был окружён светом свечей, пением неземных по красоте голосов, и ему стало так тепло и хорошо, что, погрузившись в забвение, он не заметил, как начал просить Бога о её возвращении.
Плио, замечавшая каждое движение Лорена, положила маленькую ладонь свою на его широкое плечо и нежно сжала. Дрожь тела его, мелкая, частая, пронзила её кожу, но руки она не убрала. Лорен сжал ладонь Плио в ответ, молча прося её помолиться вместе с ним.
Арнил и Гаральд, погрузившись в мысли свои, не проронили ни звука. На бледных лицах их тенью лежала скорбь. Принц, закрыв глаза и безмолвно шевеля губами, ко лбу прижал сжатые руки, всем образом своим выражая покорность, смирение и мольбу даровать покой душе Акме.
Гаральд, редко посещавший церкви, редко обращавшийся к Богу, обескуражено глядел в одну точку широко распахнутыми мертвыми глазами, будто не ведая, с чего начать молитву.
Но он чувствовал, что женщина, зверски убитая на столбе, наполовину сожжённая, лишь походила на Акме, но не являлась ею. Неожиданному месторасположению подвески можно было отыскать кучу объяснений.
— Я полюбил её, — глухо произнёс Гаральд Алистер, пустынно взглянув на принца.
Арнил медленно, внимательно и недоверчиво посмотрел на своего старого друга. Несколько долгих мгновений пронзительные голубые глаза тяжело рассматривали Гаральда, затем Арнил спокойно, с тенью горечи прошептал:
— Чего же стоит наша любовь, если мы не смогли уберечь возлюбленную?..
Арнил, впервые за все годы дружбы наблюдавший мучения друга, глубоко вздохнул, похлопал его по плечу и вновь обратил слух свой к службе. И Арнил любил её. Он горько усмехнулся своей мысли: никогда бы ранее не подумал он, что он и его самый верный друг полюбят одну и ту же девушку, а достанется она третьему сопернику, — погибели.
Но между ними была разница: Арнил поверил в её смерть, Гаральд — нет.
Четверо вышли на приглушённый сияющей тенью свет и огляделись. Смирение начало опускаться на Лорена, но ровно настолько, чтобы взять себя в руки и наполниться силой идти дальше. И искать.
— Кто-нибудь спал сегодня? — со вздохом спросил целитель.
— Едва ли, — последовал ответ Арнила. — Зато Хельс завалился сразу.
— Вам надо хорошо отдохнуть, ибо скоро путь будет продолжен, — строго бросил Лорен.
— А ты как же? — тихо спросила Плио, Арнила взяв под руку.
— Мне нужно посмотреть, чем богаты местные лекари. Мои запасы истощились.
— На лекарственные травы, снадобья, и даже на яды богата Акидия, но никак не Полнхольд, — тихо, безэмоционально проговорил Гаральд Алистер.
— Я всё же пройдусь, — сказал Лорен.
— Полагаю, ты не прогонишь нас, если мы присоединимся к тебе, — заметил Арнил, искоса наблюдая за тем, как краснеет принцесса Плио.
Лорен кивнул. И они направились вверх по улице.
Целитель ломал голову над тем, как объяснить Авдию и остальным свой отъезд на поиски Акме. Возможно, после его поступка отряд будет распущен, но целителя это мало волновало. Он сам отправится в Кунабулу, но позже, когда найдёт сестру или убедится в её гибели. Лорен задумал обсудить это решение с Гаральдом: агент мог дать ему ценные советы о поисках и пути. Без него отыскать хоть что-то в разрушенном Куре будет сложно.
— Я хотел поговорить с тобой, Гаральд, сразу после возвращения в таверну, — тихо сказал ему целитель.
— Мне кажется, я даже знаю, о чём, — ответил тот, словно безразлично. — Да, мы поговорим.
Гаральд Алистер, как и Авдий Веррес, безошибочно ориентировался на улицах города. Он шёл быстро и прямо, мертвыми глазами своими разглядывая улицы, прохожих, дома. Народу на улицах стало больше, но не так много, как в центре. Яркий свет утра залил узкие брусчатые улицы, и все радостно и деловито засверкало. Июньский воздух накалялся с каждым днём всё более, но здесь к полудню он уже становился невыносим.
Горожане непрекращающимся потоком сновали туда-сюда с необыкновенно сосредоточенными лицами, осветленными праздничным сиянием солнца. Все были страшно заняты даже в воскресенье, и Лорен удивился: в Кибельмиде только Бейнардий Фронкс позволил бы себе работать в воскресный день.
Лёгкий ветерок приятно обдувал многолюдье пыльных улиц, многоцветье домов и нарядов. Многоступенчатый гул голосов, скрип телег, цокот копыт вздымался ввысь, будто пожар, и наполнял город мелодичным дымом. Многие женщины, одетые богато или скромно, несли в руках маленькие светлые корзинки, застланные то ярким шёлком, то крашеным льном, а поверх пушились яркие цветы самых разнообразных оттенков. Цветами украшались дома, головные уборы женщин, пояса, платья, волосы.
— Так жители Мернхольда радуются лету, — объяснил Гаральд Алистер, заметив, сколь изумленно следят за проплывающими мимо улыбчивыми горожанками его спутники. — Мужчины одаривают любимых женщин цветами первые недели лета. Торговцы кидаются на поля Полнхольда, везут цветы с предгорий Кереев, Авалара и получают за них хорошие деньги. Семена расходятся еще успешнее.
— До чего красивый обычай, — тихо и мечтательно произнесла Плио, опираясь на руку кузена и со сверкающими глазами разглядывая улицу. — Моринф [1] куда более огромен и многолюден, но он холоден своими размерами, неприветливостью жителей. В Мернхольде же тепло. Посмотрите на эти лица. Они сосредоточены, но не угрюмы, выражают нетерпение, но нет раздражительности. Они светлы, несмотря на занятость, страх перед великой опасностью и нетерпение от встречи с армиями. Мужей забирают на войну, но женщины стараются не падать духом. Глядите, как горделиво они себя несут!
— Этот город живет по своим собственным законам, — обернувшись, мягко, глухо пробормотал Гаральд Алистер. — Ему безразличны настроения остальных земель. Не удивлюсь, если через какое-то время он пожелает отделиться от Полнхольда.
— Тогда, боюсь, за этой войной последует война гражданская, — заметил Арнил. — И в неё вступит почти весь Архей, ибо за государя Эреслава вступится мой отец.
— Мой отец тоже, — грустно добавила Плио.
— Нет, — отрезал принц. — Твой брат возможно, если бы был королем, но не твой отец.
— Что имеешь ты против моего отца? — принцесса угрожающе понизила голос. — Почему уверен ты, что отец мой не поможет Карнеоласу, ведь государь его — муж его сестры, а наследники престола — его племянники?
— Твой отец не любит Карнеолас. Пора бы признать это, дорогая кузина.
— А ты, стало быть, не любишь Нодрим.
Арнил прохладно усмехнулся и ответил, спокойно глядя в разъяренные глаза Плио:
— Я не король, даже не наследник, посему могу без оглядки сказать то, что я думаю.
— Но ты член королевской семьи! — возмутилась та.
— Когда всё это закончится, я буду далек от государственных дел ровно настолько, насколько далека Иркалла от Карнеоласа.
— Ты несправедлив к моей семье, ты не уважаешь своего дядю, как не уважаешь и меня, если с таким пренебрежением говоришь о враждебности
