да и плюнула. В конце концов, далеко она не собиралась — только на крыльце постоять. Но стоило ей дверь закрыть, как на плечи лёг тяжёлый волчий мех, подшитый суровой шерстью. Кайран закуталась поплотнее, кивком поблагодарив стоявшего рядом Редгейва.
— Как там? — мотнул головой в сторону дома. — Всё нормально?
— Ну если не считать пропавшего мужа, то да, — аэра поёжилась. Поднявшийся с моря жёсткий ветер продувал даже густой мех, пробирал до костей. Залетевшие под навес крыльца снежинки кололи щеки. — Как думаешь, может, он решил по девочкам пробежаться. А что, семь лет воздержания — это срок.
— Шла бы ты тоже спать, — помолчав, предложил элв.
— Да сейчас пойду, — согласилась Лан. — Сна-то того осталось… Знаешь, какая у меня голубая мечта? Выспаться. Вот лечь бы и проспать трое суток кряду. Чтоб без сновидений и…
Кайран осеклась, зарывшись носом в пахнущий мускусом мех. Действительно, отдохнуть не мешало. А то уже и шутит несмешно, и жаловаться потянуло. Если так и дальше пойдёт, то действительно бред начнёт нести.
— Лан… — негромко позвал Редгейв.
Аэра выглянула из развала волчьей шерсти, посмотрела вопросительно.
Меченый переступил с ноги на ногу, сунул ладони за ремень, закусил ус, глядя куда-то в сторону. И заговорил быстро, лихорадочно.
— Знаю, что стар я для тебя. Да что там говорить? Ещё б немного и в отцы сгодился. И нет ничего — ни замков, ни власти. Да и золота не накопил. Что там? Простой наёмник. О красоте и вовсе помолчать… Знаю, не любишь ты меня. Но только позволь, за двоих же стану! И так как верный пёс служу, но и вовсе, что скажешь… Позволь только!
— Кажется, тут бредить не я начала, — буркнула Кайран. — Ты о чём сейчас? Вроде было уже это всё? Или урок впрок не пошёл?
— Думаешь, в постель к тебе набиваюсь? — элв повернул-таки голову, смотрел исподлобья набычившись. Как будто перед ним враг стоял. — Не о том прошу. Рядом быть разреши.
— Ты и так всегда рядом, — пожала плечами Лан.
— Да что ты жилы тянешь? И так всю душу вынула! — негромко, придушенно рыкнул Редгейв. — Я же как мальчишка!.. Люблю тебя! Никого никогда не любил, а тут… Как заноза…
— В заднице, — закончила за него аэра.
— Да что ты!..
Элв схватил Кайран за плечи, встряхнул, но тут же отпустил. Даже руки за спину спрятал и шагнул назад. А потом и вовсе на колени опустился. Только голову не поднял, уставился на чуть искрящийся снег.
— По-другому не знаю, как объяснить, — проговорил тихо. — Сама смотри. Куда уж дальше-то?
— Встань, пожалуйста, — так же тихо попросила Лан. А, может, и ещё тише. — Ни к чему это, Редгейв. Даже если и хотела бы… Понимаешь, вот тут, — элва постучала кулаком по груди, — нету ничего. Пусто. Зачем оно тебе? Да и постель моя не самое приятное место на свете. Холодно там. И со мной и без меня одинаково.
— Я отогрею. И любить за двоих буду — меня хватит.
Лан сняла плащ, накинула его на плечи вояки. Наклонилась, осторожно отводя спутанные пряди, припорошённые снегом. Коснулась сухими губами лба. Не поцеловала, только коснулась.
— Не хочу я ни тепла, ни любви. Мне так проще. Но всё равно спасибо, — аэра провела пальцем по шраму на его щеке и повторила. — Спасибо.
Отвернулась, открыв дверь.
— Я рядом буду, — то ли сказал, то ли рыкнул элв.
Кайран помедлила, но так и не обернулась. Просто молча кивнула. И аккуратно прикрыла за собой створку. Тихо щёлкнул засов, входя в пазы.
* * *
Ночной шторм — наихудший кошмар любого моряка. Палуба, как норовистая лошадь, встаёт на дыбы, опрокидывает на спину. Доски скользкие, будто льдом покрытые. Стены воды обрушиваются горным обвалом, вышибая из лёгких воздух, пытаясь перетащить через борт, в темноту. Уши закладывает от воя ветра, грохота волн, тяжкого скрипа пытаемого судна. Слабых голосов не слышно — ни криков, ни приказов. Вынырнет в пятно света от бешеного раскачивающегося фонаря белое лицо боцмана с раззявленным провалом рта, пошлёпает губами, будто рыба. Только по сунутому под нос кулаку и понимаешь, куда бежать и что делать.
Вокруг мгла такая, какой не бывает даже в наглухо закрытой комнате — непроглядная, плотная, сжимающая. И вдруг вырастает подсвеченный грязно-зелёным вал. Дыбится выше мачт, клокочет разбуженным зверем. Чтобы рухнуть вниз, разбившись тоннами воды о палубу. Сам корабль-то мерещится ореховой скорлупкой, а элвы на нём и вовсе бессильные муравьи.
А где-то совсем близко скалы, рифы. Да вот только где именно — не угадаешь. Лишь прислушиваешься как лесной кот. Бывалые моряки говорили, что рядом со скалами вода ревёт громче и яростнее. Да когда от грохота глохнешь, поди разбери: тише оно или сильнее.
Вирик много рассказов о штормах слышал. Пожалуй, они были самыми любимыми. Конечно, после баек о битвах и богатой добыче. Всегда сердце в пятки уходило, когда морские волки, посасывая эль в отцовском трактире, вспоминали о волнах, ломающих мачты, словно веточки. О страшных семирогих молниях, подпаливающих паруса даже в ливень. О роковом девятом вале…
Но одно дело слышать. И совсем другое на собственной шкуре испытывать. Не до баек, когда не понимаешь, где верх, а где низ. И тело от ледяной воды окостенело — рук не чувствуешь. Но это, может, как раз и хорошо. Потому что не чувствуешь ещё и синяков да ссадин. А их, наверное, немало. Швыряет тебя, как семечко в стручке. Корабль же не постель пуховая.
«Громовержец» накренился, почти лёг на крутой бок. Вирик судорожно вцепился в перила, пытаясь не выплюнуть желудок, который давным-давно наружу просился. И вдруг увидел чёрную гладь воды — спокойную, как зеркало. Даже собственное лицо разглядел — бледное, с дырами глазниц. «Подножье волны… Сейчас опять ка-ак грохнет!» — мышью мелькнула в голове мысль.
Судно закряхтело, тяжело, словно баба на сносях, разворачиваясь к валу носом. Мальчишку швырнуло назад, со всей дури приложило спиной о натянутые струнами канаты, бросило вперёд. Вирик только успел руки выставить. Опять налетел на что-то — не разглядеть.
— Отец! — бешеный вопль разрезал гул бури, словно ножом.
Парень протёр глаза, смахивая воду. И увидел только, как в клубящейся мгле — там, за бортом — мелькнула рука. А потом рассмотрел и элва, перегнувшегося через поручни. Он показался Вирику настоящим гигантом, легендарным морским великаном. Вот только в байках говорится, будто волосы у них из туч сотканы. У этого же липли к спине, словно водоросли.
Гигант обернулся, глянул на мальчишку, оскалился страшно — все зубы до дёсен
