без света. В горле что-то булькало и что-то тёплое заливало губы. Она вскрикивала, горько, мучительно, с придыханием.
— Ваша Светлость!.. — голос осёкся. — На сударыню Ишмерай напали?!
— Сагдиард, проводи Атанаис! Отвлекай короля всеми силами! Никто не должен знать!
Ишмерай, обессиленная, но сохранившая крохи сознания, летела на руках отца. По началу все было ярко-жёлтое, после всё стало черным. Дышать становилось то легче, то вновь возвращались боль, спазмы, кожу на шее будто резали тонкими ножами, и воздуха вновь не хватало.
Через вечность тьмы, боли, удушья и страшного шёпота девушка услышала ещё один голос, который она услышала гораздо чётче, чем голос отца.
— Дьявол бы вас побрал! — рявкнул тот и прикоснулся к её лбу тёплой ладонью. — Довели девочку! Один своими отказами и нравоучениями, второй капризами и какими-то девицами! Ты видишь это?! Ты видишь, что у неё на шее?! Акме тоже задыхалась до похода в Кунабулу, но такого даже у неё не было! Вы толкаете её во тьму! Атанаис, не реви, ты меня сбиваешь!
— Дядя Лорен… — хрипела Ишмерай, дыша громко, со стонами и вскриками.
— Чш-ш-ш, деточка… — шептал он, гладя её лоб своими тёплыми ладонями, которые с каждым прикосновением забирали все больше боли. Воздух медленно возвращался к ней, сладкий, лёгкий.
— Что у вас тут? — послышался ещё один взволнованный голос. — Ишмерай!!! На неё напали?!
— Акил, забери Атанаис, идите вон отсюда и сейчас же забудьте то, что видели.
— У неё кровь!
— Пошли вон! — процедил Лорен.
Больше ничего Ишмерай не слышала. Она погрузилась в полудрёму, и ей чудилось, что она лежит на черном древнем алтаре, а чьи-то руки забирают у неё силы, и она перестаёт сопротивляться, блаженно засыпая.
Очнулась она примерно через две четверти часа. За дверью громко спорили король и Целитель, горло же пересохло, а на языке оставался солёный привкус. Ишмерай повернулась на бок, и тотчас рядом с постелью кто-то зашевелился. Отец, вид у которого был безумный, подскочил к ней и схватил за руку, перепачканную в чем-то.
— Тебе лучше?!
— Горло болит… — выдохнула Ишмерай, в ужасе разглядывая кровать матери, заляпанную её кровью. — Что со мной случилось?
— Ты задыхалась, у тебя пошла кровь из носа — и так много её было!..
— Мне казалось, что меня кто-то душит… — прошептала она, вспомнив про расплывчатую тень, и она со страхом оглядела комнату, но здесь были лишь они с отцом.
— А теперь?.. — прошептал он, гладя её перепачканные кровью щеки.
Его лицо было бледно и блестело от испарины, под покрасневшими глазами залегли страшные тени, всегда аккуратно расчёсанные и уложенные волосы, нынче были взъерошены.
— Я могу дышать… — слабо улыбнулась Ишмерай. — Отдохну немного и вернусь в свою комнату. Здесь нужно поменять белье иначе матушка что-нибудь заподозрит. Я не хочу огорчать ее. Батюшка, прошу, не говори ей ничего.
Горечь, забывшаяся было от неведомого приступа, вновь сдавила грудь, и ей захотелось разодрать горло, лишь бы дышать было легче, забыться тяжёлым сном, лишь бы ничего не помнить, а ещё лучше — уехать.
Дверь тихонько открылась, и в спальню заглянул Лорен. Он подошёл к постели, присел на край и деловито осведомился:
— Жива?
По бледным губам девушки скользнула слабая улыбка, и она кивнула.
— Что же ты нас так пугаешь? — пробормотал Лорен.
Он взял её за руку, сосчитал пульс, а когда Ишмерай села под протестующие возгласы отца, Целитель откинул её разлохмаченные волосы за спину и внимательно оглядел перепачканную кровью шею.
— Смотри, — напряженно прошептал дядя Лорен, указав герцогу на то, чего не видела Ишмерай. Он дотрагивался до её шеи.
— Что там? — выдохнула Ишмерай.
— Помнишь Кунабулу? — вполголоса бормотал Лорен, глядя на свояка. — Помнишь глаза Акме и узоры на её руках?
Герцог не ответил. Он помнил все, будто это произошло вчера. Он никогда не сможет этого забыть. Теперь те же страшные ломаные едва заметные узоры черного цвета проступили на шее его дочери. Ему стало дурно от горя.
— Здесь нужно все убрать, — решительно произнесла она, указав на перепачканную кровью постель. — А мне — вернуться в свою комнату.
— Для начала тебе следует вымыть лицо и сменить платье. Ты не можешь появиться перед придворными в подобном виде. Ты же не хочешь, чтобы кто-то что-то заподозрил.
Ишмерай поглядела на себя в зеркало и нервно сглотнула: щеки, губы, вся шея и белоснежный лиф платья были покрыты кровавыми разводами. Придворные, увидев её в подобном виде, точно могли заподозрить что-то неладное и пустить слух, что Ишмерай Алистер пыталась покончить жизнь самоубийством из-за несчастной любви.
Девушку передёрнуло, и в ней проснулся глухой нагревающийся гнев на все эти слухи, на всех придворных, но свою слабость, на свои чувства, на того, кто их разбудил и на ту, которая старается переманить его на свою сторону. Гнев придал ей сил и решимости умчаться подальше от Архея как можно скорее.
Ишмерай быстро смыла кровь с шеи, лица и груди, привела в порядок растрёпанные волосы и направилась к выходу.
— Как ты?! — воскликнула Атанаис, вместе с Акилом бросившись к ней.
— В крови, бледная, как смерть, но живая, — с облегчением сказал Акил. — На лестнице много народу.
— Пошли к дьяволу, — фыркнула Ишмерай, решительно идя по коридору, но все ещё испытывая головокружение.
Все, что им требовалось, подняться по лестнице этажом выше и спрятаться во тьме коридора, но как на грех именно на этом этаже толпились шумные и говорливые придворные. Ишмерай, как могла, пыталась прикрыть окровавленный лиф волосами и руками. Завидев дочерей герцога и сына принцессы, придворные расступились, по толпе придворных прокатился шёпот. Девушка подняла глаза и побледнела — в конце длинного коридора стоял Марк, а за его спиной — Маргит Омран. Его тёмные округлившиеся глаза метались с платья Ишмерай на её лицо и обратно.
Атанаис ловко закрыла собой сестру, схватила за руку и потащила мимо шушукающей толпы вверх по лестнице. Как вдруг Ишмерай что-то резко потянуло назад. Принц Марк, больно держа её за локоть, беспардонно и испытующе разглядывал её платье, позабыв о своём холоде и безразличии.
