― Двадцать девять лет, а уже слепой как крот. И вот какое у тебя после этого потомство?
― Ты бы еще дал прочесть меню для тараканов.
― Ну, что ты, у меня их нет на кухне. Те, под шкафом не в счет, они тут завсегдатаи.
Я взглянула в сторону шкафа — никого не видно. Фух. Эрн достал очки из кармана и принялся изучать договор. Что же в нем такого?
Глава 21
― Этот договор изначально составляла мать.
― Именно она и составляла. Читай уже, не томи.
― Я, нижеподписавшийся, Эйран Кристанти обязуюсь жениться до своего тридцатилетия. Соглашаюсь на условия выдвинутые Элайзой Кристанти безоговорочно и в установленный срок. Договор расторжению не подлежит… Я не понимаю. Это же договор на строительство школы. При чем тут договор с матерью? Да, в вечер перед тем как мы решили сотрудничать со школой, я пообещал жениться, чтобы унаследовать семейные дела. Но я это должен сделать до тридцати пяти лет.
― Так ты со мной был, чтобы матери угодить? — я встала из-за стола, но Мандаринка положил копыто на плечо и тем самым усадил меня обратно.
― Как раз, нет, — у Эйрана было очень озадаченное лицо. ― Она предлагала мне множество кандидаток… Послушай, Мириам! — смотрит на меня, будто вспоминает, где мог видеть. ― я уехал потому что мать попросила помочь ей с делами. А потом узнал, что через несколько дней ты уже была в паре с сыном Олдриджа. Я был эмоционально раздавлен твоим предательством. И да, я хотел на тебе жениться, но после всего… Дал матери отмашку, чтобы она сама нашла мне невесту.
― И она нашла, да? — опять боль острыми иглами заставляет плакать мое сердце.
― Нашла. Мой день рождения двадцать седьмого, свадьба назначена на день раньше.
― А почему ты уехал первый раз, Эрн?
― Какой первый?
― Эйран Кристанти — вы должны кое-что узнать о своем отце, — у Мандаринки был очень серьезный вид. И даже его прицепленные усы, не делали его милее.
― Отце? При чем тут мой отец?
― Отец оставил тебе все это! — жираф описал ногами-руками круг. ― Но взамен ты должен жениться по большой любви на Рождество до тридцати пяти, и только тогда мы — жители Кристантинополиса останемся неизменными и сможем и дальше поддерживать дух Рождества, помогая постановками, песнями и всем, чем возможно. У Эвана — твоего отца было в планах продолжать семейные дела, а вот Элайза хочет все свести на «нет» и уехать на Филиппины с… А там, между прочим, больше сорока градусов бывает. Я поджарю все свои сладкие местечки.
― С кем она хочет уехать?
― Нет, вы гляньте, я про обожженные места, а он…
― С кем? — Эйран встал из-за стола и навис над жирафом. Даже я испугалась.
― Только рожку не трогай.
― Повторить вопрос?
― Он у нас слегка неуравновешенный, — Мандаринка покосился на меня и прикрыл правую рожку копытом. ― Вот все-то тебе знать надо обо всех.
― Она моя мать. С кем?
― Ладно, ладно. Встретила она одного филиппинчика, хех.
― Когда?
― Тебе точное время назвать? Или годом обойдешься?
― Годом?
― Ну да, четыре года назад. Они встрети…
― Отец умер три года назад. Как так?
― Ну, и так бывает…
Кулаки Эйрана начали сжиматься, желваки задвигались, а глазами он практически молнии метал. Я придвинулась ближе к Мандаринке.
― Где она сейчас? — голос разрубал воздух.
― Эйран, успокойся! — коснулась его руки, но он одернул.
― Вот куда она так часто уезжала?! Эта ее забота о детишках в театральных школах — ложь?!
Мы с Мандаринкой подпрыгнули от такого накала внутри Эрна.
― Не кипишуй ты! — Мандаринка один панкейк взял сам, а второй отдал мне.
― Не кипишуй? Ты чего молчал? Поверенный отца называется.
― Твой отец все знал.
― Как знал?
Пока Эрн не смотрел на меня, я засунула блинчик в рот, а потом посмотрел и я, по всей вероятности, была похожа на хомяка: на секунду металлический оттенок его глаз сменился на теплый и даже уголок рта пополз вверх.
― Ну да…
― Он умер от ее предательства?
Я сразу вспомнила о папе.
