ей улыбнулся.
Должно быть, Ишмерай мертвенно побледнела, ибо Атанаис, искоса глянув на сестру, сильно сжала её руку и рыкнула: «Не подавай виду. Терпи».
Ишмерай не могла уйти — сделав шаг, она бы обязательно упала. Она чувствовала, как многие придворные, давно заметившие, что между сыном короля и дочерью герцога теплились не самые дружеские чувства, с любопытством косились на позеленевшее лицо девочки. Она не сводила с принца широко распахнутых глаз уже десять минут, показавшихся ей вечностью, а принц так и не удосужился на неё посмотреть. Он то тихо переговаривался с братом, то с Кассуром Омраном, то с Маргит.
Тем временем принцесс Плио подбежала к герцогине Атии и заключила её в объятия, прошептав:
— Как я рада, что мой кузен не растерзал тебя, моя дорогая сестра!
Арнил, отчётливо это услышавший, тихо усмехнулся, обнимаясь со своим венценосным кузеном и обнимая рослого белокурого Теро, наследника Нодрима, так похожего на своего отца. Лорен поприветствовал семью герцога и нежно пожал руку своей сестре.
Король Густаво радостно поприветствовал герцогиню Атии, после — её мужа и детей. Он всегда с восторгом вспоминал их былое путешествие в Кунабулу и всю жизнь помнил, как Акме спасла его от мучительной смерти от рук коцитцев.
Герцогская семья поприветствовала Дарона, нескромно поглядевшего на едва живую Ишмерай, и когда настала очередь Марка здороваться с герцогом и его семьёй, Гаральд коротко и холодно ему поклонился, тотчас отвернувшись. Герцогиня и две её дочери, одна из которых была на грани обморока, сделали молчаливые реверансы. Одна герцогиня ещё была в силах вежливо осведомиться, тяжела ли была дорога. Ишмерай не могла глядеть ему в глаза — если она увидит там насмешку — она упадёт.
— Приветствую вас, мадам, — прокудахтал господин Омран, поклонившись герцогине, вокруг которой вот уже более двадцати лет летала столь мрачная слава.
Герцогиня была вежлива, но холодна и не внушала Омрану доверия. Маргит же, напротив, была излишне говорлива и улыбчива. Она затараторила, какая эта честь для неё, наконец, познакомиться со спасителями Архея. После она присела в реверансе перед дочерями знаменитой Акме и заверила обеих, что мечтает стать их подругами.
— Особенно я мечтаю дружить с вами, сударыня Ишмерай, — проворковала Маргит, сладко состроив ей лживую улыбку. — Я столько слышала о вас! И от Его Высочества тоже, — Маргит нежно улыбнулась Марку. — И, уверяю вас, только хорошее!
Ишмерай видела, что Маргит, наслышанная об её отношениях с принцем, нынче издевалась над ней, с неприкрытой радостью показывая, что симпатии принца поменялись. Ишмерай стало тошно. Но приличия требовали ответить хоть что-то, и она глухо промолвила:
— Увы, сударыня… у нас слишком мало времени, чтобы стать… подругами.
Атанаис едва слышно вздохнула с облегчением: ответ был куда мягче, чем она ожидала.
Маргит что-то затараторила, но король пригласил всех во дворец, и поток придворных хлынул внутрь.
— Я не пойду… — едва слышно выдохнула Ишмерай, обращаясь к старшей сестре.
— Твоё отсутствие даст повод для оскорбительных толков, — сказала Атанаис ей на ухо. — Ишмерай, умоляю тебя, держись. Не позволяй этим стервятникам смеяться над тобой.
— Мне плохо, — выдохнула Ишмерай, чувствуя, что если тотчас не останется одна, её стошнит.
Она, дождавшись, пока почти все придворные войдут во дворец, нетвёрдым шагом, шатаясь, отчаянно заламывая руки, неуклюже торопится скрыться там, где её сложнее всего будет найти — в парке.
Когда потрясение начало ослабевать, Ишмерай побежала — быстро, отчаянно, превозмогая дурноту, насколько хватало сил. Не представляя куда, лишь бы подальше.
Но смогла добежать только до беседки, в которой уже однажды проливала безутешные слезы. Покинутая всеми, одинокая, от времени потрескавшаяся постройка стала для неё надёжным убежищем от злых любопытных глаз. Лишь ей Ишмерай не боялась показать своё отчаяние, лишь ей могла выплакать своё несчастье.
Она не могла плакать, лишь тяжело и громко дышала, с силой зажмурив глаза. Отчаяние и боль разогрели кровь и заставили её бурлить. Голова угрожала вот-вот расколоться на части. Паника поднялась из глубин стонущей души и стиснула сердце. Горло сжала неведомая горькая сила, и девушка начала задыхаться.
Рядом, закрывая выход, вдруг остановилась черная, будто сотканная из тьмы, фигура. Она возвышалась над ней подобно башне, и Ишмерай попыталась разглядеть её, но что-то так туго сжало горло, что девушка, попытавшаяся было подняться, рухнула на землю, пытаясь сорвать невидимые тиски. Тень не прикасалась к ней, а просто стояла рядом.
Страшный шёпот ворвался в её уши и сдавливал голову.
— Ишмерай! — звал её испуганный голос Атанаис вдалеке. — Отец, я нашла её!
Старшая сестра оказалась рядом, повторяя её имя, но девушке казалось, что она все ещё была далеко. Голос сестры мерк вместе с гаснувшим сознанием.
Грудь больно жгло, будто её поджаривали на медленном огне. Боль стала нестерпимой, когда рядом оказался отец и дотронулся до неё. Ишмерай поглядела на него широко распахнутыми мученическими глазами и хрипло выдохнула, не помня себя, тщась высвободиться от рук отца:
— Ты доволен? Скажи мне, ты доволен?! Марк Вальдеборг более никогда не посмотрит на меня, на глупую дочь герцога, которая ждала его и думала о нем каждую минуту! — голос её сорвался в крик, горло охватили колющие спазмы; тень все ещё стояла здесь, за спиною отца; воздуха не хватало. — Тебе было недостаточно того, что ты прогнал его из своего дома. Теперь-то ты счастлив?!
— Ишмерай, успокойся! — напряженно воскликнул Гаральд Алистер, хватая дочь за руки, что причиняло ей нестерпимую боль.
— Жжёт. Мне больно. Батюшка, почему так жжёт?..
Перед глазами все завертелось. Круглое тонкое лицо Маргит, тёмные, звёздами сияющие глаза Марка, усмешка Дарона, мёртвые глаза Аштариат, бесформенное существо, сотканное из перин беспросветной тьмы, закрывающее выход.
— Батюшка, что с ней?! — плакала Атанаис. — У неё кровь!
— Атанаис, ты здесь не поможешь! Я пронесу её в спальню матушки через тайный проход, ты же беги за Лореном и скажи так, чтобы никто не слышал, что Ишмерай в беде. Сотри кровь со своего платья — никто ничего не должен заподозрить! Особенно матушка! Беги же!
Чья-то нечестивая длань закрыла ей глаза и заставляла её кровь кипеть. Все существо стало одной невыносимой болью. Болью без воздуха,
