Но Единому было угодно испытать их… Обоих…
И сейчас, прижимая к груди весточку от своей госпожи, Дон страшно жалел о том, что тогда, в беседке, отпустил ее… Не надо было! Не надо!
13
13
“У меня все хорошо, погода, слава Единому, радует, а скоро будет Северник… Хотя, когда ты получишь мое послание, он уже, наверно, пройдет…”
Дон следил взглядом за ровными, красивыми строчками, а в голове словно звучал ее голос, нежный, спокойный, такой ровный и приветливый.
Она настоящая леди, его Мэсси.
Его… Только в мыслях он позволял себе назвать ее своей. Только наедине с собой. По ночам.
А днем…
Он вспомнил, какими мучительными, какими жуткими были дни, что он провел в дороге, сопровождая ее, и затем, в поместье ее мужа!
Она вышла замуж…
Он сам, своими руками, отдал Мэсси ее жениху, затем ставшему мужем!
Сам! Сам!
Охранял ее все долгую дорогу до проклятого северного баронства, где ей предстояло прожить всю жизнь. Выйти замуж за человека, подходящего ей по статусу и положению. Родить ему детей…
Это убивало, вымораживало до тонкого хрупкого слоя внутри, который в любой момент мог с хрустом поломаться, словно первый лед на реке или наст ранней весной.
Ночами, на стоянках, он не мог спать и постоянно ловил себя на жутких, неправильных мыслях, фантазиях, в соновном, сводящихся к тому, как он сейчас, наплевав на долг, честь, которая у него, сына своего отца, тоже имелась, просто войдет в ее шатер…
Она там одна. Совсем. Ее служанки спали в соседних, более скромных шатрах, а для нее каждую ночь ставили высокий, белый…
И внутри обустраивали все так, чтоб особа ее положения могла чувствовать себя комфортно.
Конечно, можно было бы останавливаться на постоялых дворах, но разве можно там с достоинством разместить такую нежную леди? Да там в самых лучших комнатах даже служанки ее не станут спать!
А потому на постоялых дворах только меняли лошадей, потому что до этого проклятого Единым и людьми баронства не пролегало ни одной железнодорожной ветки! И добраться туда летом можно было на лошадях, а зимой — на санях! Про такую роскошь, как автомобиль, там даже и не слышали… Вообще, в королевстве мало кто ездил на этих современных фырчащих железных конях. Неудобно это было.
Топливо не везде найдешь, по дорогам не везде проедешь… А лошадь, она и есть лошадь. Вездеходная.
Они ехали тяжелыми северными дорогами, останавливаясь на постоялых дворах и в попутных городках и деревнях, чтоб пополнить запасы провизии.
И двигались дальше.
И он сам, лично, следил, чтоб его миледи было безопасно и удобно. О, он отлично выполнял свой долг! Его леди ничего не угрожало в этом мире! Не было опасности, с которой он бы не справился! Ни одного зверя, которого бы он не победил!
Кроме него самого.
По ночам, наворачивая бешеные, постепенно сужающиеся у шатра круги по лагерю, Дон представлял, как он откидывает этот белоснежный тяжелый полог, плохо пропускающий звуки.
И заходит внутрь.
И видит свою леди, мирно спящую в походной постели. Нежную. Красивую до звезд перед глазами.
С волосами, светлыми не по-северному, разметавшимися короной по подушке.
Он подходит к ее постели и опускается на колени. Проводит подрагивающей, разбойной, привычной к мечу и лошадям рукой по роскоши волос… А затем собирает их в горсть. О-о-о-о… У нее волосы нежнее самого нежного шелка! Он помнит! Он один раз уже держал ее в своих руках!
Мэсси, конечно, проснется, раскроет в испуге свои голубые глаза, увидит его, склонившегося над собой, выдохнет пораженно… И, возможно, захочет задать вопрос, или возразить…
Но Дон не для того переламывал себя, забывал про долг, честь, отцовские и господские наставления, чтоб остановиться в такое мгновение!
Он наклонится и закроет ее протест губами.
И задохнется, сойдет с ума от сладости, запретной и от того самой-самой желанной!
