сделала три безболезненных вдоха и подняла веки. Затем покрутилась, проверяя булыжники вокруг своих бронзовых шпилек. Должно быть, этой ревности недостаточно для потери пера.
На этот раз я поехала на метро, предположив, что так будет быстрее, чем пешком. Но пожалела о своем решении, как только почувствовала запах пота, который исходил от спешащих по туннелям людей.
Женщина в разорванной одежде, с перепачканными грязью щеками и спящим на ее коленях ребенком, протянула мне бумажный стаканчик, наполненный монетами.
– Shivouplait, – сказала она, позвякивая чашкой.
Мне потребовалась пара секунд, чтобы разобрать ее речь. «S’il vous plaît». «Пожалуйста». Я достала из сумки синюю купюру и сунула ее в стаканчик.
Моргнув, женщина посмотрела на купюру, потом на меня, но не поблагодарила. Надеюсь, она использует эти деньги, чтобы накормить своего ребенка. Хотя, к сожалению, я сомневалась в этом. В Нью-Йорке тоже немало попрошаек, и большинство из них покупают алкоголь или отдают деньги своему боссу.
Я продолжила спуск по туннелю и услышала скрежещущий звук от торможения поезда, который эхом отразился от выложенного плиткой перрона. Чуть не свалившись с крутой лестницы, я влетела в поезд прямо перед тем, как стеклянные двери захлопнулись.
Четыре остановки спустя я пересела в другой поезд на еще более оживленной станции, а затем еще десять минут тряслась в извивающейся металлической трубе под Парижем. Я вынырнула из-под земли и жадно втянула воздух, который не пах тысячами тел.
Как же хотелось уметь летать!
Я взглянула на темно-синюю табличку на углу здания, чтобы понять, где я нахожусь, и направилась на восток, к ухоженной площади и зловещим красным дверям. По пути я обдумывала предлог, который поможет мне попасть на еще одну аудиенцию с лидером «Суда Демонов».
Меня приводила в ужас сама идея того, чтобы снова встретиться лицом к лицу с Джаредом. Но, оказавшись у багрового входа, я все же нажала на звонок. В отличие от вчерашнего дня, дверь не открылась сразу. Я чуть-чуть подождала и позвонила снова. Ничего. Должно быть, Джаред отдал приказ не впускать меня.
Однако он не мог оставаться внутри вечно. И, учитывая его род деятельности, он обязан принять посетителя. А я хороша в выжидании людей.
Я достала книгу, которую захватила с собой, и прислонилась к одной из каменных колонн аркады, повернув страницы к фонарному столбу. Я была готова ждать всю ночь, если понадобится.
Час спустя я захлопнула книгу, потрясенная финальным сюжетным поворотом – девушка выбрала не герцога, а конюха. Я не могла понять, что чувствую. Я была настолько уверена, что героиня в конце окажется с герцогом, что не обращала внимания на конюха. И вот он превзошел своего господина.
– Мне казалось, она собирается покинуть страну, – прозвучал грубый голос.
Я так резко вскинула голову, оторвав взгляд от обложки, что чуть не потянула шею.
Светлые глаза Тристана сверкнули в темноте, и уголки его губ приподнялись в улыбке.
Прежде чем он успел сказать «я же тебе говорил», я облизнула губы.
– Месье Адлер, я знаю, вы не хотели видеть меня…
– Джаред.
– Что?
Он скрестил руки на груди, из-за чего рукава его прекрасного темно-синего костюма натянулись. На манжетах белой рубашки поблескивали запонки в виде черепа и костей.
– Месье Адлером был мой дядя.
– Ох. Эм, ладно.
– Почему ты здесь?
– Чтобы объясниться. – Джаред примет мою помощь, только если преподнести ее как нечто совершенно иное. – Я поспорила со своим лучшим другом, что смогу заставить тебя совершить один добрый поступок. И я многое потеряю, если потерплю неудачу.
Я ждала, когда перо оторвется от моих крыльев, ведь на самом деле я не делала никаких ставок. Ангелам не разрешалось играть в азартные игры, даже если это было не ради денег. По какой-то причине – возможно, потому что в моих словах все же присутствовала правда – ни одно перо не упало.
– Добрые поступки никоим образом не принесут мне пользы.
– Они принесут пользу твоей душе.
Джаред фыркнул.
– Мне нравится моя душа такой, какая она есть.
Я изумленно уставилась на мужчину. Он Тройка, напомнила я себе. Тройки не заботятся о своих душах. Точно так же, как они не заботятся ни о ком, кроме себя. Я бросила быстрый взгляд на улицу – ни прохожих, ни машин. Почему я все еще здесь?
Верно…
Селеста.
Ашерлеста.
– Тебе бы не понравилась твоя душа, если бы ты знал, какое она имеет значение, – сказала я.
– И какое же? – Джаред склонил свой щетинистый подбородок к шее. – Что она значит, Перышко?
Я уже собиралась дать ему базовое объяснение, которым нам разрешалось делиться с людьми, но осознала слово, которое он только что произнес. Перышко. Стук моего сердца начал отдаваться в висках.
– Почему ты меня так назвал?
– Как так?
– Ты только что назвал ее Перышком, – подсказал Тристан.
Время тянулось бесконечно, прежде чем Джаред ответил:
– Потому что она выглядит мягкой и бесхребетной. Как перышко.
Мне следовало бы поморщиться или возмутиться из-за «мягкой». Сначала Тристан, теперь Джаред… Разве нельзя описать меня по-другому? Но прозвище попало в точку.
– Черви бесхребетны, у перьев есть стержни.
– Стержень – это не позвоночник, – на губах Джареда заиграла улыбка. – Но если ты предпочитаешь, чтобы я называл тебя Червяк…
– Нет! Перо подойдет, – я облизнула губы. – Значит ли это, что ты дашь мне второй шанс?
– Ну, на тебя приятнее смотреть, чем на Тристана.
– Salaud [27], – выругался Тристан, но, судя по смешку, не всерьез.
Джаред повернулся к въездной арке.
– Будет весело.
Это будет совсем не весело. Ни капельки. Но если я смогу заставить его изменить хоть одно ужасное решение, оно того стоит.
Джаред позвонил в свою собственную дверь – у него нет ключа? – и повернулся ко мне.
– Когда закончится ваш спор?
– Через месяц.
Щелк.
Джаред прижал пальцы к лакированному дереву.
– У тебя есть двадцать четыре часа.
– Что? – пискнула я.
– Я весь твой на один день. Как только твое время истечет, ты перестанешь преследовать меня.
– Я не преследую тебя.
Джаред кивнул в сторону колонны, у которой я его поджидала, и на книгу, все еще зажатую в моих руках.
– А как ты называешь осаждение моего порога? Осмотр достопримечательностей?
Ладно, возможно, я преследовала его.
– Я хочу, чтобы ты навсегда убралась из моей жизни через двадцать четыре часа. Соглашайся или уходи сейчас, Перышко. Мне все равно.
Мое сердце тикало в груди, как бомба. Смогу ли я изменить этого человека за один день?
– Часы сна не считаются.
– Хорошо торгуется, – заметил Тристан.
– Ладно, – сказал Джаред.
Тристан бочком приблизился ко