― Нет, успокойся. Элайза тут ни при чем.
― Очень на это надеюсь. Либо ты сейчас же скажешь, где она либо я за себя не ручаюсь.
― Ой, ну мы прямо дрожим от страха, — Мандаринка взглянул на меня, я целиком проглотила блинчик, подавилась и закашлялась. ― Дам тебе водички.
― Я вообще существую в этой вселенной или вы только между собой общаетесь? — смотрел на меня пристальным взглядом. После того как я попила, и кашель успокоился, вновь перевел глаза на жирафа.
― Эйран, Элайза приедет к свадьбе.
Я поперхнулась чаем. Все у меня не слава богу. Но ведь сейчас речь о свадьбе моего любимого мужчины:
― Ты женишься на ней? — если скажет да, то, что я вообще тут делаю?
― По договору я обязан жениться раньше двадцать седьмого. Получается если я женюсь без любви, как мать хочет, то семейное дело разрушится? А если по любви, то нет?
― Обожаю, когда становишься догадливым! — улыбнулся Мандаринка, затем прикрыл морду копытом и повернулся ко мне. ― Жаль, что крайне редко это с ним случается.
Знала, что он пытается рассмешить, но мне было тоскливо, будто мое счастье зависело от выбора Эйрана.
― Мириам Льюиз, — Эрн встал передо мной на одно колено, теперь я сидела и улыбалась, как дурочка. ― Ты выйдешь за меня?
Глава 22
― Конечно! Конечно! — я спустилась со стула и обняла его за шею.
― Только нам нужно поспешить, времени мало. Давай сыграем свадьбу на это Рождество?!
― С удовольствием, — мы слились в поцелуе. Но он длился недолго, потому что над нашими головами раздалось «мр-р-р-р» из уст Мандаринки.
― Мандартис, объясни почему мать не подстроила свадьбу на само Рождество?
― Ты опять будешь кипишевать. Не буду ничего говорить. Вы такие птенчики, дайте, полюбуюсь на вас.
Мы сидели с Эйраном на полу в обнимку, он гладил меня по волосам, а я уткнулась носом в его грудь, и было очень хорошо.
― Я тебя прошу! Скажи по-че-му?
― Ну если просишь… Она Рождество встречает на Филиппинах.
― Что?!
― Эрн, — повернула его лицо к себе, ― Наверняка они любят друг друга.
Ноздри Эйрана начали раздуваться, как у быка:
― Пусть вначале со мной объясниться. Моя мать и филиппинец! Уму непостижимо…
Я видела, что он расстроен, но чувствовала, как прижимает к себе.
― Ладно, милые создания, я спать. Оставляю вас ворковать. Боже! Я же еще и непризнанный рифмоплет… Талант погибает и мировая поэзия вместе с ним. Все занавес. Я ушел.
Открыл окно и выпорхнул, словно… он плюхнулся в снег.
― Эрн у меня много вопросов к тебе.
― Пошли в комнату, здесь будет прохладно. У меня к тебе тоже достаточно и один не дает мне покоя больше всего.
Помог встать и мы направились в его комнату. Что я ему скажу по поводу Томаса — понятия не имею. Если он так реагирует на любовную связь своей матери, то что со мной сделает, тем более я рядом. Не отхватить бы за двоих… Окно осталось открытым и я так и не поняла зачем.
В комнату Эрн буквально тянул меня за руку. То ли мне кажется, что он торопится, то ли я упираюсь и оттягиваю наш разговор? Но по моей версии до дверей комнаты мы практически бежали.
― Заходи!
Нет, он и вправду, подпихивает меня. Господи, я не знаю, как оправдаться перед ним…
― Закрываешь дверь на ключ?
― Лишние глаза нам ни к чему!
― О чем ты хотел поговорить? — буду изображать, что я ничего не поняла.
― Все разговоры потом…
Притянул к себе и впился в губы таким жарким поцелуем, которых я не помнила за все наше знакомство…
Я лежала у него на груди, а он наматывал на палец прядь моих волос. Мы ничего не обсуждали, и это только предстоит, но сейчас не так важно. Теперь я знаю, что наши чувства взаимны и вместе мы многое преодолеем.
― Обожаю, как ты пахнешь, — вдыхала аромат любимого мужчины, ― всегда сомневалась и думала, что мне кажется, но ты пахнешь выпечкой: корицей, бадьяном и даже ванилью.
