О, это просто смешно. Я вздыхаю, выпуская наружу свое раздражение.
— Глупо с моей стороны думать, что ты принадлежишь к тому проценту человеческого
населения, которое не поклоняется алтарю девственной плевы.
Он ругается, выглядя так, словно хочет провести руками по лицу.
— Это не то, что я имел в виду.
— Это то, что ты сказал.
— Ты искажаешь мои слова.
— Неужели? — Я уже давно преодолела свой предел разочарования этим разговором.
Обычно я лучше продаю людям свои идеи, чем это.
— В чем проблема, Аид? На данный момент у нас схожие интересы. Ты хочешь наказать Зевса
за тот вред, который он тебе причинил. Я хочу, чтобы его планы жениться на мне умерли быстрой и эффективной смертью. Убедившись, что он верит, что мы трахаемся на каждой доступной поверхности, пока ты не отпечатаешься на моей коже, мв достигнем обеих этих целей. Он не прикоснется ко мне и десятифутовым шестом, и он никогда не сможет смириться с тем фактом, что это ты «погубил меня».
Он по-прежнему ничего не говорит. Я снова вздыхаю.
— Это потому, что ты думаешь, что будешь принуждать меня? Это не так. Если бы я не хотела
заняться с тобой сексом, я бы не предлагала.
Его шок такой восхитительный, что я почти чувствую его на вкус. Как и весь Олимп, этот человек видел различные публикации в СМИ обо мне и моей семье и делал предположения. Я не могу сказать, что все они ошибаются, но я получаю особое удовольствие от этого взаимодействия. Я знаю роль, которую моя мать придумала для меня среди моих четырех сестер — милая, солнечная Персефона, которая всегда улыбается, когда делает то, что ей говорят.
Они мало что знают.
Я не совсем лгу. Да, сейчас у меня не так много вариантов, но мысль о том, чтобы переспать с Аидом, разрушит все шансы на то, что кольцо Зевса будет у меня на пальце… Это взывает к очень темной, очень тайной части меня. Я хочу повернуть нож, наказать Зевса за то, что он вел себя так, будто я выставленное на аукцион произведение искусства, а не человек с мыслями, чувствами и планами. Я хочу, чтобы он корчился от боли вокруг клинка моего ремесла, чтобы подорвать его авторитет, проскользнув сквозь его пальцы, чтобы сразиться со своим врагом. Возможно, это мелочь, но ничто не бывает по-настоящему мелким, когда речь заходит о репутации. Моя мать хорошо преподала мне этот урок.
Власть в такой же степени зависит от восприятия, как и от ресурсов, которыми человек располагает в своем распоряжении.
— Я не знаю, как ты выбираешь сексуальных партнеров, но я обычно не торгуюсь за эту
привилегию. — Его рука дергается вдоль бока. — Сядь на свою задницу, пока ты не залила кровью весь мой ковер.
— Сначала деревянные полы, теперь ковер. Аид, ты положительно помешан на своих полах.-
После короткого внутреннего рассуждения я присаживаюсь на край матраса. Он не сможет сосредоточиться ни на чем из того, что я говорю, если я останусь стоять. Я чопорно складываю руки на коленях.
— Лучше?
У Аида такое же выражение лица, какое бывает у моей матери перед тем, как она начнет угрожать выбрасывать людей из окон. Я не думаю, что она когда-либо бросала что-нибудь в приступе гнева, но угроза была хороша, когда мы были детьми. Он медленно качает головой.
— Вряд ли. Ты все еще здесь.
— Ой. — Я выдерживаю его пристальный взгляд. — Я все еще не понимаю, в чем проблема.
Прошлой ночью ты хватал Меня за горло и рычал, а сегодня ведешь себя так, будто тебе не терпится вышвырнуть меня на обочину. Я просто не в твоем вкусе? — Это возможно, хотя кажется странным подставлять ему подножку, если он действительно хочет отомстить. У меня есть доступ к зеркалу. Я знаю, как я выгляжу. Традиционная красота и все такое, и это было до того, как моя мать настояла, чтобы мы потратили поистине абсурдную сумму денег на уход за волосами, кожей и гардеробом, хотя я подвела черту под пластикой носа.
