- Скандал в королевской семье! Принц умоляет красавицу не бросать его! – прочитал отец, пока я смотрел на фотографию, где я держу ее за талию.
- О, я все видела! Но это поправимо! Нам срочно нужно трогательное примирение! – влетела в кабинет отца Мелла, шурша юбками и газетами. – Что-то нежное, трепетное и при этом волнующее! Нам нужен первый поцелуй!
Глава 37. Ася
Ни с того ни с сего я почувствовала инфернальный холодок, обнимающий меня за попу, и тут же закашлялась ужином.
Мои мысли роились вокруг принца. Одна, вторая, третья. Они назойливо жужжали и множились.
Я уже заметила, что как только на горизонте появляется мужчина, чей характер – редкостное «какаду», как мысли – мухи устремляются к нему! И вот, облепленный моими мыслями принц все никак не выходил у меня из головы.
- Ой, а нас пригласят на бал? – кокетливо спросила Булочка, убирая за собой тарелку. Рядом с ней стучал ложкой Патрик, поглядывая косо на старательную Булочку. Он был на нее ужасно обижен за пуговицу, которую она однажды стащила у него с мундира. Поэтому ревниво оберегал каждую, не забывая проверять рукой.
- Патрик, это ты? – осторожно спросила я, все еще чувствуя, как айсберги наползают на мой филей.
- Я ничего не делал! – хрипловато произнес Патрик, греясь супом.
На моих коленях лежал замотанный в пеленки подсвечник с ленточкой. Про пеленки я сначала и не подумала, но когда меня намочила корзинка, я всерьез о них задумалась.
- Патрик, может, снимешь куртку? – спросила я ласково, на что Патрик поднял на меня серые глаза и хрипловато произнес: «Тетя Ася! Это – мундир моего отца!».
Я вздохнула, глядя на старый мундир и потертые пуговицы.
- Когда я вырасту, то я стану военным, как мой отец! Поэтому я должен привыкать к мундиру! – гордо напомнил Патрик, на случай, если мы об это забыли.
Я улыбнулась, вспоминая босого мальчишку, которого отбила от жандармов. «Банда-с, мэм!», - отрапортовали мне. – «Вот этот вот жути нагоняет, а остальные – с карманы чистят!».
Патрик обладал невероятной способностью делать «укак» всем, кто находился рядом.
Лошади вставали как вкопанные, люди вне зависимости от положения в обществе щедро и незаметно делились чаем с мостовой. Дамы падали в обморок, джентльмены цепенели, и не всегда ловили падающих дам. От чего потом разрывались помолвки, рвались в клочья репутации и брачные контракты.
Старушки готовились к встрече с неизбежным, а ловкие грязные ручки тем временем чистили карманы.
Потом все проходило, словно и не было. А где-то в подворотне маленькая шайка высыпала добычу на грязную брусчатку.
Вот так Патрик попал в приют. Маленький, злой, как дикий хомяк на втором триместре тяжелой хомячиной беременности, он наводил страх на всех.
Несколько раз он сбегал, но был отловлен и возвращен. И так бы продолжалось до сих пор, если бы не мундир.
Однажды Патрик узнал, что у каждого в приюте есть своя ячейка. И потребовал показать свою! Он, как и другие дети приюта, был уверены, что у меня есть дар видеть прошлое, настоящее и будущее. А быстрое вычисление нашкодившего, лишь укрепляло мою репутацию ясновидящей.
И тогда из жалости, я сунула ему в ячейку старый мундир, который однажды бросила мне на коробку в качестве благотворительной помощи холеная женская рука.
Так Патрик узнал, что его отец был, оказывается, военным! И быть может, даже героем. В его мечтах усатый бравый отец, овеянный славой, сложил голову в очередном сражении, а безутешная мать устроилась работать прачкой и слегла от горя.
С этих пор Патрик не расставался с мундиром и стоял над душой, когда я штопала и стирала его сокровище.
Это уже не вороватый беспризорник, а будущий офицер, каждое утро тренирующий выправку и командный голос. А пока его не берут в армию, Патрик продает газеты, чтобы хоть как-то помочь приюту. И он уверен, что его отец гордится им.
Подсвечник промочил пеленки, и превратился в клубок. Я стала пеленать клубок, а он превратился в корзинку.
