Тристан откидывается назад, его ноздри раздуваются, его покрытые венами руки с безымянными пальцами крепко сжимают плечи мальчика.
— Ты лев. Не так ли?
— Да-да, — он фыркает.
— Точно. А те дети? Они — овцы. Мы никогда не позволяем себе заботиться об овцах, Маленький Лев. Ты понимаешь?
Саймон кивает.
— Ты лучше, чем они когда-либо будут, — бормочет Тристан, постукивая мальчика пальцами по подбородку.
В моем горле завязывается узел, что-то тяжелое и теплое оседает в груди и вырывается наружу, как дым, расходящийся по венам и согревающий каждую частичку меня.
Тристан встает, гладит рукой макушку Саймона, а затем смотрит на меня.
— Пойдём, Маленькая Лань. Не хотелось бы заставлять Вашего нового мужа ждать.
11. Тристан
— Ну так что, чего хочет Ваш брат?
Я бросаю взгляд на леди Беатро, пока мы идем по длинному коридору. В Саксуме необычайно яркий день, облака разошлись настолько, что сквозь витражные окна пробиваются маленькие лучи солнца и рассыпаются по ее коже. Мои пальцы сжимаются, желая схватить карандаши и набросать видение.
— Он — король. Ему не нужно ничего хотеть, чтобы получить это.
Она ухмыляется.
— Вы говорите с горечью.
— Правда?
— Немного, — её плечи поднимаются. — Ну так?
Моя грудь вздымается, когда я вытаскиваю косяк из-за уха и кладу его в рот, мой язык щелкает по краю, перекатываясь по губам. Мои личные наставники называли это оральной фиксацией, прямо перед тем, как пытались выбить у меня сигарету, говоря, что принц не должен ходить с чём-то во рту, это некультурно. Я пытался объяснить, что это помогает мне успокоиться, отгоняет навязчивые мысли и тревогу, бурлящую в моем нутре, как рагу. Но им было все равно, что я чувствую, главное — как я выгляжу.
— Теперь мы друзья, Маленькая Лань? — спрашиваю я.
— Перестаньте называть меня так.
Она бросает на меня взгляд, и мое сердце колотится от радости, что я её разозлил.
— Вы очень требовательная. Кто-нибудь когда-нибудь говорил Вам об этом?
— А Вы грубый, — отвечает она.
— Это не выдающееся качество для королевы-консорта, — продолжаю я. — Возможно, Вам стоит поработать над этим, пока не начались курсы этикета, и они не выбили из Вас это.
Ее шаги затихают, и она останавливается, поворачиваясь ко мне лицом.
— Выбьют… — её голос прерывается, когда она смотрит на меня, и я чувствую, как в воздухе нарастает напряжение еще до того, как ее взгляд цепляется за мой шрам. Оно стягивается вокруг меня, пока мои легкие не сжимаются, но я наслаждаюсь дискомфортом.
— Не волнуйтесь, — мой палец постукивает по приподнятой плоти на брови. — Это не результат плохих манер. Во всяком случае, не моих.
Она кивает, но не отводит взгляд.
— Спасибо за совет.
Я снова собираюсь идти, но она протягивает руку, ее пальцы обхватывают мое запястье, чтобы удержать меня на месте. Мой взгляд падает на то место, где мы связаны, тепло разливается по моим венам.
— Расскажите мне о мятежниках, — требует она.
Мое нутро содрогается, и я поворачиваюсь к ней лицом, позволяя ее прикосновению задержаться на моей коже. Я провожу глазами по ее фигуре, начиная с кончиков ее черных как ночь локонов, по ее глубоким шоколадным глазам, а затем скольжу вниз к декольте, выглядывающему из верхней части ее кроваво-красного платья.
Мой член твердеет, когда я представляю, как разрываю ткань на ее груди и скольжу между ее грудями, пока не схожу с ума от желания кончить.
Она отпускает мое запястье и отступает на шаг назад, ее подбородок поднимается, как это всегда бывает перед тем, как она становится непокорной. Это движение демонстрирует простор ее шеи, и мои пальцы дергаются, желая оставить на ней отпечатки, как краски на холсте.
Медленно я вынимаю незажженную сигарету изо рта и кладу её за ухо, возвращая взгляд к ее глазам.
— Что бы Вы хотели узнать?
