Я в базе, меня могут проверять сколько угодно. Хотя не будут: девушка с ребёнком подозрений не вызовет.
«Интересно, что это: благодарность, желание помочь или гарантия собственной безопасности?» – подумал Берен, но вслух бросил лишь короткое «Посмотрим». А потом, подумав, чуть мягче добавил:
– Спасибо.
В ответ Тари просто кивнула. Этот посторонний человек рисковал из-за неё. Не пытайся он сохранить её невредимой, разобрался бы парой-тройкой выстрелов, и изначально о таком развитии она и подумала, пока не поймала его беглый взгляд из-за плеча одного из альбиносов. Вот тогда и поняла: он скорее сам под пули подставится. Прочла это в его взгляде. И – удивительно: уже не боялась! Хоть и израсходовала последние капли лекарства, ни на миг не почувствовала подступающего обращения… И с чего бы ему рисковать собственной шкурой? Может, ему что-то нужно от Тари? Так ведь и взять-то с неё нечего!
«Я, знаешь ли, дельных мужиков за километр чую. – произнёс в голове голос Аркадии. – Этот – дельный!»
– Гудвин? – шёпотом выдохнула Эльса, перебравшись в дальний конец кузова, чтобы в кабине её случайно не подслушали.
– Я здесь, – ответил успокаивающий глубокий голос.
Эльса уже не может не улыбаться, слыша его, хотя сейчас речь пойдёт о серьёзном, и улыбка не к месту.
– Нет, – мягко усмехается. – Помнишь, я говорил тебе, что там, где я нахожусь, времени нет?
– Ага.
– Поэтому я вижу и прошлое, и будущее, как настоящее. Могу быть и там, и здесь.
– Да.
– То есть в этот момент ты говоришь со мной здесь, а там – велишь мне взять Береново ружьё, потому что уже знаешь, что я справлюсь?
– Примерно так, да.
Эльса пожевала губу и тревожно нахмурила бровки, решаясь на следующий вопрос.
Голос тихо рассмеялся.
– Нет, Эльса, нет. Но Он – существует. Теперь я точно знаю.
Глава 8
Время ещё не позднее – восемь вечера, но на улице уже темно. Свет фар подъезжающего уазика выхватывает пожелтевшие кусты вокруг невысокого заборчика у большого деревянного дома и кучку людей поодаль. От толпы отделяются двое и бегут навстречу высаживающимся из машины солдатам.
Парень и девушка, подростки лет семнадцати. Девчонка, тёмненькая, очень красивая – видно даже в темноте – рыдает уже до икоты и ничего не может объяснить толком, лишь хватается за Беренов рукав и, словно в удушье, глотает открытым ртом воздух пополам со слезами. Светлый паренёк – спокойнее, хоть и бледен как полотно, – держит её за талию, пытаясь аккуратно отвести от военных.
«Сестра, – наконец выдыхает девушка, отчаянно впиваясь длинными пальцами Берену в руку, – там моя сестра!»
«Успокойтесь, гражданочка, и объясните толком, без ажиотажа!» – звучит из-за Беренова плеча. Командир сегодня какой-то непривычно дёрганый, и его резкий раздражённый тон производит на девушку эффект вовсе не успокоительный.
«Спасите её!» – срывающимся голосом кричит она, растягивая конец фразы в истерический рёв, и оседает наземь, закрывая лицо ладонями, – ноги её уже не держат.
Берен и светлый паренёк – спутник девушки – поддерживают её под локти, чтобы та не упала, и аккуратно опускают на поросшую клевером обочину. Берен вопросительно смотрит на мальчишку: рассказывай, мол. Тот с видимым усилием разжимает до синевы побледневшие губы.
«В дом забралась грапи. Разбила окно. Мы спаслись, но в детской осталась девочка. Ей двенадцать…»
«Мы её забы-ы-ыли!» – в полной безысходности завыла девушка.
«Кто-то ещё в доме есть?» – спрашивает Берен, но юноша отрицательно мотает головой.
«Животные?»
Ещё одно молчаливое «нет».
«Где родители?»
«В гости уехали в соседний посёлок. Вернутся утром».
«А твои?»
«У меня только отец, сейчас на смене».
Следующий вопрос Берен задаёт почти беззвучно, чтобы не услышала старшая сестра:
«Жива?»
Парень растерянно пожимает плечами:
«Мы ничего не слышали…»
Всё ясно: влюблённая парочка устроила свидание, воспользовавшись отсутствием старших. Младшую сестрёнку спровадили в её комнату, чтоб не мешала. Когда тварь, разбив окно, ворвалась в дом, опрометью бросились на улицу, забыв про девочку.
Берен оборачивается на командира, который только что переговорил с собравшимися взрослыми. Майор кивает, приглашая отойти.
«Грапи мелкая – это точно ребёнок. Судя по всему, она ещё в доме. Криков не доносилось, думаю, что вторая девочка жива и где-то спряталась».
«Обещай не выходить, что бы ни случилось, ладно?» – стучит в висках Берена, причиняя физическую боль.
