кровать, и тот шипит. Мы вернулись в замок, и я бы чувствовала облегчение, но теперь нам нужно разобраться с пленником, да и Кость выглядит все хуже и хуже.
Я смотрю, как он морщится, пытаясь не свалиться с края слишком мягкого матраса и чересчур пышных одеял. Скорпиус бросает на меня любопытный взгляд, и я вздыхаю, а затем выгибаю бровь.
– Так и будешь притворяться, что это неопасная рана, от которой не будет никаких последствий? – Я скрещиваю руки на груди, словно предлагаю ему поспорить и дальше пытаться изображать из себя крутого фейри.
– Она неглубокая, и не болит, а ноет, будто трахаешься на сухую, и только потому, что клинок был железный. Ничего такого, с чем бы не справились теплая ванна и Икон, – отмахивается Кость, и я закатываю глаза.
– Выглядит чудесно, да.
– Думал, ты оценишь, – огрызается он в ответ, и, черт возьми, если это не вызывает у меня желания улыбнуться. Но я не улыбаюсь, потому что этот тупой говнюк не признается, как ему сейчас плохо, так что улыбок он от меня не дождется.
Риалл слегка покачивается на широкой кровати. Она стоит в углублении его очень уютной, хоть и простой комнаты. Я никогда тут не была, так как верила, что никогда не доверюсь никому из них, не говоря уже о том, чтобы полюбить их, но теперь, когда я избавилась от этого заблуждения, я жажду рассмотреть все до последней мелочи, которые раньше мне казались неважными.
Скорпиус наклоняется к Кости и снимает с него чары, а я пользуюсь возможностью получше осмотреть его комнату. Перед большим камином стоит глубокое и кажущееся чрезвычайно удобным кресло. Его насыщенный желто-оранжевый цвет напоминает мне о восходах в пустыне. У искусно вырезанных ножек лежат стопки книг.
Комната Риалла производит более приятное впечатление, в ней больше текстур и цветов, чем в комнате Курио – тот подошел к обустройству комнаты с более практической точки зрения. И комната эта подходит Риаллу, что меня интригует. Она явно принадлежит мужчине, но все здесь очень мягкое, она функциональная, но при этом открывает миролюбие и доброту хозяина.
Я еще не видела комнату Тарека, только его кабинет, но интересно, что мне нравятся комнаты каждого «скорпиона», несмотря на то, что все они такие разные! Хотя примерно то же самое я чувствую по отношению к фейри, которые эти комнаты занимают. Так что, возможно, то, что мне нравятся их комнаты – это не так уж и удивительно.
– Я позову Икон, – говорит Скорпиус, вырывая меня из размышлений.
Кость начинает раскачивается сильнее, и я подхожу ближе. Его бледность пугает. Теперь, когда чары исчезли, он больше не может скрывать свое состояние – выглядит он дерьмово. Скорпиус не выглядит слишком обеспокоенным, и я надеюсь, что это меня успокоит.
– Сними с меня чары, пока не ушел, – говорю я Скорпиусу, когда он поворачивается к двери.
Я обвожу лицо указательным пальцем, а затем сгибаю его, подзывая Скорпиуса. Он торопится спуститься в комнату пыток, которую они так удачно забыли показать мне во время первой экскурсии по замку.
Я должна была догадаться, что во всех замках есть комнаты пыток и подземелья, но теперь-то «скорпионам» точно не отвертеться. Череп уже спустился в подземелья, о существовании которых я только что узнала, помогая нашему гостю расположиться поудобнее. У меня есть план насчет него, и он заключается в том, чтобы привести себя в порядок и не оставить на себе ни единого пятна скелетных чар.
Скорпиус ухмыляется и шагает ко мне, прижимается губами к моим губам и стягивает чары с моей кожи, а затем прикусывает мою губу – укус полон любви и обещания. А затем он молча выходит из комнаты – надменный «скорпион».
Я мечтательно вздыхаю, глядя ему вслед, а затем, игнорируя вязкое, глупое чувство в животе, поворачиваюсь обратно к Риаллу.
– Тогда давай наберем для тебя ванну. Ты раздевайся, а я пока все подготовлю.
Риалл только слабо кивает, тяжело опираясь на изножье кровати.
Как же меня бесит эта херня с типа крутыми фейри.
Я качаю головой, но оставляю нравоучения при себе. Риалл разбирается с оружием и доспехами, а я набираю огромную, вделанную в пол ванну в его купальне. Я-то думала, у Курио большая ванна, но в ванну Риалла поместимся мы все – и еще останется место.
Я расставляю все, что нам понадобится, на бортике, и затем возвращаюсь к Риаллу… чтобы найти его там же, где я его оставила, – оружие и доспехи все еще на нем.
Я хмурюсь, замечая, как он дрожит. Здесь прохладнее, чем в Рассветном Дворе, но не настолько, чтобы он дрожал.
– Эй, – мягко успокаиваю я его, проводя пальцами по щеке и короткой пепельно-коричневой бородке, на которой вдоль челюсти запеклась кровь.
В ореховых глазах – боль, и я разглаживаю большим пальцем напряженную складку между бровями. Я собиралась спросить, все ли с ним в порядке, но мне теперь очевидно, что нет. Так что я принимаюсь молча вынимать оружие из ножен, беспокойство грызет меня изнутри. Я складываю клинки на дальний край кровати – разберусь с ними позже, а затем снимаю доспехи. Риаллу тяжело снять с себя защитную одежду, так что я беру один из ножей и разрезаю ее спереди.
Что за хрень?
Когда я вижу рану на груди Риалла, из меня вырывается шипение. Прокол у правой ключицы, кажется, начал заживать – кровь больше не идет, но от нее в сторону сердца расходятся необычные темно-серые линии. Они не дошли до центра груди, но слабость Риалла теперь хотя бы понятна.
Я никогда не видела этого своими глазами, только слышала ужасные рассказы о том, что железо может сделать с фейри. Теперь у меня место в первом ряду, и от этого зрелища и тревоги у меня сводит желудок.
– Железо отравляет тебя, – шепчу я, надеясь, что Риалл знает, что с этим делать, потому что я ни черта не понимаю.
– Все в порядке, – заверяет он меня, но выглядит так, будто эти слова даются ему с большим трудом. – Рану просто нужно очистить, чтобы она начала заживать.
Его дыхание становится затрудненным, и я чувствую, как цепкие пальцы паники сжимаются у меня на шее. Я киваю ему, а затем срезаю остатки его рубашки и брюк. Риалл силен и огромен – в этом я убедилась, когда он был на мне и подо мной, – но пытаться перетащить его из кровати в ванну – это, конечно, не одно из моих любимых занятий, связанных с его габаритами. Я дважды чуть не упала, а ведь