— Никто не должен заставлять нас поступать против нашего желания. Если кто-то попробует в твою сторону шевельнуться, убью. Я слишком долго искал тебя, чтобы сдаться без боя. И пускай этот мир катится ко всем чертям — делать он это будет без нас.
Я не понимала. Голова кружилась, мир исчез, оставив только Макса.
— Куда же мы от них денемся? Не мы их ищем, они нас, — прошептала, чувствуя, что, говоря это, провожу губами по его губам. Под рукой мягкая податливая кожа. Ах, зачем нам все эти Смотрители, вампиры, колдуны? Никто не нужен. Только он и я.
Макс немного отстранился, в черных глазах поселился мрак решимости.
— Вот так увезешь тебя на Северный полюс, а там непременно один белый мишка окажется Смотрителем, а другой вампиром. Один возьмет тебя за одну руку, другой за другую, и станут тянуть.
— Но тут придешь ты, и у каждого мишки начнутся свои персональные проблемы, — хихикнула я.
— Эдгар был прав, нас можно только уничтожить.
— Что за упаднические настроения в войсках? — Я поерзала в кресле, садясь ровнее. — Солдаты! Вы босы и раздеты! Вперед! Сапоги мы снимем с убитых! Ты помнишь, что мы едем в сторону дома?
Макс завел двигатель.
— Если начнется война — а это, по всему выходит, явление неизбежное, — надо понять расстановку сил.
Про войну я не поняла, но не стала вдаваться в подробности. Вампиры воины по своей природе. У них само существование постоянная борьба за жизнь. Понять бы, с кем теперь собрался драться любимый. Пока вокруг нас одни призраки.
Машина в очередной раз вильнула на повороте, и я узнала центральную улицу.
— Мы разве не заедем домой? — спросила я, с тревогой вглядываясь в проносящийся мимо пейзаж.
— Начнем пребывание в твоем городе с культурной программы.
Неужели он сразу решил заглянуть на мельницу в городском музее под открытым небом? Для посещения вроде бы поздновато, уже часов восемь, вечереет. Хотя перед вампирами легко открываются любые двери.
— Надеюсь, на этой экскурсии у нас не будут специально приглашенные экскурсоводы? — Мне некстати вспомнился неудачный поход в замок Лихтенштейн. Та поездка была тоже почти спонтанная, но зрители собраться успели.
— Только если с твоей стороны, — не отрывая взгляда от дороги, буркнул любимый. — Вампиры этот город обходят за версту, Смотрителей ты сама разогнала, захотев быть здесь главной. А вот со славянской нечистью сейчас разберемся.
I Машина остановилась. Макс секунду посидел, держа руки на руле, только потом повернулся.
— Я бы пошел вперед и все проверил, но ты не согласишься сидеть и ждать меня. Да и оставлять тебя одну… только не сейчас. Поэтому, пожалуйста, будь рядом, никуда не отходи, ничего не предпринимай.
Я посмотрела на холм с его бесконечной лестницей, ведущей к воротам музея. Может, сразу сказать, что все отменяется? Не хочется мне сейчас никуда идти. Я уже настроилась оказаться дома… Но Макса ведь не переупрямишь.
— Какой у нас план действия? — со вздохом спросила я. — Ворвемся, дадим пулеметную очередь в воздух, бросим две гранаты, потом начнем вести переговоры? Если противник еще будет двигаться, пустим в ход приклады и штыки.
— Приблизительно так, — согласился любимый, распахивая дверь.
Я видела, как он напрягся, видела его слегка приоткрытый рот, потемневшие глаза.
— А с берега нас поддержит артиллерия? — Я шутила, хотя давно уже было не до смеха. Меня трясло.
— Артобстрел уже проведен. Крепость готова пасть. — Голос любимого был ровным, и от этого становилось еще больше не по себе.
— Давай не пойдем туда, — схватила я его за руку. — Поздно, музей закрыт. Сам сказал, мы должны все решать вместе. Вот, решили.
Тревога нарастала. Я чувствовала грядущую беду. И крылась она там, на холме. Избежать ее еще можно. Но Макс… Он упрямо смотрел на вершину холма.
Переклинило меня резко, неожиданно. Я сама испугалась такой перемене. Знала одно — ни в коем случае на мельницу сейчас идти нельзя.
— То, что нам нужно, открыто всегда. — Макс не слышал меня.
Он повел меня наверх. Его несокрушимой мощи сопротивляться было бессмысленно, но я все равно повисла у него на локте.
— Придем завтра, когда будет светло, — умоляла я. — Смотри, уже темнеет.
В ответ Макс фыркнул, и это вдруг вселило в меня такой дикий ужас, что я разжала руки. По всем законам физики я должна была упасть на ступеньки, но мне не дали это сделать. Меня просто подхватили и понесли наверх.
— Пусти! Мне больно, — вырывалась я из железных тисков. — Я хочу к маме. — Не помогало. — Послушай! Мы просчитались. Их там много! Толпа! Вдвоем не справимся! Нужно идти за подкреплением!
Никакой реакции.
Дергаясь, я сбила с его плеча сумку с ноутбуком. Она соскользнула на локоть, а потом упала на ступеньки, подпрыгивая, полетела вниз. Макс даже не оглянулся. Это было неправильно. Он не мог так поступить.
— Остановись! — закричала я, выгибаясь, чтобы сойти на землю. Мой фотоаппарат! Мои картинки в компе! Это нельзя здесь так бросать. Всего этого вообще не должно происходить!
Я почти освободилась, но, как ни пыталась соскочить, неизменно натыкалась на преграду. И что самое страшное — Макс молчал. Он шагал вверх, чуть выставив подбородок вперед, остановившимся взглядом глядя на холм. И это было неправильно.
— Замри на секунду! — попросила я, обнимая его за холодные плечи. Рубашка мялась под моей вспотевшей ладонью. — Что нам стоит подождать одну ночь? Что ты там хочешь увидеть? — заорала я.
Вершина холма приближалась. И словно мое персональное проклятье, на ней выступала махина мельницы. От накатившей паники я стала терять последние силы. Все происходящее было неправильным, невозможным.
— Не сегодня, — шептала я безвольно. — Завтра. Сегодня нельзя. Будет плохо.
Я обвисла в его руках, разрешая поджидающему меня ужасу подступить.
— Это не ты говоришь! Это он говорит. — Голос Макса звенел металлом. — Я хочу с ним встретиться, а потом мы посмотрим, кому станет хорошо. Только будь все время рядом! Слышишь?
Глаза сами собой закрывались, и из глубины сознания выступала чернота, которая вот-вот должна была развалиться на паззлы. Мой мир, такой правильный, такой светлый, рушился вместе с этой темнотой. И если бы мы не шли вперед, а просто хотя бы постояли минутку, то все бы обошлось.
— Макс, не надо! — прошептала я.
— Мы ненадолго, — как заведенный повторил любимый. И я подчинилась, потому что сопротивляться было бесполезно.
Деревянные дома музея громоздились по сторонам дороги притихшими мамонтами, смотрели на нас темными глазницами окон. Они все знали, они все видели, их невозможно было обмануть. И от этого они становились для меня еще страшнее. Наше восхождение происходило в убийственном молчании.
