— Я узнал твою машину. Выпьешь?
Она подняла глаза, когда официантка появилась рядом с их столиком, студентка колледжа с юным личиком, которая выглядела слишком молодой, чтобы подавать алкоголь. Девочка улыбнулась, надо надеяться, Моргану, явно готовая дать ему все, что он захочет. Как Лиз шестнадцать лет назад.
Она вздрогнула.
— Мне ничего не нужно. — Это было не свидание. И она хотела, чтобы у нее была ясная голова.
— А выглядишь так, что нужно. Еще виски, — проинструктировал он официантку.
— Вино. — Она не должна была пить его. — Бокал Пино Гриджио, — заказала она и попыталась скрыть свое раздражение, когда девочка подождала кивка Моргана, прежде чем удалиться.
Лиз прочистила горло, край ее решительности притупился.
— Хорошо.
— Да.
— Мы здесь.
— В самом деле.
Слабая насмешка в его голосе заставила ее руки сжаться в кулаки от отчаяния.
— Что ты здесь делаешь? Чего ты хочешь? — повторила она.
— Увидеть тебя.
— Ты не видел меня шестнадцать лет, — сказала она открыто.
— Познакомиться с сыном.
Ее желудок подскочил. В течение одного дикого момента она испытала желание отрицать, что он был отцом Зака. Он не мог этого знать. У него не было доказательств. Но импульс умер нерожденным. Он был не дурак.
— Это кризис среднего возраста? — спросила она.
— Прошу прощения.
Она прижала липкие руки друг к другу на коленях.
— Тебя не заботила возможность отцовства шестнадцать лет назад. Немного поздно для тебя выйти вперед и требовать…
Он поднял брови.
— Отцовства.
— Отношений. — Их глаза встретились. Она наклонилась вперед через стол. — Что заставляет меня задаться вопросом, что заставило тебя передумать. Опасная для жизни болезнь?
— Я не болен.
— Развод?
Он выдержал ее пристальный взгляд.
— Я никогда не был женат.
Ее сердце пропустило удар. О, черт. Он мог бы добавить, «Никто никогда не мог сравниться с тобой» или «Я ждал, что найду тебя снова». Но он не сказал, так, что она даже не могла обвинить его во лжи.
Молодая официантка вернулась, чтобы поставить бокал вина перед Лиз и задержалась.
— Что-нибудь еще? Еще виски?
Морган покачал головой, не поднимая глаз. Она надула свежие от блеска губы, накручивая концы белокурых волос вокруг пальца. Морган, казалось, не замечал.
— Хорошо, дайте мне знать, если передумаете.
— Дадим, — сказала Лиз. — Спасибо.
Девушка быстро, неуверенно улыбнулась и ушла.
Лиз вздохнула.
Она когда-нибудь была настолько молодой? Такой обнадеживающей и неосторожной?
Да.
Она снова посмотрела через стол в глаза Моргана, темные и яркие, как ночь, полная звезд, ночь, шестнадцать лет назад, когда она была молодой, глупой и изнывала от возможностей.
Он выглядел точно так же. Широкий нос, острая челюсть, худые щеки. Его верхняя губа была узкой, нижняя — полной, изогнутой и убедительной. Она одернула себя. Ладно, это было плохо.
— Я даже не знаю твоего имени. — Она говорила это раньше, шестнадцать лет назад?
— Морган.
Еще одно воспоминание, она сидит на больничной койке, безучастно смотрит на заявление для выдачи свидетельства о рождении Зака. ИМЯ ОТЦА.
Она написала «Неизвестный», ее ручка выдалбливала бумагу.
— Фамилия, — сказала она.
Он заколебался.
— Бриссей.
Его акцент был слабым и неопределимым, делал слова грубыми. Она подняла голову.
— Что это, французский?
— Шотландский.
Она ждала. Иногда, слушать то, что говорят пациенты лучше, чем задавать вопросы.
— Бриссей — остров на Севере Шотландии. Был населен викингами.
Он немного был похож на викинга, крупного и жестоко красивого, его волосы были как пена. Как у Зака. Он — отец Зака. Подтекст, от которого голова идет кругом.
Она болезненно вздохнула.
— Как ты нашел нас?
— Я не искал, — сказал он, так легко, что она почти поверила ему. — Пока я не увидел вчера мальчика, я не знал о его существовании.
Она бы сказала ему. Если бы у нее когда-нибудь был шанс. Но он никогда не приходил, никогда не звонил, никогда не общался с ней. Он никогда не пытался найти их. Найти ее.
Понимание было похоже на отдирание пластыря от старой раны.
— Значит, ты говоришь мне, что ты здесь, из-за чего? Совпадение? Несчастный случай.
— Или судьба, — сказал он. — Судьба свела нас. Дважды.
Как будто их одна ночь была больше, чем похоть с его стороны, глупость — с ее.
— Я не верю в судьбу. Невезение, может быть.
Те бледные золотые глаза оценивали ее.
— Ты считаешь мальчика несчастьем.
— Конечно нет. — Она прижала пальцы к своим пульсирующим вискам. — Когда я узнала, что беременна… Мои родители не хотели, чтобы я оставляла ребенка. Они сказали, что если я выберу беременность, то мне придется взять на себя всю ответственность за мой выбор и моего ребенка. Так я и поступила. Я закончила медицинскую школу. Я родила ребенка. — Она подняла голову, старое решение горело в ее груди. — И я не позволю тебе просто появиться спустя шестнадцать лет и забрать его у меня.
— Ни одной женщине среди моих людей не пришлось бы выбирать, как тебе. — сказал он тихо. — Я уважаю твой выбор.
Искренность в его голосе и восхищение в его глазах застали ее врасплох. Со смерти Бена она привыкла проходить через дни и ночи и года сама. Были вознаграждения, конечно. Но очень мало комплиментов.
Она сморгнула внезапно выступившие слезы.
— Спасибо.
— Но это больше не твой выбор, — продолжал он непреклонно.
Она застыла в боевой готовности снова.
— Зак — мой сын.
Морган неуклонно оценивал ее из-под полуопущенных век.
— Он — почти мужчина. Он должен сделать свой собственный выбор.
— Ты его не знаешь. Ты ничего о нем не знаешь. Ему пятнадцать и сейчас у него тяжелый период.
Настолько трудный, что ей пришлось бросить практику и переехать с семьей на девять тысяч миль, чтобы все начать с начала.
— Ты не имеешь никакого права говорить мне, как мне воспитывать моего сына.
— А что о его правах? — спросил Морган.
Она уставилась на него непонимающим взглядом, но привлеченная его словами. Расстроенная. Испуганная.
— О чем ты говоришь?
— Он имеет право знать своего отца.
Она не хотела принимать во внимание правдивость его слов. Не пошевелив ни единым мускулом, ему удалось угрожать всему, что она ценила: ее жизни, ее семье, ее контролю.
— Его отцом был Бернардо Родригез.
— Твой умерший муж.