- А ты расскажешь нам сказку? – послышались детские голоса. Малыши переминались в дверях, а я взяла в руки свиток, и понесла его в спальню.
Дети улеглись в кроватки и затаили дыхание.
- Жили - были дед и баба…. – начала я, садясь на скрипучий стул.
Тут уже не выдержала и улыбнулась я. Все сказки у нас начинались с того, что кто-то кого-то проиграл в карты. На этом всегда настаивал мистер Флетчер. Обязательно в сказках кто-то служил в армии. Об этом просил Патрик. Но какие бы приключения не ждали героев, все заканчивалось одинаково: «И вышла замуж за принца», - добавляла Булочка, «И у нее было самое красивое платье!», - вставляла Джоси.
Так, выигранная дедом в карты курочка Ряба, а все потому, что хитрый дед зашел с туза, отслужила в армии, прославилась подвигами, дембельнулась и решила обосноваться у стариков.
«На ферме!», - подсказывал Джимми. «Сирота!», - подсказывали остальные.
- Мимо проезжал красивый принц! – вздохнула Булочка, прячась под одеялом.
- И снесла курочка яичко! – продолжала я.
- С козырей пошла, красотка, - усмехнулся мистер Флетчер, крякнув.
- Принц тут же надел на нее красивое платье! – подсказывала тихим голоском Джоселин. – И сразу же влюбился!
Многоженец – принц еще от колобка не отошел в красивом платье, а тут уже курочка – ряба подоспела! Но так сказка была интересна каждому, а в копилке: « Братья Гримм седеют и трясутся!» на одну сказку становилось больше.
Я пыталась иногда хитрить, и брала мужского персонажа. Девочки были сильно возмущены. И за принца (за неимением никого другого под рукой) выходила замуж абстрактная старенькая бабка. Но обязательно в красивом платье!
Когда персонажей было двое, начиналась настоящая катавасия. И приходилось утихомиривать малышей, которые посчитали, что про их персонажа рассказали слишком мало!
Но хитрая тетя Ася всегда пыталась вложить в сказку мораль. Даже если она не впихивалась, тетя Ася брала ее и впихивала силой.
Наконец, поучительная сказка была закончена, и я, пошатываясь от усталости, поковыляла спать.
Но я еще не знала, что ночь обещает быть бессонной.
Я понесла подсвечник в комнату, где стояла старинная кровать, и висели портрет добрых старушек, передававших приют и эту кровать по наследству друг другу.
Радости внезапного материнства обступали меня со всех сторон, когда запас пеленок таял на глазах.
Таких малюток нам еще не приносили. Обычно дар у ребенка развивался к годику-двум, а там уже брезжило рассветное солнце горшочка и «Тетя Ася, я покакал!».
Но здесь был еще беспросветный мрак пеленок, бессонных ночей и «Баюбаюшек».
Через час я поняла, малыш уверен, что у меня где-то есть украденный диплом экстрасенса. Зубки не резались, температура была нормальной, колик не было, газики вышли, но плач продолжался, затихая лишь на пару обманчиво – прекрасных минут.
Причины плача были разные. Злая Тетя Ася не дала засунуть в рот ее волосы и задохнуться. Это была трагедия из трагедий. Бесчеловечная Тетя Ася не позволила выколоть ей смешной глазик. Фу такой быть! «Тебе что? Глазика жалко? Да?», - тянулись ко мне детские ручонки.
Официально признанные и одобренные взрослыми игрушки нас не интересовали. Медведь, сшитый из лоскутов моими заботливыми руками, был с негодованием отпихнут ногой. Мол, иди отсюда, противный!
Уже под утро мы обнаружили, что лучшее средство от слез … два пальца в носу тети Аси. Очаровательный электрик счастливо спал, засунув пухленький штекер в мою давно не пудренную розетку. А я старалась сомкнуть глаза, понимая, что вставать мне уже через час.
Проснулась я от топота детских ножек и стука в дверь. Рядом со мной лежал подсвечник в мокрых пеленках, а по коридору гарцевали маленькие пони.
- Кто там? – инфернальным голосом спросила я, открывая двери.
- О! Смотрите, что мы привезли! – послышался восторженный голос Мелл.
