— Вот ваше новое царство, моя госпожа…
…Этот сон! Опять этот сон!
Вирита просыпается в слезах.
— Эна…
— Да, госпожа?
— Какого цвета мое свадебное платье?
— Розовое, госпожа, — Эна смотрит с грустью. — Вы ведь сами так пожелали…
— Пожелала…
— Ваше питье, госпожа.
— Спасибо. Эна, разожги огонь в камине.
— Но… прошу меня простить… разве сейчас холодно?
— Мне холодно, Эна.
— Госпожа, что сказать господину? Он велел, как только вы проснетесь, узнать, не стало ли вам лучше, — Эна вздыхает. — Приехал господин Эрмант.
— Скажи: госпожа никого не хочет видеть. Никого.
Но нет, ей не дают покоя: сначала приходит отец, следом — Эрмант. Они что-то говорят ей, уговаривают, убеждают. Она молчит и думает об одном: когда же они, эти благовоспитанные господа, поймут, что они — нежеланные собеседники?
— …я понимаю, тебе все еще нездоровится, но свадьба… Ты ведь помнишь, его величество изъявил желание присутствовать… Вирита, ну скажи хоть слово!
— Я устала. Позвольте мне отдохнуть.
Наконец они уходят. В комнате остается только Эна.
— Ты должна еще раз сходить в грот.
— Вы думаете…
— Нет. Я просто хочу оставить… — госпожа подает служанке маленький обоюдоострый кинжал, который раньше всегда носила у пояса. На черной рукояти — две рубиновые звезды.
* * *
— Погляди, дочь, какой дом. Я повидал немало, но такого великолепия не видел.
— Я хотел порадовать супругу, но, похоже, не удалось. Моя госпожа, если желаете здесь что-либо поменять, — пожалуйста. Достаточно одного вашего слова.
— Дочь, ну не молчи! Нельзя быть такой задумчивой в день свадьбы. Его величество уже интересовался твоим здоровьем.
Спрашивают наперебой, настаивают…
— Быть может, мы все-таки поторопились? — нерешительно вымолвил Эрмант. — Нужно было позволить Вирите…
— Все хорошо, — равнодушно ответила Вирита. — Я здорова.
— Тогда, быть может, вы не откажете мне в танце?
— В танце? — Вирита как будто бы очнулась. — Подождите. Я хочу сказать…
И, шагнув на середину бальной залы, сделала знак музыкантам. Веселая мелодия стихла.
— Я хочу поблагодарить вас, господа, что вы почтили своим присутствием нашу свадьбу. К сожалению, не вижу среди гостей господина Атериона де Клайнора, дядюшку моего супруга. Мой отец тоже опечален. Он очень дружен с дядюшкой Атерионом. Еще бы! Ведь у них так много общего! Оба обожают философию, отдают должное хорошим винам и не брезгуют насиловать рабынь…
— Вирита!..
— Я клянусь своим именем, что в моих словах нет лжи. Впрочем, мое имя теперь стоит дешевле, чем эти жемчуга, — и она рванула с шеи ожерелье.
Розоватые жемчужины звонко застучали по беломраморному полу.
— Господа, прошу простить, моя дочь нездорова…
— Моя госпожа!..
— Не приближайтесь! Господа, вы все стоите дешевле золотого шитья, которым украсили свои одеяния. И ни один из вас… все вы вместе не стоите моего раба Эрна… Он был единственным моим другом, и я не променяла бы его и на сотню таких, как благородный господин Эрмант де Альман!
И она, то ли рассмеявшись, то ли зарыдав, бросилась вверх по лестнице.
— Вирита!..
— Остановите ее!..
— Она безумна!..
Яркая, как лепестки роз, фигурка лежала на белых плитах двора. Вирита де Эльтран, счастливая девушка из рода Высших…
— Она разбилась!..
— Мертва!..
— Кажется… нет! Жива!..
— Вирита!..
Вирита… Какое странное… какое чужое имя…
Чужой дом… Чужой мужчина, почему-то называющий себя ее супругом…
— Я хочу домой. В Северное имение…
…Ей казалось — дом помог ей выжить. Дом и Эна, неотлучно находившаяся подле нее.
— Эна, я когда-нибудь обижала тебя… прежде?..
— Нет, госпожа.
— Ты говоришь правду?
— Да, госпожа. Вы хорошая, очень-очень.
— А если я решу уйти из дома, пойдешь со мной?
— Пойду.
— Вот так — не размышляя, без колебаний?
— Да. Вдвоем-то легче будет… А может… Госпожа, я боялась вам говорить, волноваться-то вам нельзя, но… Госпожа, кто-то забрал кинжал.
Эрн!
Ты вернешься, Эрн? Ведь правда — вернешься?..