— Всё. Я хочу… подождите, — она вскидывает брови. — Вы не собираешься спорить со мной по этому поводу? Не скажете, что я не должна говорить о них или задавать вопросы?
Я наклоняю голову.
— С чего бы мне это делать?
— Все остальные уже так сделали, я просто… — её зубы впиваются в нижнюю губу.
Вид того, как она портит свою плоть, посылает сквозь меня новый всплеск желания, и прежде чем я успеваю остановиться, я двигаюсь к ней, возбуждение разжигает мои внутренности, когда она отступает. Я продолжаю двигаться, пока она не оказывается под каменными арками окна, ее тело прижато к зеленому и желтому витражу.
Ее глаза перебегают с моего лица на коридор и обратно, словно она боится, что кто-то пройдет мимо и увидит нас.
Мне нравится заставлять её нервничать.
Маска, которую она надевает для остального мира, спадает, когда мы остаёмся вдвоем.
— Я не все остальные, Маленькая Лань, — я подхожу ближе.
Желтые крапинки в ее глазах заставляют мой желудок сжаться. Я поднимаю руку и провожу тыльной стороной пальцев по ее щеке, мне нравится, как она вздрагивает — то ли от самого прикосновения, то ли от прохладного металла моих колец.
— Было бы очень жаль потерять этот пытливый ум, — бормочу я. — Я не хочу подавлять его. Я хочу разделить его на части и посмотреть, какие еще вопросы я смогу найти.
Ее руки двигаются за спиной, пока не упираются в окно, цвета создают прекрасный ореол вокруг ее тела, как будто она божество в человеческой форме, присланное на землю, чтобы искусить меня от моих жестоких поступков.
Но я уже знаю, что она не ангел.
Мои пальцы продолжают двигаться вниз, пока не касаются ее шеи. Я жду, что она отстранится, но она снова удивляет меня, наклоняя голову, как будто жаждет моего прикосновения.
— Вы очень доверяете мне, спрашивая о фракции мятежников и думая, что я не брошу Вас в подземелья и не посажу на цепь.
Её пульс бьется под моим большим пальцем, и мои мышцы судорожно сжимаются в предвкушении того, как проявляются её нервы, как бы она ни старалась их скрыть.
— Вы бы не стали, — вздыхает она.
— Вы так уверены? — я крепче сжимаю её горло, желая почувствовать, как трепещет её пульс, когда я шепчу ей на ухо грязные слова. — Я думаю, Вы будете выглядеть прекрасно привязанной к стене и молящей о пощаде.
Что-то дикое высвобождается внутри меня, когда её зрачки расширяются, мои яйца подрагивают, заставляя мою член пульсировать о ткань моих брюк. Я опускаю руку на её талию, перемещая нас, пока она не прижимается к нише оконной арки, наши тела в сантиметрах друг от друга.
— Вы не должны прикасаться ко мне, — шепчет она. — Если кто-то увидит… нас могут предать смерти.
— И что Вы собираетесь делать, достать свой милый маленький кинжальчик и попытаться обескровить меня? — спрашиваю я, надавливая рукой на ее торс, так что она прижимается к стене. — Хотите продолжать притворяться? Я знаю, что Вы не такая хорошая девочка, как утверждаете.
Ее ладони подпрыгивает мне на грудь, пальцы впиваются в мою черную тунику. Я наклоняюсь, мой нос проходит вдоль линии ее волос, вдыхая ее мягкий цветочный аромат.
— Я вижу то, что Вы так старательно пытаетесь скрыть.
Я себя не контролирую. Каждая частичка меня бушует в желании схватить её, и трахнуть, и заклеймить, и удержать, что безумно, потому что я даже не хочу её.
— Вам не нужно прятаться от меня, Маленькая Лань.
— Я не прячусь, — мурлычет она, ее губы касаются моих. — Я возмущена.
В коридоре раздаются шаги, и мы отстраняемся друг от друга, её пальцы запутываются в тонкой цепочке её ожерелья.
Я отпрянул, проклиная себя за идиотизм. Зачем мне прикасаться к ней посреди коридора?
Зачем мне вообще прикасаться к ней?
Она права. Если кто-нибудь узнает, будет катастрофа. Мой брат ухватился бы за возможность арестовать и предать меня смерти.
Конечно, он не смог бы меня убить. Я бы исчез прежде, чем он успел бы объявить о суде, но изгнание в теневые земли не способствует моим целям на данный момент.
