— До выходных тебя повозит Владимир, — проигнорировал он мой вопрос.
Впрочем, для понимания хватило и этого.
— Что случилось? — остановилась я.
Андрей сделал еще шаг и лишь после этого обернулся ко мне:
— На твоей машине нашли маячок.
Надо было что-то сказать…
Вместо этого взглядом зацепилась за рощицу, в сторону которой мы и шли. Насколько соотносила план стрелкового клуба с местностью, за ней должен находиться пруд для любителей позагорать и небольшое кафе.
Для солнечных ванн ветер был неподходящим, а вот посидеть на террасе…
— Дальность действия определили?
— Все-таки умненькая, — чуть заметно, но улыбнулся Андрей. — Да, небольшой. Метров триста-четыреста.
Я в ответ кивнула. Посадят какую-нибудь девчонку на мое место и заставят мотаться по Москве. А сами будут присматривать, вдруг где что и проявится.
— И это все? — на всякий случай уточнила я. Мало ли, забыл что.
— Тебе этого мало? — слегка приподнял бровь Андрей.
Я дернула плечом. Можно было бы и испугаться, но я посчитала, что пока рано. Да и Андрей…
Нет, осторожней я, конечно, буду, а вот впадать в панику, пока для этого отсутствовали веские основания, вряд ли.
— Ну, тогда идем дальше, — подвел итог нашей беседы Андрей.
За рощицей действительно оказался пруд. Точнее, большое озеро, искусственным перешейком в самом узком месте разделившее его на два водоема. Там, дальше, предпочитали проводить время любители рыбалки. Здесь — позагорать.
Для нас приготовили место в дальнем конце террасы. Почти у самой воды. Плетеный столик, такие же кресла. И что-то вроде ширмы, отгородившей от остального мира.
Официант принес кувшин с горячим глинтвейном, кружки и оставил нас одних.
Я ждала этого момента. Но и опасалась его. И ведь понимала, что прошлое — это прошлое, его можно только принять и сделать выводы, но сердце билось в груди так, словно от тех слов, что будут произнесены, зависело очень многое.
Судя по всему, Андрей тоже так считал. Был собран и деловит, как если бы готовился к бою.
Накинув на меня плед, усадил в кресло. Разлил глинтвейн по кружкам, подал одну…
Я, не скрывая, наблюдала за ним. Лицо жесткое, без малейшего намека на улыбку. Взгляд пылает… А движения мягкие. Опасные.
— Андрей…
Замер он, глядя на воду. Когда окликнула, оглянулся. Посмотрел остро, с прищуром. Потом поморщился, кивнул, словно в ответ на собственные мысли…
Присаживаться он не стал. Взяв свою кружку, вернулся к ограждавшим террасу перилам. Встал, прислонившись к ним спиной.
— Рассказывать об этом должен не я…
— …но так уж получилось, — закончила я за него. — Андрей, я уже взрослая девочка…
— От возраста некоторые вещи не зависят, — сделав пару глотков, заметил он.
Я согласилась. Тоже отхлебнула из кружки.
Глинтвейн был безолкогольным. С медом, специями, кусочками яблока и апельсина.
— Шрам у тебя на груди, — неожиданно произнес он.
Шрам действительно был. Небольшой, круглый, как от пули. И на спине. Но там совсем крошечный. Если не знать, не заметишь.
— Нас не было в крепости, когда все произошло. В селении, в тридцати километрах, одновременно заболело несколько человек. Подозревали тиф. Прежде чем объявлять карантин, отправили твоего отца. Ну и нас в сопровождении. Тиф, к счастью, не подтвердился — виновны оказались ядовитые грибы, что тоже было странно, но разобрались со всем только поздним вечером и решили заночевать там же.
Андрей допил глинтвейн, вернулся к столу, налил еще. Когда бросил на меня вопросительный взгляд, качнула головой. Кружка была большой, мне должно было хватить.
— Сигнал о нападении на крепость получили в четвертом часу. Собрались, выдвинулись…
Тридцать километров по городу, это двадцать-двадцать пять минут. Если, конечно, без особого ограничения скоростного режима. А там, на границе с Афганистаном? По бездорожью?
