Король уже не улыбается. Для него эта тема слишком болезненна.
– Да, конечно, – соглашаюсь я. – Поэтому я и сказала, что этот вариант нам подходит лишь на первых порах. Что же касается второго платежа, то для него уже потребуется серьезно урезать расходы бюджета.
– Вот как? – глаза Жаккара темнеют. – И у вас есть предложения по конкретным статьям?
Я на миг задерживаю дыхание, а потом отважно киваю. Да, есть!
20. Кое-что о налогах
Мне есть, что сказать, но я натыкаюсь на полный ужаса взгляд месье Амбуаза, и иду на попятную:
– У меня есть некоторые соображения, но, если ваше величество позволит, я хотела бы воспользоваться любезным предложением маркиза и потратить еще несколько дней на изучение документов. Мне не хотелось бы, чтобы мои предложения показались вам необдуманными.
Конечно, граф прав – говорить на государственном совете о расходах на фавориток (ох, нет, как же я забыла – о расходах на известные его величеству потребления!) – значит сразу же настроить короля против себя. Это слишком деликатная тема. Такое предложение нужно спрятать среди многих других, а к этому я пока не готова.
– Хорошо, – его величество не возражает. – Мы заслушаем вас на следующей неделе. Но неужели вы думаете, что, сократив расходы, мы сможем расплатиться по долгам?
Министры переглядываются. Они тоже считают это утопией.
– Нет, ваше величество, я так не думаю. Мне кажется важным сделать хотя бы первый платеж. Лучше – еще и второй. А дальше, быть может, кредиторы согласятся реструктурировать задолженность.
Я произношу эту фразу и вздрагиваю. Не думаю, что слово «реструктуризация» им понятно. Я и сама не сразу вспомнила, как оно произносится по-французски.
Но даже если это слово им не знакомо, общий смысл они понимают.
– Вы думаете, это так легко? – из всех министров участие в разговоре принимает только Жаккар. Похоже, остальные пока предпочитают в обсуждение финансовых вопросов не вмешиваться.
– Нет, – я качаю головой. – Но если кредиторы увидят, что бюджет Тодории перестанет быть дефицитным, они могут пойти на продление срока кредитования – конечно, под более высокий процент. Правда, чтобы бюджет стал профицитным, – я опять спотыкаюсь на слове, – одного сокращения расходов недостаточно. Нужно увеличивать доходы.
– Какое неожиданное предложение! – ухмыляется маркиз. – И за счет чего же, позвольте вас спросить?
Я задумываюсь на секунду, а потом выпаливаю:
– За счет налоговой реформы!
Кое-что по этому вопросу я прочитала еще в Москве. Не так много, как хотелось бы, но достаточно для того, чтобы понять – при таком подходе к налогообложению не удивительно, что крестьяне Тодории голодают.
– Вы предлагаете повысить подушный налог? – проявляет интерес мужчина в бирюзовом камзоле. – Или ввести новые налоги?
– Напротив, – я стараюсь говорить как можно увереннее, – я предлагаю понизить ставки.
А вот это вызывает реакцию и у остальных участников заседания. Они начинают говорить все разом, из-за чего я почти не разбираю слов.
– Любезная сударыня, – снова берет на себя функцию моего основного оппонента маркиз Жаккар, – прошу вас пояснить вашу мысль. Вы только что отмечали важность увеличения доходной части бюджета, а теперь предлагаете понизить ставку налога? Не кажется ли вам, что одно противоречит другому?
– Ничуть! – я хватаю один из принесенных с собой листов бумаги, пододвигаю чернильницу с пером и осторожно, пытаясь не поставить кляксу, рисую сначала систему координат, а потом – параболу с ветвями вниз. – Вот – это кривая Лаффера! Она показывает зависимость между налоговыми поступлениями и налоговыми ставками. Видите – если ставки начинают превышать разумную величину, налоговые доходы бюджета сокращаются. Высокие налоги приводят к тому, что люди перестают их платить.
– Вы сказали «Лаффер»? – переспрашивает маркиз. – Это ученый или политик? Должно быть, из Америки?
Я подтверждаю – да, из Америки. Уточнять, что речь идет об Америке совсем других веков, не стоит.
