнила себя от страха и изумления, она не успела дать ему отпор и позволила себя поцеловать…
Но ведь не это было самым ужасным!
Самым ужасным было то, что она ответила ему. Она, ещё пару часов назад убеждённая, что никто, кроме Кайла, в этой жизни ей не нужен – и она ответила Эливерту!
Стоп, стоп, стоп! Это ещё что за мысли? Почему была?
Она и сейчас уверена в том, что любит Кайла!
«Прекрасно… А как называется женщина, которая любит одного, а целует другого? Вспомнишь хоть один лестный эпитет, Настенька? Или скажешь, что тебе это не понравилось? Что ты этого не хотела? Может, было противно?»
Контрольным выстрелом в голову стала мысль о том, что случись этот поцелуй не в вонючем переулке, рядом с остывающим трупом, а где-нибудь тет-а-тет: в комнате, или в лесу, или даже на тёмной пустой лестнице трактира… И всё могло бы зайти куда дальше одного короткого поцелуя.
«Это просто невыносимо! Лучше бы эти гады меня сразу убили!»
Настя мысленно всхлипнула. Бросила взгляд исподтишка на атамана.
Никогда ещё она не испытывала такой ненависти к Эливерту. Больше этого чувства сейчас была только ненависть к самой себе.
Не доходя до трактира, Ворон свернул на противоположную сторону улицы, остановился, почти невидимый в глубокой тени, и пристально рассматривал окна «Золотого гуся».
В зале внизу теперь было почти пусто. Чуть поодаль на Рыночной площади стояла небольшая компания зевак, что-то бурно обсуждая. Они вскоре скрылись за углом трактира, в том самом злополучном Кривом переулке.
Служанка выскочила на улицу и почти бегом поспешила туда же. Видимо, все, кто ещё не спал в столь поздний час, сейчас находились на месте преступления, предпочитая принять непосредственное участие в столь необычном событии.
В конце концов, даже в неблагополучном Ялиоле убийство не являлось делом заурядным и обыденным.
Темнота надёжно скрывала Настю и Эливерта от случайных свидетелей, а вот все, кто выходил из трактира, были как на ладони.
Через некоторое время на крыльце появился высокий силуэт. Сделав несколько шагов, он остановился, оглядываясь по сторонам.
Настя никогда в жизни не перепутала бы эту кошачью походку с чьей-то ещё. Она внезапно поняла, что краснеет.
О, Небеса, как она теперь посмеет смотреть Кайлу в глаза?
Эливерт же поспешно вышел из тени и очень тихо окликнул, махнув рукой, чтобы привлечь внимание:
– Северянин!
Кайл оглянулся настороженно по сторонам, но улица была пуста. Никто из поздних зевак не мог их заметить. В единый момент он оказался рядом, отступая в тень.
– Где вы были? Я вас ищу повсюду! Тут что-то невообразимое…
– Это я, – перебил Эливерт. – Того типа в переулке убил я. Он напал на Дэини. Ограбить хотел…
Настя даже в ночной тьме видела, как у Кайла глаза на лоб полезли.
– Что вы там делали, в этом переулке?
И Настя порадовалась, что ночь так темна. Потому что после этого вопроса у неё даже уши стали пунцовыми.
– Неправильные вопросы задаёшь, рыцарь. Это долгая история, и смысла в ней уже нет. Слушай сюда! Их было двое. Подельник ушёл. И ещё баба – наводчица. Она и шум подняла. Вот это сейчас важно! Нам надо уходить. Она нас может узнать и сдать.
– Постой, – Кайл тряхнул головой. – Но ведь ты защищался… Это они напали, грабители!
– Иногда ты становишься наивнее, чем наш друг Ушастик, – Эл скорчил гримасу. – Кто мне поверит, рыцарь? Особенно, если они узнают, кто я. Нам надо слинять, пока ещё можно. Сейчас они сообразят, что убийца не мог уйти далеко, перекроют выходы из города и устроят облаву. Поэтому… ты сейчас постоишь здесь с Рыжей, а я приведу наших лошадей. И мы исчезнем в ночи.
Кайл посмотрел на беспросветное чёрное небо.
– Слишком рано. Городские ворота наверняка ещё заперты.
– Придумаем что-нибудь… Когда молва разнесёт новость об убийстве по городу, шансов выскользнуть останется ещё меньше. В трактир возвращаться нам нельзя.
Кайл только кивнул согласно.
– Тебе тоже надо готовиться к худшему, – продолжил разбойник. – Они начнут задавать неудобные вопросы. И очень скоро. Мы приехали вместе – значит, ты тоже при делах. Соври им, рыцарь! Скажи, что знать меня не знаешь! Мол, встретил нас у самых городских ворот и поехал вместе, потому что я обещал