— Мы уложились за двадцать семь, — как-то… понимающе посмотрел на меня Андрей. — Хоть и торопились, но ехали, внутри не дергаясь. Крепость, это — серьезно. Минные поля. Два периметра защиты. Пулеметы, автоматы, квадрокоптеры, для контроля с воздуха. Магическая оснастка. На прочность нас пробовали не раз, но каждый все заканчивалось одинаково.
Он замолчал. Прищурился, глядя куда-то вдаль.
Когда погибла мама, мне было два года. Некоторые говорят, что пусть и мало, но помнят себя в этом возрасте.
Я не помнила ничего. Ни событий, ни тепла ее рук, ни ее голоса. Ни-че-го!
Но это никогда не мешало мне радоваться жизни.
Андрей. Реваз. Дядька Прохор…
Вниманием я никогда не была обделена.
— Дорога виляла, — вздохнув, вновь начал говорить Андрей. Крепость мы увидели, когда до нее оставалось около километра, как раз вывернув из-за холма. Она горела, что стало полной неожиданностью. Еще большей неожиданностью было отсутствие магического купола, снять который можно было, только уничтожив центр контроля, находившийся во внутреннем периметре и защищенный так, что даже мы с Ревазом, пусть о нас и ходили легенды, не смогли бы до него добраться.
— Намекаешь на предательство? — теперь уже прищурилась я.
О той ночи мне рассказывали.
Но совсем не так.
— Комиссия, которая разбиралась с этим делом, сделала вывод о халатности. Из ста пятидесяти человек, живых чуть больше десятка. Практически все — вырезаны. Ну и наша группа, чей выход был согласован на самом верху.
А так бы… — он махнул рукой. — Ты уже несколько дней, как прибаливала, отец держал тебя в госпитале. Просто на всякий случай. Анна оставалась дома. Ее убили сразу, она даже выскочить из спальни не успела.
— Подожди… — нахмурилась я.
Отставила кружку, подошла к Андрею, встала рядом.
— Я ведь правильно понимаю, что дом был тоже во внутреннем периметре?
— Правильно, — криво усмехнулся он. — Мы с Ревазом осмотрели все. Если восстанавливать картину произошедшего, то тревогу объявили, когда проникнувшая в крепость диверсионная группа уже вовсю действовала внутри. Так что — да, без предательства там не обошлось. Вот только кто?!
— А Мария? Ты сказал…
— Марию, попавшуюся им первой, избили, жестоко изнасиловали, исполосовали и бросили умирать. Тебя вытащили из-под кровати, где ты пряталась, и проткнули металлическим прутом. Насквозь. Пришпилили к полу, как бабочку. Но Мария, даже в таком состоянии, продолжала тянуть тебя. И отключилась, лишь, когда появились мы. С тобой Игнат справился, сил хватило. А вот на нее…
Я развернулась, уперлась ладонями в перила.
Плед, который едва держался на плечах, соскользнул вниз, но я это лишь отметила.
Мне было два года. Сейчас — семнадцать. Прошло столько лет…
— Ты ведь рассказал это не просто так? — глядя, как ветер гонит волну к берегу, спросила я глухо.
В груди болело, словно тот металлический штырь вновь вошел внутрь. А еще было горячо.
Или горько…
— Не просто так, — повторил Андрей.
Тоже развернулся. Положил ладонь поверх моей.
Мы — вместе…
— Есть основания считать, что нападение на крепость было совершенно только с одной целью. Убить Анну и тебя.
— Что? — скептически хмыкнув, посмотрела я на крестного.
Если предположить, что он прав, то кандидатур, кто мог желать нашей с мамой смерти, было лишь две: Воронцовы и Салтыковы. Но даже на мой дилетантский взгляд, версия не выдерживала критики. Изгнать из рода за самоуправство — одно, но убить…
— Саша, — взгляд Андрея был поразительно спокойным и уверенным, — я не знаю… я не могу сказать тебе всего, но, поверь, для того, чтобы избавить этот мир от тебя и Анны были причины.
— Были или…? — едва ли не шепотом спросила я, не пропустив того, как заменил «не знаю», на «не могу».
— И есть, — подтвердил он то, о чем я только что догадалась.
И от этого мне стало… нет, не страшно — зло.
Это была моя жизнь.
И я собиралась ее прожить, несмотря на то, что кто-то был против.