– Весьма сомнительная теория, – выносит вердикт Жаккар, и по тому, как реагируют на его слова другие, я понимаю, что они согласны с ним.
Я и не ожидала, что они меня поймут. Но высказывать в этот момент еще одно предложение – о более справедливом социальном распределении налогов – я не решаюсь.
– Ну, что же, – его величество поднимается, и мы поднимаемся следом, – я думаю, на сегодня довольно. Благодарим вас, ваша светлость, за столь содержательную беседу. Надеюсь, во время нашей следующей встречи вы подкрепите ваши слова конкретными цифрами. Не смею вас задерживать, господа!
Министры гуськом тянутся к выходу. Я, собрав бумаги со стола, направляюсь в ту же сторону.
А вслед мне несется:
– А вас, сударыня, я попрошу остаться!
21. Его Величество Рейнар Пятый
Я возвращаюсь к столу, по другую сторону которого стоит король. Нас разделяют не менее пяти метров, но я почти чувствую исходящую от его величества силу. Дает ли ему эту силу та власть, которой он облечен, или она связана с его уверенностью в себе как мужчины? Я не знаю.
– Прежде всего, ваша светлость, я хотел бы поприветствовать вас в Тодории и выразить надежду, что вы не будете разочарованы ни красотами нашей страны, ни нашим гостеприимством.
Он улыбается. На сей раз улыбается совсем по-другому – широко и открыто.
– Благодарю вас, ваше величество, – я снова изображаю отдаленно похожую на реверанс кракозябру. – Я уже влюбилась в Тодорию.
– Рад это слышать, – кивает он. – Мне также хотелось бы предупредить вас (чтобы вы не были удивлены или разочарованы), что ваши весьма смелые предложения, скорее всего, не найдут должного понимания у наших министров. Но не спешите их за это упрекать. Любое нововведение на первых порах сталкивается с неприятием и вызывает протесты. А в данном случае ситуация осложняется тем, что вы – женщина. Нет-нет, я отнюдь не хотел бы, чтобы вы вдруг оказались мужчиной, – он бросает на меня странный взгляд, – но всё-таки согласитесь, что для государственных мужей эти доводы были бы куда весомей, исходи они от представителя нашего пола. Возможно, у вас, в Америке, всё по-другому…
Он делает паузу, но я не произношу ни слова. Я не хотела бы говорить об Америке – перед перемещением никто не сказал мне, что я буду изображать американку, и я весьма смутно представляю, что сейчас происходит за океаном.
– А что касается ваших мыслей по поводу налоговой системы, то я лично во многом согласен с вами. Да-да, не думайте, что я – закоренелый ретроград. Уверяю вас, это не так. Я как раз учился в Париже, когда генеральный контролер финансов Франции де Калонн попытался провести там налоговые реформы. Он предлагал облегчить налоговое бремя народа путем более справедливого его перераспределения. Признаться, в этом вопросе я был его сторонником. Знаете, чем всё закончилось? Его отставкой. Аристократия оказалась не готова к таким преобразованиям.
Я слушаю с интересом. Про Калонна я кое-что читала. Его налоговые реформы были вызваны как раз необходимостью покрытия огромного государственного долга и большого дефицита бюджета.
– Возможно, если бы его предложения были приняты, революции удалось бы избежать.
– Возможно, – в словах короля я не слышу особой уверенности. – Впрочем, довольно говорить о финансах. Мы вернемся к этому вопросу на следующей неделе. А пока я хотел бы пригласить вас на бал, который состоится в ближайшее воскресенье. Надеюсь, вам понравится во дворце. Конечно, у нас не столь роскошный двор, каким был французский, но этого и трудно ожидать в такой маленькой стране, как наша.
– Вы очень любезны, ваше величество, – я уже слышала про бал от Сюзанны, но всё равно начинаю беспокоиться и, чтобы подстелить соломки, сразу говорю: – Только, боюсь, я совсем не знаю тех танцев, которые модны у вас. В Америке всё устроено куда проще.
– Право же, это неважно, – он небрежно машет рукой. – Вы всему легко научитесь. Я сам возьмусь вас обучать. Хотя я тоже не могу сказать, что отличный танцор. К тому же, на балу можно не только танцевать.
