А разве я не хотела? Разве не этого хотела? Зачем же я пришла?
Я любила его?
Сорочка упала к ногам.
Я стояла голая.
Лан обнимал меня… его руки на моей груди, бедрах… я… горячее возбужденное дыхание… сейчас…
Нет…
— Ты чего? — он вдруг отстранился, заглядывая мне в лицо. — Соле, ты чего?
Я неожиданно всхлипнула.
— Соле…
Такая растерянность на его лице.
— Ну ты чего, глупенькая? — он даже не понимал, что со мной, такой, делать. — Соле, милая, ну… испугалась? Ты чего?
— Угу.
Я всхлипнула еще раз, куда громче, вздрогнула, закрыла лицо руками.
Он коротко и чуть нервно рассмеялся.
— Соле, ну что ты. Все хорошо. Я же не… Ну… Соле, ну, давай, успокойся, пойдем спать, а то поздно уже.
Я кивнула. Уткнулась носом ему в плечо. И вдруг разрыдалась уже по-настоящему, навзрыд, судорожно глотая воздух.
Он обнимал меня за плечи, гладил по спине, по волосам.
— Ну, что ты, Соле. Ну, не плачь. Все хорошо…
* * *
Под ногами плыли белые тени.
Море черное-черное, и такое спокойное, словно зеркало, лишь звезды подрагивали, отражаясь в нем.
— Я вчера напугал тебя, — говорил Лан, глядя в сторону. — Прости, Соле, я не хотел.
Мы сидели на козырьке полузаброшенного пирса, снежинки кружили в воздухе. Огромные белые тени плыли под нами, их пустые глаза смотрели в небо.
Все утро мы не разговаривали, ни единого слова, а после занятий Лан взял меня за руку и повел сюда.
Мне было стыдно и неловко за все, а Лан… он был мрачен. Необычайно собран. Словно сжатая до предела пружина. Это пугало меня. Может бьпъ, даже еще больше, чем вчерашний порыв, вчера я хоть понимала, что происходит, а теперь нет. Молчание тяготило, давило, но то, что я могу услышать — тревожило еще больше.
За что мне его прощать? Без всяких рыданий и диких сцен я могла бы просто сказать «нет». Как маленькая. Я глупая девочка, а не женщина…
— Это я тебя напугала, — тихо сказала я.
Уголки губ Лана чуть дрогнули, но улыбки не вышло.
— Да, ты тоже.
Он провел рукой по своему лицу, вздохнул, сжал пальцы в кулак, потом разжал и с силой ударил раскрытой ладонью по доскам.
— Наверно, я должен тебе кое-что объяснить, — сказал он наконец. — Это не слишком честно, вываливать на тебя свои проблемы, но… наверно, я должен. Чтобы ты понимала, не строила каких-то дальних планов. Я знаю, как тяжело, когда твои надежды рушатся. Я бы очень хотел, чтобы мы были вместе, я говорил честно, искренне… но…
Я слушала, и не знала, что думать. Рушатся надежды? У меня сердце останавливалось. Он хочет меня бросить? Он любит Джару, а со мной было так… Нет, я не понимала.
Молчала.
Лан так и не глядел на меня, только в сторону, на воду, на скользящие между опорами пирса тени.
— Мне осталось недолго, Соле. Не знаю, доживу ли я до весны.
— Что?
Я вздрогнула.
— Сны, Соле. Нам всем снятся сны… предупреждения, предсказания. Мне тоже.
Салотто в огне… Неужели…
— Нет, — сказал Лан. — Не в Салотто. Это точно. Иначе. Но я вижу свою смерть. Я все надеялся поначалу, что это только сон. Но нет. Это не сон. Так будет.
Я хотела спросить — как? Как это случится? Когда? Но не решилась, было бы уже слишком.
— Ты же сам говорил, что это только предупреждение, что все можно изменить.
— Да, — сказал он. — Можно. Вся штука в том, что когда придет время, я, вероятно, сам не захочу ничего менять.
— Как? — я не понимала.
Лан покачал головой. Вдруг перевернулся, лег на живот, чуть свесившись вниз, протянув руку к воде. Белые тени…
— Лан! Ты что?!
Я испугалась. Хотела схватить его, потащить назад. Замерла. Не могла пошевелиться.
Тени забирают память. Некоторые говорят — даже душу. Тени выпивают все… стоит лишь коснуться.
Лан зачерпнул горсть воды, плеснул себе в лицо. Приподнялся, опираясь на руки, встал на колени, потом рывком поднялся на ноги.
Я поднялась тоже.
— Прости, Соле, — сказал он, — но когда ты сказала, что у меня была насыщенная жизнь, то я психанул. Да, была. Больше не будет. Я тогда подумал, что хоть разок с тобой…
Он не договорил, прикусил губу. Глаза у него… такие ясные-ясные, но глубоко, на самом дне — ужас и смерть.
— Лан… — у меня просто ком встал в горле, я не могла говорить.
Он моргнул. Грустно улыбнулся. И все… все прошло. Ужаса больше не было, только усталость.
— Лан, я… я больше не испугаюсь. Не заплачу. Честно.
* * *
Комнатка наверху такая маленькая, но нам пришлось постараться, прежде чем удалось натопить и прогреть как надо. На этот раз без всякой магии. Просто, по-настоящему.
Я больше не боялась его, его рук, его обнаженного тепа… я сама сняла платье и сорочку, залезла под одеяло, глядя, как Лан сидит на корточках, подбрасывая в печку поленья, как отблески огня играют на его лице, пляшут искрами в его глазах
А потом он пришел ко мне. Обнял.
Мне казалось, земля ускользает из-под меня, все плывет… мир исчезает, мы только вдвоем.
Лан был так нежен, так ласков, и, в то же время, я видела дикий огонь и страсть… Слово в последний раз. Словно для нас это не только первый раз, но и последний. Нужно успеть. Словно другого шанса уже не будет.
Мне было ужасно хорошо и ужасно страшно одновременно.
Не верилось, что все происходит со мной.
* * *
— Не нравится мне это, — сказала Ина. Налила в чай ложку коньяка, помешала. — Слишком много теней у берега, это не к добру. Говорят, никогда столько не было.
— Кто говорит? — спросила Джара.
— Алеса, девушка Кера. Ее отец — рыбак, он уже неделю не выходит в море, боится.
— Хреново, — сказал Лан. — Значит цены еще подскочат.
Он сидел, как ни в чем не бывало, жевал пирог с капустой, который Джара только что достала из печи. Словно и не было ничего. Я сидела в углу, у окна.
Мир изменился, перевернулся для меня… но здесь, снаружи, он остался прежним.
— В городе говорят еще, все беды от магии, — сказала Ина. — И не только Литьяте винят, но и нас заодно. Керу, кстати, уже сказали, чтобы он держался от Апесы подальше.
— А он?
Ина фыркнула. Мол, кто ж будет слушаться-то. Разве такого парня испугать?
— Дальше будет хуже, — сказал Лан.
— А ты бы вообще помолчал, — Ина зло сощурилась.
Чем дальше, тем больше Лан раздражал ее, хотя, кажется, не давал для этого никакого повода.
— Будет, будет, — подтвердила Джара. — Вчера двух девчонок со второго курса чуть не изнасиловали в городе, какие-то пьяные моряки. Девчонки, правда, отбились, но все равно. Раньше такое невозможно было представить.
