Меня почти ослепляло сияние креста. Я подумала надеть солнечные очки, но не хотела перекладывать пистолет в другую руку. Краем глаза я уловила движение, но это оказалась медсестра, которую отшвырнули через палату. Генри по-прежнему орал, бессловесно, рвано, неистово. В попытке удержать его сбежались полицейские и еще медсестры, но и их святые предметы вспыхнули голубовато-белым. Копы повыхватывали оружие.
— Где вампир? — спросил заместитель Эл.
Я объяснила, что мы делали, и почти все копы в палате подключились к поиску, пока медики пытались удержать Генри, который разбрасывал их как игрушки. Мы закончили прочесывать периметр. Никки отправился в ванную, с еще одним офицером проверил ее и сообщил, что там все чисто. Мой крест по-прежнему светился голубовато-белым, но в палате ничего не было.
— Анита, его здесь нет, — перекрикивая Генри сообщил Никки.
— Здесь ничего нет, — заметил Эл.
Я подняла взгляд на потолок. Вампиры могли быть и там, но не в невидимом состоянии. Слишком много требуется концентрации для левитации, чтобы качественно применять ментальные трюки. Если бы в комнате было темнее, может вампир мог бы сделать и то, и другое, но свет был включен на полную и в палате было светло как днем.
— Тогда помоги удержать Генри, — сказала я.
Никки убрал пистолет, потому что я так сказала, и отправился на помощь доктору и медсестрам. Когда он и еще пара рослых офицеров коснулись Генри, их святые предметы вспыхнули еще ярче, озаряя все уже не голубовато-белым, а раскаленным до бела свечением. Крики Генри усилились. Он раскидал почти всех, кто его удерживал, но один из офицеров был почти таким же рослым, как Никки. У них хватило силы прижать Генри к кровати.
В свете освященных предметов я увидела как доктор Эймс поднял шприц.
— Эймс, не делайте этого! — крикнула я.
Доктор повернулся и посмотрел на меня. На нем не было очков, потерялись в суматохе. Щека чуть припухла.
— Мы должны его успокоить. Он ранит себя или кого-то из нас.
— Я знаю где вампир, — сообщила я.
— О чем вы? — Он потянулся шприцем к трубке капельницы.
Палата была довольно маленькой, поэтому я вовремя успела перехватить руку доктора.
— Он в Генри.
— О чем вы говорите?
— Взгляните на святые предметы, когда к нему прикасаются.
Эймс, щурясь, глянул на кровать, будто раньше этого не замечал, а может и правда не замечал. Похоже, ему здорово досталось по лицу. От такого удара звенит в ушах и на какое-то время остаешься дезориентированным. Доктор повернулся ко мне. Выглядел он недоумевающим.
— Я не понимаю.
— Думаю, что могу кое-что сделать, — сказала я. — Но будет неприятно.
— Неприятнее, чем сейчас? — спросил Эймс.
— Возможно.
— Это поможет моему пациенту?
— Да.
— Тогда делайте.
Он должен был задать больше вопросов или я, возможно, должна была подождать, чтобы дать ему придти в себя после полученного им в скулу удара, но не сделала этого. Потому что он мог надавать предупреждений и передумать, а мне этого совсем не хотелось.
Никки окликнул меня от постели, где по-прежнему помогал удерживать Генри.
— Что ты собираешься делать? — Никки приходилось удерживать одной рукой верхнюю часть туловища. Он мог отжать от скамьи небольшие автомобили, если найти центр равновесия. Ему не нужно было прилагать много усилий, чтобы удержать человека, даже такого сильного, как Генри.
Я понятия не имела, как объяснить это полной палате людей, не имеющих ни метафизического, ни вампирского опыта, поэтому ответила:
— Собираюсь найти вампира.
— Как? — спросил заместитель Эл.
— В этом мне поможет Малыш Генри.
— Как? — повторил Эл.
— Проще показать, — ответила я и начала разоружаться. Всем мужчинам у кровати нужно было сделать то же самое, но на это не было времени. Сейчас же это можно было сделать. Я сняла все, что мог бы схватить Генри и использовать против нас, и затем то же самое сделала с каждым мужчиной, и когда мы оказались в такой безопасности, какая могла быть возможна в данной ситуации, я принялась за поиски. Начала рыскать в разуме Малыша Генри Кроуфорда.
Они приковали Малыша Генри наручниками к металлическим поручням кровати, но он продолжал биться и вырываться так сильно, что Никки предупредил:
— Поручни могут не выдержать, поторопись.
В Малыше Генри не было зверя, которого я могла бы призвать. Он не был вампиром, которого я могла бы подчинить некромантией. Мне и прежде приходилось разрывать связи между оборотнями и их мастерами-вампирами, но я никогда не пробовала освободить от этой связи человека. И я не была уверена как это проделать, но Никки был прав; чтобы я не предприняла, мне следовало поторопиться.
Я начала с прикосновения, потому что все вампирские способности усиливаются от прикосновения кожи к коже. Как только я дотронулась до него, то почувствовала силу вампира. Мой крест вспыхнул белым опаляющим светом и раскалился, как и кресты полицейских. Генри закричал громче, и голос у него стал срываться. Я попыталась отследить источник силы, но словно потерялась в Генри, словно что-то очень теплое и человеческое в нем каким-то образом сбило мою силу.
— Дерьмо.
— Что случилось? — спросил доктор Эймс, придвигаясь ближе.
— Если бы он был ликантропом или вампиром, у меня бы получилось, но с человеком сложнее.
— Получилось что? Что вы пытаетесь сделать?
— Освободить его от вампира, который им завладел.
— Это невозможно, — сказал Эл.
— Я делала это и раньше, — ответила я.
— Это невозможно, как только вампир овладевает тобой, тебе не освободиться, — возразил Эл.
Я покачала головой:
— Не для меня, для меня это не невозможно.
Я подумала о том, чтобы прислонить крест к его коже. На несколько секунд это отгонит вампира, но не освободит того, кто уже попал под такое сильное воздействие.
Я обошла кровать и подошла к Никки:
— Помоги мне забраться на кровать.
Никки не стал переспрашивать, а просто поднял меня.
— Что вы собрались делать, Маршал? — спросил доктор Эймс.
— Мне нужно увидеть его глаза, но я слишком низкорослая.
Никки помог мне пробраться над этими длинными, мускулистыми руками, которые все еще боролись с наручниками и узкими металлическими поручнями кровати. Двое офицеров продолжали прижимать его ноги, или в ином случае он бы скинул меня с кровати. Я пыталась удержаться на коленях над его телом, но он слишком сильно брыкался. И тогда я оседлала его грудь, обеими руками обхватив его голову. Он все еще кричал, и находиться прямо у его лица, так близко к источнику звука, было почти болезненно. Мой крест пылал столь ярко, что я от него почти ослепла. Мне нужно было увидеть его глаза, но я не могла. Решусь ли я снять крест? Но другие освещенные предметы сияли так ярко, что я не была уверена, изменит ли это хоть что-то.