«Поэтому предлагаю не лезть туда, не нервировать лишний раз их там, в кромешной темноте, а подождать, пока выровняется адреналин грапи и она примет человечий вид», – заканчивает свою мысль командир.
Берен вскидывает на него ошалелый, непонимающий взгляд.
«Подождать, пока она сожрёт другого ребёнка? – выдыхает он. – Вы же знаете, как тяжело нормализуется адреналин у детей и молодых, только что мутировавших грапи, и как долго, в отличие от взрослых, они могут сохранять обличье твари?!»
«Если та девочка до сих пор жива, значит, она хорошо спряталась и продержится ещё пару часов! – безапелляционно заявляет майор. – Где ты её сейчас искать будешь? Только больше растревожишь грапи!»
«Но это же ребёнок!»
«Как и та, что с крыльями!»
Тут какая-то женщина окликает командира по имени, а когда он оборачивается, отвешивает ему смачную оплеуху.
«Сначала бросил их, шельмец, а теперь дочь зачистить приехал?» – с ненавистью шипит она.
И тут Берен всё понимает…
Майор догадывается о его дальнейших действиях.
«Отставить, капитан! – орёт он, багровея, – Не сметь входить в дом!»
Берен глянул на напарника, но тот отрицательно покачал головой: приказ есть приказ.
Тогда Берен, взяв автомат, срывает с плеча напарника рацию и суёт её в руки белобрысому Ромео:
«Ты хорошо знаешь дом?»
Парень кивает.
«Будешь вести меня до её комнаты. Свет включать опасно. Справишься?»
Ещё один кивок, хоть и менее уверенный.
Но, едва Берен переступает порог дома, сквозь скрежетание помех пробивается не голос юноши, а полный злого отчаяния вопль командира: «Не вздумай стрелять, мать твою! Слышишь меня? Не стреляй, это приказ!»
– Эй! – Тари легонько потрясла его за плечо, и Берен поднял голову, промаргиваясь.
Не надо было обедать! После еды всегда клонит в сон, – неудивительно, что он стал клевать носом.
– Давай местами поменяемся, – предложила девушка, – я сяду за руль.
– Не самый безопасный вариант, – Берен многозначительно глянул на её бесполезный теперь адреномер.
– Как и водитель, не спавший больше суток.
– Это ещё не много, – спокойно ответил он.
– Угу, по тебе видно…
– Просто сутки выдались тяжёлыми.
– Давай я поведу?
– Нет. Я не пущу тебя за руль без лекарства.
– А если ты уснёшь?
– Не усну, если будешь со мной разговаривать. Расскажи что-нибудь.
– Что?
– Что хочешь.
Тари задумалась.
– «Среди обширной канзасской степи…» – начала она.
– Что угодно, но не это, – перебил егерь, поморщившись, словно девушка его ущипнула.
«Что ты всё время таскаешь с собой эту сказку, она тебе в бою поможет, что ли?» – тут же отозвалось у него в голове.
– Что ты имеешь против «Волшебника Изумрудного города»? – удивилась Тари. – Я столько раз читала её Эльсе, что наизусть выучила. И хватит надолго.
– Я тоже помню её практически наизусть, – Берен помрачнел, и Тамари стало немного не по себе.
– Хорошо, – растерянно кивнула она, – что тогда рассказать?
– Не знаю. Сама реши.
Видимо, последние его слова прозвучали слишком резко и задели девушку, потому что следующие несколько минут она молчала, погрузившись в задумчивость. Судя по выражению лица, думы были не из весёлых. И этот её жест – когда она зябко обхватывала себя за локти – говорил о её растерянности и тревоге, Берен уже знал это. Сейчас и растерянностью, и чем-то очень похожим на тревогу от Тари разило на всю кабину, словно тяжёлыми духами.
Бедная девчонка, она и так попала в переплёт, да ещё с человеком, кого она должна бы от всей души ненавидеть, а не… не приносить ему мазь от ушибов! Впрочем, и он её должен бы… Но, оказывается, ему гораздо проще было всю жизнь ненавидеть всех грапи вместе взятых, чем здесь и сейчас одну-единственную, которая рядом, да ещё и в человеческом обличье. «В таком человеческом обличье!» – съехидничал внутренний голос, и Берен, не сдержавшись, бросил на девушку беглый взгляд. «Внешность как внешность!» – с лёгким раздражением подумал он. На точёном носу горбинка – деликатная, но всё же добавляющая едва уловимой хищности высоким скулам девушки и чуть резким чертам её худого, фарфорово-бледного лица. Верхняя губа заметно тоньше пухлой нижней – любая полуулыбка таких губ имеет оттенок насмешливого пренебрежения и недоверия, особенно если взгляд спрятан в тени длинных полуопущенных ресниц, и непонятно, что там, в этом взгляде, равно как и что там – на уме… Локти острые, как коленки у кузнечика, ключицы хрупкие, словно первый осенний ледок на лужах, а массивные
