Теперь они вдвоем примчались в столовую, чтоб я их рассудила. Злые и готовые вцепиться друг другу в волосы.
Я только-только налила налила кофе и расслабленно откинулась на спинку стула. И совершенно не горела желанием выслушивать претензии двух психованных девчонок. Но меня никто не спрашивал. Едва переведя дух, девицы заголосили, обвиняя друг друга.
— Лесаа Феклалия! — вопила Иська, — эта девка! Она лезет, куда не просят!
— Лесса Феклалия! — орала Варга, — эта горничная! Она слишком много на себя берет!
— Я старшая горничная! Лесса Феклалия! Скажите ей!
— А я швея! И нечего лезть в мою работу! Возьми тряпку и иди пыль вытирать!
— А ты не путайся под ногами! Сиди и шей, раз швея! Что ты лезешь везде?!
— Это моя мастерская! Моя! И я там главная! Поняла!
— Ну и командуй своими иголками! А не моими горничными!
Варга открыла рот, чтобы закричать что-то в ответ, но я успела первой:
— Тихо! — гаркнула и со всей дури шандарахнула кулаком по столу. Так что посуда зазвенела, а у меня от боли искры из глаз посыпались. — Вон отсюда! Еще раз услышу крики, вылетите с работы обе!
Девицы, испуганно вскрикнула и исчезли из столовой, как и не было, оставив после себя головную боль и сорванный голос.
— А я говорила, что Мариша лучше подойдет для этой должности, чем Иська, — спокойно заметила гелла Изера, намазывая маслом сдобную булку. — и она никогда не позволила бы себе орать в вашем присутствии. Мариша умеет вести себя в обществе. И уж точно сумела бы поставить на место эту… швейку…
Я зло посмотрела на геллу Изеру. Если бы не сорвала непривычное к крикам горло нежной фиалки-Феклалии, то и экономке досталось бы на орехи. Скучаю по своему телу. С ним я бы устроила громкий армегедец всем. У нас на почте всякое случалось в дни, когда пенсии выдавали. И кричать приходилось, и драки разнимать. А тут, я вздохнула, придется учиться действовать по-другому.
— Гелла Изера, — прохрипела я, делая вид, что абсолютно спокойна, — чем больше вы просите за свою дочь, тем больше моя неприязнь к ней и тем меньше вероятность, что она когда-нибудь переступит порог этого дома. Я бы на вашем месте не произносила ее имя в моем присутствии.
— И чем же вам так раздражает Мариша? — приподняла брови экономка. Я уверена, она нарочно провоцировала меня. — Тем, что она больше Мериган, чем вы?
— Ну, что вы, — я оскалилась, старательно изображая добрую улыбку, — я этому только рада. Не хочется, знаете, ли чувствовать себя частью рода, в котором такая порченная кровь, как у моего мужа. Ваша Мариша, я так понимаю, тоже до сих пор не замужем? Может быть она тоже любит людей своего пола, как и Виренс?
Гелла Изера потемнела, и яростно зазвенела ложечкой размешивая сахар в полупустой кружке.
— Вы ничего не знаете, — ответила она, сдерживая ярость. — Все совсем не так, как вам кажется!
— Не знаю, — кинула. Теперь я улыбалась вполне искренне. Мне удалось вывести из себя старую грымзу, и это радовало. — Так расскажите!
Но гелла Изера больше не проронила ни слова.
После завтрака я отправилась во флигель разбираться с Иськой и Варгой. Мне ли не знать, как губительны склоки и скандалы в женском коллективе. И если не пресечь их на корню, атмосфера на работе будет такая, что каждое утро себя как из-под палки на работу выгонять будешь. Вот уж правда, лучше худой мир, как у нас с геллой Изерой.
В будущем детском саду дым стоял коромыслом. Горничные мыли, маляры красили, плотники ремонтировали крышу, а столяры делали кровати, столы и парты. Я еще вчера вручила Иське листки бумаги с планами и чертежами, поэтому все делалось именно так, как мне надо.
Но было не совсем понятно, почему здесь столько народу. Я точно помню, что нанимала трех горничных, двух плотников, одного столяра и парочку маляров. А сейчас я видела не меньше десятка женщин с ведрами и тряпками. И столько же мужчин, которые, перекликаясь и хохоча, дружно косили засохший бурьян, рубили деревья, корчевали пни и расчищали эту часть сада. И это я еще не посчитала тех, которые красили, пилили и строгали…
Иська носилась между работающими людьми, радостно улыбаясь и размахивая моими листочками. Она говорила что-то одним, отвечала другим. Увидев меня, она подбежала и затараторила:
— Лесса Феклалия, простите, что я притащила к вам эту Варгу. Но она меня замучила! А у меня тут видите сколько дел!
