вина, чтобы Лорен не заподозрил тебя ни в чем, — пробормотала она, оставляя на столе записку и снимая с себя цепочку со Звездой Благодати.
— Прости меня, Акме!.. — громче воскликнул он.
— Я прощу тебя, если ты поможешь мне выскользнуть отсюда, — перебила его девушка, на записку положив цепочку.
После она взяла еще два деревянных кубка, налила туда вина, добавила еще порошка и вместе с ними выскользнула на улицу. Двое молодых стражников тотчас встрепенулись, и один из них, несколько оробев пред невысокой женщиной со столь необычными глазами, воскликнул:
— Госпожа, у нас приказ не выпускать вас из шатра. Вам что-нибудь нужно?
Акме весело улыбнулась и непринужденно ответила:
— Полагаю, нужно вам. Ночь холодна, вы замерзли. Горячее вино согреет вас. Я буду спать спокойнее, если буду знать, что сделала хоть что-то для тех, кто сторожит мой покой.
Воины сердечно поблагодарили госпожу за заботу, но вежливо отказались, хотя каждый из них стучал зубами от холода. Следом вышел таинственный Цесперий и возмущенно проговорил:
— Вы вынуждаете госпожу беспокоиться о вас и стоять на ветру. Боитесь, что оно отравлено?!
Под внимательным взором девушки и ее странного товарища они взяли кубки и осушили их, но не успели отдать должное вину, как осеклись, шатаясь. Акме и Цесперий впустили их внутрь, усадили на стулья. Они спали.
Девушка сбегала за саваном, застегнула его у горла и, пожав фавну руку, выдохнула:
— Об одном прошу, позаботься об Августе, пока Лорен не заберет ее.
— Акме! — воскликнул он, пытаясь что-то сказать.
Но она лишь прошептала благодарности и, накинув на голову капюшон, выскользнула из шатра и растворилась в ночи, бросившись бежать прочь со всех ног.
Акме сторонилась хорошо освещенных и многолюдных мест. В Кунабуле быстро темнело, но ночь только вступала в свои права, посему многие воины уже разбрелись по своим шатрам, чтобы отдохнуть. На улице оставались лишь дозорные, стража и высокопоставленные господа путешествовали из шатра в шатер в сопровождении воинов, по делу или угоститься да посудачить.
«Я смогу!» — думала Акме, нисколько не сомневаясь в себе, погружаясь в холодное забытьё и уже не думая о том, что ни брата, ни Гаральда она уже не увидит.
Несколько раз ее едва не заметили, но воля случая или благословение неба спасали ее, и она вновь оказывалась вне опасности. С каждой минутой она все больше отдалялась от людей, которые были ей дороги. И, каждый раз начиная думать об этом, она успокаивала себя тем, что уходила, чтобы защитить этих людей от гибели и подарить им надежду на счастье.
Угрозы Лорена еще не успели претворить в жизнь. Плотного кольца стражи не было.
Удачно минуя один холм за другим в своем длинном платье и длинном саване, она с удовлетворением отмечала, что мерцающие огни лагеря оставались вдали. Власть ветра здесь чувствовалась сильнее. Он срывал с нее капюшон обжигающим холодом, заглушал ее собственные мысли.
Тогда ей вспомнился сон, который снился ей еще в Кибельмиде: она шла по тёмному полю и слышала зов ветра. Могла ли знать она, что через пару месяцев этот сон станет явью?..
«Чувствуешь ли ты свой конец, Эрешкигаль? — полная мрачного торжества, подумала она, без остановки пробираясь вперед, тяжело дыша, пробираясь по острым камням, заледенелыми руками, покрытыми черными узорами, закрываясь от ветра. — Ты мучаешь меня последние минуты. А после мы с тобою обе отойдем в небытие и станем достоянием истории.»
Вскоре лагерь остался далеко за холмами, поглощаемыми черным горизонтом. От холода у нее ломило ноги и руки, но она не чувствовала ни боли, ни усталости. Ненависть, страх опоздать, любовь к тем, кто остался за ее спиной, поддерживали в ней силы. И она то шептала, то в голос стонала, то мысленно молила:
— Гаральд, Лорен, простите меня! Гаральд, я солгала тебе, я отказала тебе, чтобы освободить от пут своей пагубной любви, которыми я связала тебя! Прости меня, я так сильно люблю тебя, хотя не имею на это никакого права! Умоляю, простите меня и не горюйте обо мне!»
Лорен, обменявшийся с Плио пламенным взором и тайным рукопожатием, долго смотрел, как его возлюбленная и Личная Гвардия кронпринца Густаво растворяются в ночи. Было далеко за полночь. Он устал, но беспокойство отгоняло сон.
В последние дни волнения и предчувствия стали делом обычным, но в эту особенно темную и холодную ночь он вовсе не мог найти покоя. Иркалла волновалась особенно сильно. Он был уверен, что наступало начало конца.
Нагнувшись, Лорен дотронулся до мертвой земли и ощутил легкую дрожь. Он не мог проникнуть в мысли Иркаллы, как делала его сестра, но смекнул, что сегодня-завтра все непременно решится.
«Скорей бы, — подумалось ему, — порою мне кажется, мы ждали этого веками…»
Лорен выпрямился. Он чувствовал, что Акме не спала. Он смутно слышал ее учащённое сердцебиение. Ему казалось, что он слышит её голос и тревожные мысли. И целитель пешком отправился к их шатру, чтобы проведать сестру, успокоить и погрузить ее в сон. А утром он хотел уговорить ее не делать глупостей.
Шатер Его Величества государя Карнеоласа был далеко от шатра Ринов, но Лорен, подгоняемый смутными тревогами, разгоравшимися все ярче, добрался быстро.
Невозмутимая стража приветствовала его и расступилась перед ним, и Лорен, войдя в шатер, побледнел, как мертвец.
В едва освещенном помещении на полу лежали бездыханные служанка Бегония и фавн Цесперий. Рядом валялся пустой кубок, а земля и камень были окрашены пролитым вином, будто кровью.
— Цесперий! — воскликнул Лорен, кинувшись к нему. — Цесперий!
Пульс обоих был слаб. Целитель в ужасе огляделся и увидел на столе небольшой клочок бумаги, исписанный торопливым неровным почерком, а на нем цепочку Акме. Он схватил записку, хотя и без того догадывался, что произошло.
«Мой дорогой братец! Прошу, не беспокойся. Цесперий, Бегония и стражники в скором времени очнутся.
Иркалла проснулась и жаждет поквитаться со мной, и я тороплюсь.
Аштариат говорила об этом с самого начала, но мы не понимали. Увы, такова моя судьба. Должно быть, вы осудите меня и в один голос воскликните, что мы сами делаем свою судьбу. Бесспорно, посему мой выбор сделан. И мне неведомо, кого стоит осуждать за те обстоятельства, которые разлучают нас. Полагаю, меня.
Но, прошу, не судите слишком строго, ибо, как только все закончится, в Архей вернется мир. Вслед за горем придут покой и приятные хлопоты. Лорен, у тебя есть твоя прекрасная Плио! А Гаральд в наследство получил герцогство. От него зависит
