даже не успела дойти до двери.
Черт. Как же мне пройти с ним через дверной проем?
Потея и пыхтя, словно я тренировалась два дня подряд, я, наконец, завожу Риалла в горячую ванну, усаживаю его на выступ, занимающий одну сторону. Откидываю с лица окровавленные, грязные, мокрые волосы и жду, надеясь, что вода поможет Риалу прийти в себя и он начнет промывать рану. Но он просто сидит, как будто слишком устал, чтобы делать что-то еще.
Я раздеваюсь, даже не удосужившись сначала снять оружие – ужас скапливается внутри, словно свинец. Мое знакомство с железом ограничивается прутьями клетки, в которой я проснулась, и некоторыми инструментами, которые использовались по особым случаям в парной в Приюте. Насколько я знаю, большинство фейри не выносят долгого контакта с железом – тем удивительнее тот факт, что призраки никакого дискомфорта от его использования не испытывали. И что бы ни происходило с Риаллом, оно происходит очень быстро. Из-за этого мне кажется, что мне на грудь встал песчаный олень.
Я погружаюсь в ванну, манящая теплая вода плещется у моих бедер. Я тут же набираю воду в ладони и выливаю ее на грудь Риалла. Он задыхается, но глаз не открывает и не пытается мне помешать. И вода не помогает остановить расползающиеся по его груди полосы.
– Поговори со мной, Риалл. Скажи мне, что происходит. Скажи, что мне делать? – умоляю я, проводя руками по его аккуратно подстриженным волосам и вниз по челюсти.
Он тянется за моим прикосновением, но не отвечает.
– К черту судьбу. К черту Луну, и к черту ее охрененных звездных подхалимов, – рычу я, глядя на ровные края раны.
Это был всего лишь кинжал. Железный, он жжет как лава, но он не должен был сотворить с Риаллом такое. Их железо тоже жгло мне руку, но оно не начало отравлять меня до того, как луна помогла мне исцелиться.
Я прижимаю свои пальцы к краю раны и ощупываю их. Может быть, там что-то есть – какой-нибудь твердый кусочек сидит прямо внутри раны? Я давлю вновь, и сердце начинает колотиться быстрее – оно там.
– Чертов ублюдочный кинжал, – рычу я. Кончик лезвия, должно быть, отломился и все еще находится в груди Риалла. – И чертов упрямый фейри, – добавляю я, поднимая глаза на Риалла.
Мне следовало сразу проверить его рану. Не то чтобы я была лекарем, но эти «скорпионы» ни за что сами о себе не позаботятся. Они притащили мою смертоносную задницу к себе домой, что, в конце концов, обернулось к лучшему, но я могла бы с таким же успехом перерезать им всем глотки.
Я вдавливаю пальцы в рану и скрежещу зубами от страдальческого вопля, вырвавшегося у Риалла. Я пытаюсь ухватить оставшийся кусок кинжала ногтями и вытащить его. Кровь начинает неудержимо сочиться из раны, и кусочек железа становится все более скользким и неуловимым. Железо обжигает пальцы, я уже не чувствую их кончиков, но не сдаюсь.
Я не позволю этому крошечному осколку ничего у меня отнять. Ни мою решимость, ни мои пальцы – и уж точно не Риалла.
Его голова откидывается назад, и он измученно стонет от боли, а я вдавливаю пальцы глубже. Он слишком слаб, чтобы сопротивляться, и это меня напрягает, но, возможно, это и хорошо, что он не может ударить меня по лицу. Руки Риалла бессильно дергаются, а я вновь и вновь повторяю: «Прости, прости».
К счастью, Риалл оказался прав, когда сказал, что рана неглубокая. Я бы, наверное, посмеялась над этим, если бы сейчас не была занята тем, чтобы сохранить остатки самообладания. Наконец, мне удается ухватиться за обломок кинжала, и я вытаскиваю его.
Как только ядовитый осколок вырывается из Риалла, я швыряю его как можно дальше. Он с издевательским звоном падает на пол с другой стороны ванны, я зачерпываю побольше воды и лью в рану, чтобы промыть ее.
Затем быстро засовываю палец в рану, выискивая там еще что-нибудь, чего там не должно быть. Все, что я чувствую, – это теплые, гладкие мышцы.
Я смотрю на Риалла, и глаза начинает щипать. Его дыхание затруднено, и он все еще вялый. Повинуясь инстинкту, я прижимаюсь ртом к порезу, с силой всасывая кровь и воду, вспоминая, как делал это лекарь в Приюте, – тогда Йотту укусила «черная голова». Яд повреждал ткани, и лекарь настаивал, что, прежде чем лечить его, нужно высосать яд, иначе Йотта лишится ноги.
Кровь Риалла слегка кислая, с химическим привкусом, она начинает жечь щеки и язык, и я быстро сплевываю ее прочь. Вскоре вкус неуловимо меняется, и я воспринимаю это как хороший знак.
Мне несколько раз приходится сплевывать кровь, пока Риалл не издает стон. И с каждой новой порцией я начинаю ощущать в крови что-то нежное, скрытое под омерзительным, едким железом, испортившим ее. Линии на его груди начинают бледнеть, но я не могу понять, обман ли это зрения, или моя тактика действительно работает.
Я ускоряюсь, сердце бьется быстрее, подгоняемое надеждой, я высасываю яд из его тела и выплевываю. Кровь Риалла из отравы постепенно превращается в амброзию, а сам он начинает извиваться подо мной.
Я упираюсь коленями в его бедра, чтобы удержать их на сиденье, и изо всех сил стараюсь прижать его сильные плечи к бортику. Ужасный вкус железа и его жжение во рту становятся все слабее и слабее, а затем я вдруг чувствую пальцы Риалла, вплетающиеся в мои волосы.
Я вновь с силой всасываю кровь из раны, и он стонет, сильнее прижимает мое лицо к груди, и его член твердеет. Мои клыки опускаются в рот, когда он снова стонет. Его бедра подрагивают от желания, а мой рот наполняется его кровью.
Когда я отрываюсь от него и выплевываю кровь, Риалл поворачивается ко мне.
– Что ты делаешь, Звереныш? – спрашивает он, его голос полон досады и замешательства.
– Спасаю твою упрямую задницу, – хрипло отвечаю я, хотя я и старалась, чтобы мой ответ прозвучал раздраженно.
Я вновь приникаю к его ране, вслушиваюсь в очередной громкий, полный удовлетворения стон, и с облегчением замечаю, что вкус крови Риалла теперь совершенно чистый, словно десерт – но лучше. Его вкус сложен и многогранен, он – сочетание всех моих любимых вещей, смешанных так, что у меня текут слюнки. Я хочу выпить Риалла до дна, купаться в самом его существе, я…
Я стряхиваю с себя дымку похоти и представляю, что эта ванна наполнена кровью, а не водой. Но будто сами по себе мои ладони скользят вверх по груди Риалла, а
