Казалось, в столице Карнеоласа собрался весь Архей.
Накануне обосновавшись в пригороде, чтобы отдохнуть и принарядиться, ныне герои горделиво проезжали по переполненным и шумным улицам Кеоса.
Слухи опередили союзников на много дней, и люди славили Рианоров не меньше, нежели государей и воинов.
Лорен лучезарно улыбался, купаясь в сиянии славы рядом с сестрой. Акме была слаба и бледна. Но широкая улыбка, белые одежды с золотыми узорами придавали ей царственный вид. В распущенные и завитые волосы её были вплетены белые и золотые цветы. Она сияла, а её забрасывали цветами и славили.
Это был триумф для Арнила, Весхельма, Густаво и других, но не для Акме или Лорена. Последний еще мог радоваться, но первой хотелось поскорее добраться до Нелея и спрятаться под одеялом. Благодарность тяготила её, плохое самочувствие измучило и лишало последних сил.
Все славили нового короля, красивого и молодого. На голове его красовался чудесный венок из чистого золота, за спиной развевался белоснежный плащ с кровавым подбоем. Все славили и нового герцога Атийского, тоже молодого и не менее красивого, отвечавшего на громогласные приветствия высоким поднятием руки.
Люди приветствовали своих героев и светились от счастья. Герои заслуживали поклонения за свои подвиги. Весь Нелейский дворец высыпал на улицу, чтобы приветствовать героев: особенно нового короля, а после — его гостей.
Акме и Лорен с улыбками переглянулись. Ему и герцогу Атии старались угодить так, как будто от этого зависело — жить им или умереть. Придворные раболепствовали перед людьми, которых ещё недавно вовсе не желали замечать.
Принцесса Сильвана, юная Альвария, невеста покойного кронпринца Дарона, смиренно поклонилась новому королю, и его молодую душу пронзила жалость к этой девушке, за считанные минуты лишившейся всего: и жениха, и карнеоласского трона, и надежд на счастье. И он дал ей понять, что желает и далее видеть ее в Нелейском дворце. Толпа зашепталась.
— Нет! — выдохнула Плио, с отвращением глядя на Альварию. — Он не возьмёт Сильван в жены. Это невозможно! Это отвратительно!
— Королям тоже нужны сыновья, — заметил Лорен, хитро улыбаясь.
— Единственная кандидатура, которая подошла бы и Карнеоласу, и ему безупречно, — это Акме.
— Главное, Карнеоласу, — усмехнулся Лорен. — Она не оставит Гаральда, будь Арнил самим Шамашем.
— То-то я и смотрю, что жених и невеста не проронили между собой почти ни слова за время путешествия обратно, — пробормотала Плио, заставив Лорена глубоко вздохнуть.
— Будем надеяться, что Гаральд найдёт снисхождение к её глупости.
Тем временем принцесса Альвария подошла к Акме и низко ей поклонилась, отыскав несколько благодарных слов. Неприязнь принцессы к Акме, родившаяся на балу в Кеосе, тотчас испарилась, едва до неё дошли слухи о помолвке «соперницы» с молодым герцогом Атийским.
Акме и Лорену пришлось выслушать множество приветствий и вытерпеть ничего не значащие слова многих людей. Пока король не отпустил их, чтобы они смогли хорошенько отдохнуть в роскошных покоях Нелея.
Рианоры планировали провести в Кеосе столько, сколько потребуется для полного восстановления сил Акме.
С девушкой всегда были Реция, порой отлучавшаяся лишь для того, чтобы прогуляться с Кицвиланом по нелейскому парку или Кеосу. Плио, сияющая и весёлая, будто лесная пташка, отлучалась из комнаты лишь для того, чтобы укрыться в вышеупомянутом парке. Вероятно, с Лореном, хотя их никто не видел.
Гаральд пришёл к Ринам на второй день и заявил, что дела в Атии требуют от него срочного и личного присутствия.
Это был ранний визит, и Акме, чувствовавшая себя очень плохо всю ночь, ещё спала. Лорен сонно сидел рядом с её постелью.
Целителю стало неудобно, он поднялся, чтобы разбудить Акме.
— Нет-нет! — мягко запротестовал герцог, завёрнутый в черный бархат. — Я не смею допустить, чтобы её целебный сон был прерван из-за меня. Она должна поправляться!
Лорен не мог отпустить его просто так и вежливо осведомился:
— Вы с нею даже не попрощаетесь, герцог?
— Не думаю, что дела задержат меня надолго, — уклончиво ответил тот. — Я скоро вернусь и по возвращении, надеюсь, что ещё застану вас здесь.
Герцог поклонился, бросил на Акме сдержанный взгляд и удалился так стремительно, что Лорен, застигнутый врасплох подобным заявлением, даже не успел окликнуть его.
— Поздравляю, сестрица! — вздохнул он, когда Акме очнулась. — Ты отказала единственному мужчине, которого любила, а он оказался высеченным из камня, поэтому не стал дожидаться твоей благосклонности и сегодня покинул Карнеолас.
Акме оглушено застыла, не в силах найти ответа.
— Навсегда? — наконец, хрипло произнесла она хоть что-то.
— Он даже не пожелал с тобой попрощаться.
Акме отвернулась. Потрясение было так велико, что она почувствовала дурноту. Но брату своей слабости показывать не пожелала. Дико заболела голова.
— Вы оба хороши! — лаконично отозвался Лорен, поднявшись. — Если бы я не видел страданий Гаральда, я бы решил, что все потеряно. Но ты не пожелала поощрить его даже сейчас, когда все закончилось. Даже не знаю, что сказать. Распоряжусь, чтобы тебе принесли завтрак.
И он ушёл, оставив Акме со своими мучительными мыслями.
Она любила Гаральда. До дрожи, до бессонницы, до слез. Полагая, что её ждёт смерть, она отталкивала его, чтобы освободить после своей гибели. Но она чудом избежала смерти, и, выздоравливая, пыталась найти слова, которые заставили бы его простить её, пытаясь хоть как-то исправить то, что натворила. Она не находила ни слов, ни смелости, а Гаральд тщательно избегал всяческой возможности остаться с ней наедине. Кеос был ее надеждой. Встав на ноги, она рассчитывала поговорить с ним, заверить его в своей любви, попросить прощения за свои жестокие слова, но Гаральд уехал, и надежд не осталось.
На четвёртый день пребывания Ринов в Нелее им пришло письмо от их экономки, тётушки Дорин. Оно сообщало о болезни Бейнардия Фронкса.
Когда Акме и Лорен предстали перед государем Арнилом с известием, что им жизненно необходимо уехать, король потрясённо уставился на них.
— Но как же так? — растеряно пробормотал Арнил. — Вы не планировали покидать меня, пока Акме полностью не оправится от своей тяжёлой болезни! Неужто ваш дядя не может?.. — он спохватился. — О да, разумеется. Простите мне мой эгоизм. Мне страшно представить, как он волновался о вас все эти дни.
Арнил вышел из-за своего огромного стола и медленно подошёл к ним. Рины хорошо помнили прежнего хозяина государева кабинета, и вся эта грузная, старая обстановка с пыльными фолиантами, старинной мебелью и старым кожаным креслом не шла молодому, сияющему Арнилу.
— Езжайте, мои дорогие, — вздохнул он, с сожалением глядя на Акме и Лорена. — Но я не прощаюсь с вами. У меня было слишком мало истинных друзей. Это путешествие подарило мне вашу дружбу.
