— Твой умерший муж.
Гнев встряхнул ее. Гнев на Бена за то, что он ушел. Ярость на Моргана за то, что заставил ее чувствовать, за то, что снова ткнул ей в лицо потерей.
Она сжала пальцы вокруг бокала.
— Бен любил Зака. Он был рядом с ним всю его жизнь.
Морган посмотрел на нее.
— Но не в начале.
Воздух со свистом вышел из ее легких, высасывая жар и память. Только это, только он, его горячий пристальный взгляд, его подавляющий размер, сильное изящество его тела в ее, когда он придавил ее и бился в ней, когда небо вращалось, и мир менялся вокруг них…
Она втянула воздух, схватила ножку бокала.
— Бен был там, когда это имело значение. Зак все еще приспосабливается к этой утрате. Ему не нужно еще одно разрушение или еще одно разочарование в его жизни. Ты ему не нужен.
— А что касательно тебя? — спросил Морган. — Это не может быть жизнь, которую ты выбрала для себя.
Она проглотила свое вино, чтобы рассеять слабую горечь во рту.
— Моя жизнь — не твое дело.
— Оглянись вокруг. Ты не можешь быть удовлетворена этим местом. — Его взгляд прошелся по клиентуре бара, улыбка тронула его губы. — Этими людьми.
Она жестко поставила свой бокал на стол.
— У меня есть работа, которую я люблю, и дети, которые нуждаются во мне. А что есть у тебя?
Он снова посмотрел на нее, его глаза потемнели. Угрожающие. Сексуальные.
— Я могу получить то, что я хочу, в любое время, когда я захочу. Ты можешь сказать тоже самое?
Его лицо было настолько холодным, а тело отбрасывало жар. Несмотря на себя, она была потрясена и привлечена, ее собственное тело потеплело и смягчилось в ответ. Она, должно быть, не в своем уме.
— Ты имеешь в виду официантку? — сказала она с тонкой попыткой презрения.
— Я имею в виду секс. — Его низкий голос насмехался над ней, щипал ее нервные окончания. Она дрожала как скрипка под напряженным смычком, обнаженная и пробужденная, сердитая и безумно живая. И это было абсолютно недопустимо. Она не была его инструментом или его орудием. Он не доберется до ее ребенка через нее. Или не использует ее в качестве приманки…
— Секс, — медленно повторила она, вытягивая слово, пробуя его, смакуя его во рту. Она чувствовала силу его внимания, полноценного и интенсивного. Она улыбнулась и вытащила ногу из обуви. — Я могу заниматься сексом с тем, с кем я хочу.
Босыми ногами она коснулась его лодыжки, провела линию от голени к его колену. Его грудь поднялась с одним быстрым дыханием, но он не двигался, не убрал свой взгляд от нее. Ее сердце дико стучало.
«Контроль», — напомнила она себе.
Она прижала свою ногу к его бедру. Его нога была твердой как сталь, на бедре были сильные мышцы. Она хотела завести его. Завести его. Но она поймала себя на ее чувственном исследовании, смятенная быстрым скачком желания, которое появилось из-за этой поездкой на новую территорию как он.
Она облизала губы. Пальцы ног пошли выше. Его глаза горели. Он был… О, Боже, он был здесь, горячий и твердый под ее ногой. Она свернула пальцы ног.
— Всякий раз, когда я хочу, — сказала она хрипло.
Его лицо стало резким. Сосредоточенным.
— Мой номер наверху.
Его приглашение встряхнуло ее. Искушение, пойти с потоком, следовать за волной желания, которое глубоко сжималось в ее животе. О, она хотела. Она хотела его. Опустив ногу с его колен, она заставила себя надеть туфлю. Она соскользнула в туфлю и встала, глядя на него сверху вниз.
— В этом между нами различие. — Она была поражена, что ее голос мог казаться настолько холодным, настолько спокойным, когда она кипела и дрожала внутри. — Я не беру что-то просто, потому что я хочу, — сказала она и вышла.
«Возможно, морской лорд был прав», — подумал Морган, когда он прогуливался по гостинице следующий утром. «Возможно, в Конце Мира действительно была какая-то магия».
Деревья обрамляли дорогу, длинный зеленый газон шел к полумесяцу пляжа, который граничил с морем и скалами.
Хорошо быть вдали от напряженных отношений в Святилище, от потного труда по перевозке камней, от расстройств из-за пререканий его рабочих из воды. Дети моря были охотниками, не строителями. Они не делали и не добывали, не пахали и не пряли. Святилище веками промышляло грабежом, золото Викингов и испанское железо, французские шелка и итальянская глиняная посуда. Все уже кончено, все потеряно под волнами, от которых они оправлялись. Два дня горячей еды и горячего душа, мягких полотенец и непрерывного сна дали Моргану переоценку человеческих удобств и среды обитания.
Его ум был ясным, тело в боевой готовности, его настроение было лучше, чем он когда-либо чувствовал. Он прищурился на солнце, искрящееся на голубой воде, свободно как чайки, парящие на фоне бледного неба. Конечно, у его нынешнего удовлетворения мог быть другой источник.
Элизабет.
Ожидание гудело в его крови и глубоко в его горле. Он думал о ее жаждущем теле, ее холодном контроле, той вспышке жара. Он думал о ней достаточно много, в том тихом белом номере гостинице, где он спал один.
Он наслаждался испытанием воли почти так же, как он наслаждался сексом. С ней это было удовольствием, баловаться и тем и другим. Он хотел ее снова, больше чем шестнадцать лет назад. И в отличие от нее, он не сомневался, принимая то, что он хотел.
Дорога от гостиницы шла в гору и через островные старые, серые здания и небольшие, яркие сады. После наставлений владельца гостиницы он нашел полицейское управление, оно размещалось в ратуше, скромное кирпичное здание, выходящее на гавань.
Он вошел внутрь. Воздух был резким от пыли, чернил и жженого кофе. Женщина с пепельными волосами за стойкой регистрации носила свои очки на шее как офицерский значок и выглядела старше, чем само здание. Морган поглядел на табличку на ее столе. ЭДИТ ПЕЙН, СЕКРЕТАРЬ.
— Шеф Калеб Хантер, — сказал он.
Она продолжала щелкать по клавиатуре.
— В своем кабинете, — сказал она, не поднимая взгляда. — Присядьте.
Калеб вызвал Моргана с просьбой зайти в полицейский участок. Возможно, полицейский хотел узнать о разбитом окне. Более вероятно, он хотел следить за лордом финфолков, в то время как он был на людской земле. Морган был готов угождать в любом случае. Ему был нужен адрес Элизабет.
— Он ждет меня, — сказал Морган.
— Может быть, ждет.
— Скажите ему, что я здесь.
Клерк подняла очки к носу и посмотрела на него.
«Как будто», — подумал Морган, «он был акулой на ее леске, недостойный ее наживки или усилий».