— Если только тебе больше не нравится беспомощная девица в беде? Полагаю, я могла бы
сыграть эту роль для тебя, если это поможет выполнить работу. — Я смотрю на Аида и не утруждаю себя тем, чтобы изобразить на лице какое-либо притворство или обольщение. На него это не подействует, я уверена в этом. Вместо этого я одариваю его насмешливой улыбкой, чуть-чуть придающей моей обычной натуре жизнерадостности.
— Ты хочешь меня, Аид? Хотя бы немного?
— Нет.
Я моргаю. Может быть, мне почудился жар в его взгляде? Если это так, то я просто была невероятной идиоткой.
— Ну что ж. Я полагаю, что этот план все-таки не сработает. Прошу прощения. — Я заворачиваю
свое разочарование в маленькую коробочку и засовываю ее поглубже.
Это был хороший план, и я достаточно осознаю себя, чтобы знать, что мне бы очень хотелось закрутить роман с этим задумчивым, красивым мужчиной в дополнение к достижению других моих целей. Ну что ж. Есть еще один путь вперед. Мне просто нужно продумать шаги, чтобы добраться туда. Как бы мне не хотелось еще больше втягивать в это своих сестер, между нами четырьмя мы должны придумать, как спрятать меня на следующие несколько месяцев.
Я вскакиваю на ноги, мысленно уже за тысячу миль отсюда. Возможно, мне придется взять ссуду у Каллисто, но я обязательно верну ее с процентами. Я не знаю, будет ли обещанный мне проход доступен раньше, но я полагаю, что если я брошу достаточно денег на эту проблему, я смогу найти способ. Мне просто нужно убедиться, что я не слишком задумываюсь о том, сколько из моего трастового фонда я съем в процессе, как только верну Каллисто.
— Персефона.
Я резко останавливаюсь, прежде чем врезаться в грудь Гадеса, и смотрю на него снизу вверх. Он не особенно крупный мужчина, но вблизи он кажется больше, как будто его тень вырисовывается больше, чем сам человек. Мы достаточно близко, чтобы неосторожное движение прижало мою грудь к его. Это ужасная идея. Он только что сказал мне, что не хочет меня, и я, возможно, упряма до крайности, но я знаю, как принять отказ.
Я начинаю отступать, но он ловит меня за локти, удерживая на месте. Прижимая меня почти так близко, что это можно было бы назвать объятием. Его темные глаза не дают мне абсолютно ничего, что не должно было бы быть захватывающим. Этого действительно не должно быть. Наблюдать за тем, как этот человек теряет контроль в реальном времени, — это желание, которое я не могу себе позволить.
Это не мешает мне сделать особенно глубокий вдох, и это, конечно, не подавляет волну победы, когда его внимание падает на то, как моя грудь прижимается к тонкой ткани моего платья. Его челюсть изгибается под идеально ухоженной бородой.
— У меня нет привычки торговаться за секс.
— Да, ты говорил. — Мой голос слишком хриплый, чтобы сойти за спокойный, но я ничего не могу
с собой поделать. Он такой ошеломляющий, в таком присутствии может потеряться неосторожный партнер. Возможно, они даже не будут возражать против этого. Но я не безрассудна. Я точно знаю, во что ввязываюсь. Я надеюсь.
— Я полагаю, что все когда-нибудь случается в первый раз, — бормочет он. Убеждает себя или
убеждает меня? Я могла бы сказать ему, что последнее совершенно излишне, но я держу рот на замке. Аид, наконец, сосредотачивается на мне.
— Если я соглашусь на это, ты будешь моей в течение следующих трех месяцев.
Да. Мне с трудом удается подавить свой энтузиазм.
— Это звучит как согласие на большее, чем секс.
— Так и есть. Я буду защищать тебя. Мы разыграем повествование, которое ты хочешь. Ты
будешь принадлежать мне. Ты будешь повиноваться. — Его пальцы на мгновение сжимаются на моих локтях, как будто он борется с тем, чтобы не притянуть меня к себе. — Мы разыгрываем все развратные вещи, которые я захочу сделать с тобой. На публике. — На мой растерянный взгляд он уточняет. — Зевс знает, что я иногда занимаюсь публичным сексом. Вот на что ты соглашаешься.
Умерь свою реакцию, Персефона. Пусть он сыграет большого, злого волка, которым он так решительно хочет себя изобразить. Я облизываю губы и смотрю на него широко раскрытыми глазами. Я никогда не занимался сексом на публике, по правде говоря, но не могу сказать, что я против этой идеи. Здесь поразительно жарко.
