— Ладно, — покорился Антон. От воды и нормальной еды он сейчас не в силах отказаться. Хотя с трудом представлял, как можно пить молоко из-под коровы. Надеялся, что это не единственная еда у Вени.
Шлакоблочный дом и широкий двор утопали в высоких фруктовых деревьях. Облепленные плодами ветки клонились к земле. Яблоки, груши, абрикосы. Под окнами красовались пышные розы: как пятна крови на зеленой лужайке. От них расплывался сладкий немного пряный аромат. Антону неожиданно захотелось припасть к цветам губами и потянуть их запах всей грудью. Вот что значит жрать охота — уже на цветы готов броситься!
— Давай сразу на кухню! — Веня нырнул мимо облупленной будки. Оттуда настороженно выглянул кудлатый пес. Парень обернулся, когда Антон замешкался у ворот: — Да собайло не кусается и не гавкает даже. Идем.
Антон ступил вперед. Дворняга ощерился и, пулей выскользнув из укрытия, вцепился в штанину.
— Барс! Фу! Вот дурная псина! — заголосил Веня, оттаскивая рычащего охранника. — Что на тебя нашло?! Пять лет из будки не выползал, а тут… — буркнул недовольно хозяин и пропустил Шилова дальше.
Антона разбирало на смех. Мало того, что банкротом стал за день, так еще и собака ни за что зубы вонзила. Теперь для полного счастья не хватает только бешенства. Потер лодыжку и заржал, как конь, но тут же запнулся о скептический взгляд женщины в косынке. Она стояла на тропинке около дома и подпирала кулаком бок. Во второй руке держала полное ведро молока.
— Веня! — грозно выдала она. — Это что за пугало?
— Мам, попутчик. Я его покормлю и отвезу Ларченкам. Он их родственник.
— А-а, — потянула женщина, — ну, хорошо.
Поглядывая с интересом на Антона, она поставила ведро на замызганный пылью стол. Резко запахло сливочным кремом, и почему-то вспомнилось детство. Далекое и забытое. Будто это было и вовсе не с ним. С кем-то у кого была мама и любимый внимательный папа. Антон отвернулся и зло укусил щеку изнутри. Сентиментальность — банальная слабость. Он всегда гнал ее прочь. Мамы давно нет, а отец… Можно сказать, что умер вместе с ней, а остался только холодный и бездушный сосед.
— Можно молочка? — восторженно потер ладони Вениамин. Получил улыбку от матери и чуть не засветился от счастья.
Антон спросил, где можно умыться и быстро смотался в ванную. Эти телячьи нежности оскоминой оседали на зубах. Сейчас еще обниматься начнут или, не да Бог, целоваться… бр…
Внутри уборной оказалась, хоть и скромная, но вполне вменяемая сантехника и мебель. Побриться бы желательно — щеки покрылись густой щетиной — но нечем. Смешно, у Антона не было даже новой бритвы. Да-а, до такого он еще никогда не опускался.
Одна надежда на тетю Таю. Если должна отцу — пусть расплачивается. Хоть здесь папка не подвел, и Шилов очень на это надеялся.
Глава 10. Одно условие
— Солнышко, открой! — крикнула из-за двери мама.
Камила не ответила. Со всей дури швырнула стул в стену. Он отскочил и целехонький грохнулся на пол. На крупные предметы заклятье тети Вали отлично работало, но вот на мелкие…
Схватив графин с водой, что попался под руку, Дэй замахнулась в окно, но дверь резко распахнулась.
— Доча! — окликнула мама и мягче добавила: — Хватит, Ками.
— Ты обещала! Ты же обещала не вламываться в комнату без разрешения! — возмутилась Камила и сжала стекло. Оно захрустело под пальцами.
— Я хочу, чтобы ты выслушала. Просто дай мне несколько минут, — мама показала раскрытые ладони. — Не хочу тебя сковывать, но, если ты не успокоишься — мне придется.
— Ты все еще любишь его! Любишь! Это жестоко! — взвизгнула Камила и согнулась от беспомощности. Ей хотелось крушить, рвать и уничтожать, лишь бы вырвать из себя ярость. Но сколько не бросай — все равно ничего не изменится. — Я ведь навсегда монстром останусь, — заныла она и прикусила губу. Осознав сказанные слова, завалилась на пол и скрутилась возле кровати. Сосуд выпал из рук и покатился по паркету. Вода пролилась на ковер, а стеклянный бок графина отбросил на стену тысячи солнечных зайчиков.