— Иська, — я строго свела брови, — откуда здесь столько народу? Я не разрешала тебе их нанимать!
— А я их не нанимала, лесса Феклалия! — принялась она торопливо оправдываться. — Я вчера домой ездила, в город. И всем своим рассказала, что вы приют для сирот открываете.
— Что я открываю? — переспросила я, перебивая горничную.
— Детский сад! — Воскликнула девица и добавила виновато, — никак не могу запомнить.
— А эти люди?
— Я ж говорю, — снова затараторила Иська, — я рассказала своим, что вы меня старшей горничной сделали, а если себя хорошо покажу, так и вовсе экономкой стану. Вот они и решили помочь.
Она смотрела на меня честными-пречестными глазами и искренне не понимала, что я от нее хочу.
— Иська, — зарычала я, — я тебя убью! Кто эти люди, черт возьми?!
— Ну так, — Иська нервно переступала с ноги на ногу, — мои ж… братья и сестры… родные, двоюродные и троюродные… с женами и мужьями… Помочь решили. И детей жалеют… Мы ж люди простые. И наши дети могут никому не нужными сиротами остаться, — она вздохнула. — А теперь у них есть куда пойти… Лесса Феклалия, вы такая добрая! Вот они и решили вам помочь! Ну, и мне тоже…
Я онемела. Из всей ее трескотни я выделила главное: все эти люди надеются, что в случае чего их дети смогут прийти в мое имение и жить за мой счет. Но я не хочу! Мне хватит и тех спиногрызов, которых вручила филака-Феклалия! Больше я не собиралась принимать ни одного лишнего ребенка!
Или собиралась?! Подсознательно?! Я ведь сама вчера спланировала приют… ну, то есть детский сад… на сорок детей: по двадцать девочек и мальчиков. Мать моя женщина?! Я что совсем сошла с ума?! Надо разогнать всех к чертовой бабушке! И забыть про лишних. Тринадцать оглоедов и так слишком много!
— Х-хорошо, — вместо этого кивнула. — А что у вас с Варгой?
— Ничего, — повесила голову Иська, — я ей дала одну горничную, плотника и маляра и отправила делать ремонт в башне самой. Раз она так хочет быть главной, пусть будет… Думает, это так просто. Лесса Феклалия, — встрепенулась она, — мы через пару дней здесь все закончим. Уже можно нанимать кухарку и закупать продукты. Меню вы составили хорошее. Моя мама сказала, что детей так и надо кормить. Она, кстати, кухаркой может работать. И искать никого не надо. Можно я ее позову?
Я была несколько шокирована выкрутасами своего подсознания, подложившего мне такую огромную свинью, что соображала медленнее, чем обычно. И прежде, чем я успела ответить «нет», Иська радостно завопила:
— Спасибо-спасибо! Я тогда ее сейчас позову, чтобы вы с ней познакомились!
И удрала. А я осталась стоять посреди двора, с ужасом понимая, во что я вляпалась. И теперь не свалишь всю вину на фиалку-Феклалию. Это сделала я сама.
— Лесса Феклалия! — Через минуту Иська вернулась. Она волокла за собой высокую, худую женщину лет сорока пяти. — Это моя мама! Ее зовут Лима, и она раньше работала кухаркой в трактире. Вы тут поговорите, а я побегу. У меня еще дел куча, — «распорядилась» моя горничная и сбежала, раньше, чем я открыла рот, чтобы возмутиться.
Та-ак… Надо шустро приходить в себя. А Иська-то! Иська! Строила из себя тихоню. А ей, оказывается, палец в рот не клади, того гляди по локоть укусит.
— Лесса Феклалия, — низким грудным голосом произнесла Лима, — Вы уж простите дочку мою… Неугомонная она, вся в отца. О вас она всегда с уважением говорила, а уж когда вы решили деток бездомных приютить, так и вовсе все уши прожужжала, какая вы добрая и благородная. Вчера как пришла, так всех нас и уговорила помочь. Говорит, мол, быстрее надо все сделать. Времени мало осталось. Зима скоро.