Может, Мэсси будет сопротивляться… В конце концов, она привыкла к нему, как к своему охраннику, как к человеку, с которым ничего не страшно… Ничего… Он сумеет ее переубедить. Он покажет ей, что бояться вообще не стоит…
Покрепче перехватит волосы в горсти, чтоб не двинулась, и поцелует так, как мечтал все эти годы, как в снах дурманных видел…
И в голову будет отдавать бешеным громом барабанов, и кровь будет шуметь в ушах, а тело ее под его грубыми руками станет податливым и послушным… Ей понравится то, что он с ней будет делать! Обязательно понравится! Он на все ради этого готов!
Сколько раз Дон останавливался в своих фантазиях, в реальности уже стоя на пороге шатра Мэсси? Сколько раз отшатывался, осознавая, что именно собирался только что, через мгновение , сделать с беззащитной, ни о чем не подозревающей девушкой!
Сколько раз убивал в себе зверя, бешено рычащего, скалящегося, желающего добраться до желанной добычи!
И молил Единого, так молил, чтоб он дал ему сил! Просто сил, даже не разума! Разум-то давно уже утерян!
А вот силы противостоять самому себе были необходимы…
День за днем он выполнял свои обязанности сопровождающего и старался как можно реже подходить к своей госпоже, и как можно меньше смотреть ей в глаза. Чтоб ни в коем случае не догадалась она, какой зверь сидит в нем…
И что этот зверь хочет сделать с ней каждую ночь…
Если бы Дон знал, что везет свою нежную госпожу к зверю, который не будет настолько церемонным с ней…
Эх, если бы знал…
“Мои маленькие воспитанники, Лар и Лари, чудесные дети… У них обоих есть одна особенность, совершенно неуместная для принца и принцессы крови… Я не могу тебе написать, в чем именно они особенные, эту тайну нельзя доверить бумаге, но мой брат расстроен и разочарован… И даже поднимал вопрос о престолонаследии. На мой взгляд, это неправильно и очень несправедливо по отношению к ним, совершенно невинным малышам, но кто я такая, чтоб обсуждать приказы и действия его величества? Особенно, после всего, что он для меня сделал.
Единый, Дон, мне страшно подумать, что было бы с тобой, да и мной, если бы мой брат тогда не прислушался к моими мольбам и не подарил тебе жизнь и свободу! Я так мало могу ему отдать в ответ… Только всю себя посвятить его детям, моим племянникам. И это — самая благодатная и чудесная плата в мире! Вот только ты вынужден уехать и скитаться далеко от родного края… И опять из-за меня… Как ты живешь, мой защитник? Мой хранитель? Обижаешься ли на меня? Может, проклинаешь? Тебе есть за что! Если бы не я…”
Дон оторвался от чтения, зарычал гневно и едва сумел сдержаться и не сжать драгоценный кусок бумаги в кулаке.
Проклинать? Ее?
Да он только себя проклинает! Только себя, дурака, так долго не замечавшего очевидного! Если бы раньше узнал, то все бы закончилось без жертв… Со стороны Мэсси.
А так…
Больше всего пострадала она, и пострадала совершенно незаслуженно.
— Эй, Дон! — прервал его самобичевание голос Ежи, — ты меня слышал?
Дон поднял на него взгляд, и Ежи даже чуть отшатнулся от несдерживаемой ярости, ярко транслируемой оттуда. — Ты чего? Это я!
— Что. Ты. Хотел. — Голос поддавался с трудом, и Дону пришлось отвернуться, чтоб не пугать принца своими пылающими ненавистью к самому себе глазами.
— Да ничего… Просто мы выдвигаемся обратно… Тебя Карс звал, ты с нами?
Дон вдохнул, выдохнул… Глянул еще раз на письмо в руке.
И кивнул.
— Да. Только письмо отправлю.
14
14
В столице они провели всего два дня, как раз достаточных для того, чтоб Карс и Ассандр решили свои дела.
Что за дела, Дона не сильно интересовало, просто слышал краем уха, что это было связано с дочками генерала Саввона. И с самим генералом и его приговором.
Ежи во дворец не ходил и вообще был на глазах все время, и в голову Дона даже закрались сомнения в правильности своих выводов насчет происхождения мальчишки.