Злата присела и потянулась обнять. Камила резко отстранилась.
Голос матери дрожал, а руки повисли в воздухе:
— Да, люблю. И всегда любила. А тебя люблю еще больше. Его уже нет, а ты — есть.
Мама дотянулась до Камилы и пригладила растрепанные волосы теплой рукой. Расправила несколько каштановых прядей и нежно переплела их в слабую косичку.
— Но это неправильно, — прошептала младшая, смахивая слезы. — Он сделал меня такой. Он — виноват!
— Виноват, — мама опустила глаза. — Но я виновата не меньше. Я ошиблась тогда. Оступилась. И теперь каждый день, глядя на тебя, расплачиваюсь.
— Ты просто ошиблась, а он заслужил это проклятие. Не я! А он!
— Милая, не все так просто. Проклятье есть. И теперь оно только наше. Отца ведь нет уже — расплачиваться придется нам.
— Но почему ты никогда не объясняла мне? Почему запрещала поднимать эту тему? — Камила привстала и обиженно вздернула подбородок. — Не могу понять, чем я заслужила это?
Мама погладила кончиками пальцев край покрывала. Поправила складки на атласной юбке, что изысканно подчеркивала ее фигуру. Бросила наполненный влагой темный взор в окно.
Она долго молчала, а затем с шумным вздохом проговорила:
— Проклятье должно было на меня упасть…
Камила ошарашенно приподняла голову.
— О чем ты? Ты всегда говорила, что я родилась с проклятьем… Что оно передалось по папиной линии! И что папа в молодости избавился от него с помощью волшебной пилюли. Но вместо нее в шкатулке оказалось любовное письмо. Тебе!
— Я врала тебе. Хотела защитить, — мама сидела ровно и рассматривала свои пальцы. — Я не могла знать, что Влас так поступит, поставит еще условие. Он обещал, что шкатулка поможет, но… Прости меня. Я ошиблась. Снова.
Пихнув ногой графин, Камила отодвинулась еще дальше. Сосуд зацокал гранями по полу и отбросил радужные блики по комнате, похожие на цветной веер. Упираясь в боковину кровати до хруста в позвоночнике, она уставилась на мать.
— И что теперь? — прошептала.
— Солнышко, мы найдем выход. Иди сюда, — мама раскрыла объятия.
— Что там сказано: «До двадцать одного года»? Это невозможно. Ты же знаешь, как на меня реагируют люди. Я не могу зачать ребенка без отца? Как найти его за три месяца? Да и не смогу я лечь под первого встречного!
— Без отца можно родить. ЭКО, например, — возразила Злата. — Современная медицина позволяет. Но вот, думаю, что не все так просто. Валентина сначала проверит проклятье. Только на это нужно время.
— Долго?
— Около месяца, может, больше. Нельзя допустить ошибку. Ты же понимаешь.
Камила закивала.
— Если не успею, я останусь монстром навсегда…
— Не останешься, обещаю. Мы найдем выход. Ну, обними меня, — мама распахнула руки и тепло улыбнулась.
Выдохнув, Ками подвинулась ближе. Может еще есть шанс?
Подумать только, папа хочет, чтобы она стала матерью! Как же жаль, что нет его морды перед глазами. Камила бы ему показала ребеночка — кулаком в челюсть. И никакая бы магия не спасла.
Уложив голову маме на колени, она спрятала лицо под волосами. Ками вечно их называла «пучком», но зато под ними отлично скрывалось изуродованное лицо. Хотя мама, словно не обращала внимания на ущербность и всегда называла дочь красавицей. Только Камилу это злило, и в итоге она просто запретила так говорить. Лучше уж пусть будет…
— Солнышко, придется выходить на люди, — вдруг сказала мама.
— Ага, — машинально ответила Ками, пригревшись на коленях. Доходит, как до жирафа: — Что?! — вздернула голову и потерла кулаком глаза. Мама пошутила? Не выпускала двадцать лет, а тут вдруг разрешит?
— Ты только не волнуйся. Я хочу устроить вечеринку в честь твоего дня рождения и пригласить молодежь. Может, тебе посчастливится найти подходящего… — мама хрипнула и откашлялась в ладонь, — папу.
Показалось, или у нее щеки покраснели?
