— Новенькую привет? — деловито поинтересовалась она, вытирая руки о замызганный передник, — бледная какая, где захватили?
— Из долины.
— Ух ты! Иди сюда, — Орлада бесцеремонно выдернула ее вперед, — что тут у нас?
Ким даже охнуть не успела, как ее начали мять. Бесцеремонно прошлись по рукам, талии, чужая рука даже влезла между ног, ощупывая бедра.
— Слабая, — прозвучал вердикт. После этого Орлада схватила ее за подбородок и покрутила из стороны в сторону, вынуждая поворачивать голову, — но смазливая.
Ким отпрянула, с трудом вырываясь из грубых рук.
— С характером что ли? Мигом обломаем. Будет как шелковая, — разноглазая женщина говорила о ней, как о приблудной собаке, — что ты хочешь, что бы я сделала с ней, кхассер? На тяжелую работу она не годится, но могу отправить к котлам, пусть помогает готовить. Или пусть обстирывает. Или воинам могу отдать, пусть развлекает их по шатрам. На свежее тело много желающих найдется.
— Никаких шатров, — процедил Хасс сквозь зубы, стащил с себя один из амулетов и повесил на шею своей пленнице, — она предназначена для императора.
— Как скажешь, — Орлада склонилась в послушном поклоне.
— Головой за нее отвечаешь, — обронил он и, больше не взглянув на Ким, вышел из шатра.
— Чего встала? — новая «хозяйка» схватила ее за руку и потащила вглубь шатра, — думаешь, на отдых попала? Ты на амулет этот не смотри. Приведя тебя ко мне, Хасс четко дал понять, кто ты. Рабыня, такая же, как и все захваченные. А камушек этот только для того, чтобы каждый желающий тебе под юбку не лез.
Она открыла сундук и долго там копалась, перебирая ношенное барахло.
— Переодевайся, — швырнула ей в руки что-то серое из грубой мешковины, — хвеллы ходят в этом. Поторапливайся!
Ким развернула рубище и ужаснулась. Да в монастыре Россы по сравнению с этим просто царские наряды были!
Единственный янтарный глаз потемнел, и в тот же миг у нее по спине поползли огненные искры. Больно! Не внутри, как это было с кхассерами, а снаружи.
— Особое приглашение нужно? — искры, превратились в огненные плети, вгрызающиеся в кожу.
Всхлипнув от боли, Ким начала расстёгивать рубашку. От волнения руки дрожали, а пальцы не слушались. Она путалась, ошибалась, теряя драгоценное время.
— Испытываешь мое терпение! — Орлада рванула ее за ворот, но Ким с неожиданным для себя проворством отскочила в сторону.
— Это не моя рубашка. Ее дал мне…Хасс, — она впервые произнесла это имя вслух, чувствуя, как оно горечью растекается на языке, — наверное, надо вернуть.
Бросить в равнодушную физиономию, чтобы подавился своими подачками.
Орлада нахмурилась, подошла ближе и принюхалась, едва ли не уткнувшись носом в ее плечо.
— Действительно его. Украла? — темные брови сошлись на переносице.
— Он сам отдал. У меня нет своих вещей!
— Сам? — надсмотрщица посмотрела на нее как-то странно, с недоверием. Потом пожала плечами, — что ж этим и займёшься. Выстираешь ее. Потом починишь. А я пока придумаю, куда такую чахлую хвеллу можно пристроить. Переодевайся.
Ким больше не спорила. Стащила с себя рубашку кхассера и надела вместо нее серое, мешковатое нечто, едва прикрывающее колени.
Тем временем хозяйка достала из сундука еще одну вещь. Медное, разомкнутое кольцо.
— Подойди ко мне.
Ноги не слушались.
— Живо!
Терпением Орлада не отличалась, поэтому янтарный глаз снова наполнился тьмой, и Ким упала на колени, словно подкошенная. Шагнув к ней, надзирательница защёлкнула на шее кольцо, больно оцарапав кожу.
— Чтобы все знали, кто ты на самом деле.
***
Новое «украшение» душило. Нет, оно не смыкалось плотными тисками, лишая возможности вздохнуть, и было достаточно свободное, чтобы просунуть между ним и шеей по крайней мере два пальца, но само его наличие ломало что-то внутри, выбивало весь воздух из легких. Руки сами к нему тянулись, щупали, пытаясь найти замок, но поверхность была холодная и гладкая, без малейших засечек.
— Ну-ну, — в голосе Орлады звучала насмешка, — Знаешь, сколько хвелл до тебя пытались это сделать? Сколько ногтей было сорвано в тщетных попытках разжать кольцо? Можешь не искать стык, его невозможно раскрыть…пока раб жив. А потом ему просто отрубают голову, снимают кольцо и бросают в огонь, там оно и раскрывается. Твое вот только недавно остыло.
О, Трехликая, за что?
— Хватит прохлаждаться! Вставай! — она небрежно пихнула Ким коленом.
Поматываясь, девушка поднялась на ноги. В голове шумело, горечь на языке становилась просто невыносимой, и каждый вдох давался через силу. Медный ошейник, амулет Хасса, брегет старой йены — все это неподъемным грузом давило на плечи и тянуло к земле.
— Подбирай барахло и иди за мной.
Они вышли на улицу и по узкому проходу направились в ту часть лагеря, где размещалась прислуга. Шатры здесь были ниже и грязнее, расстояния между ними уже, пахло потом и немытыми телами. Но зато рядом не было кхассера, и Ким, несмотря на рабский атрибут, украшающий ее шею, чувствовала себя увереннее. Она украдкой осматривалась по сторонам, пытаясь запомнить, где какие шатры располагались, как между ними пройти, сколько здесь людей.
Эта информация ей понадобиться потом. Когда она решится на побег.
Рабов в лагере оказалось не так уж и много. В основном это были мужчины, занятые чисткой вирт и починкой доспехов, или просто сидящие на привязи словно псы, но были и женщины. Одни стирали одежду в больших чанах, над которыми клубами поднимался горький пар, другие сидели возле разномастной одежды, сваленной в кучу, и шили, а третьи драили тяжелые котлы.
— Лара! — гаркнула Орлада, и к ней тут же подскочила высокая девушка в сером. В отличие от других хвелл у нее на шее было не медное, а широкое серебряное кольцо. — Новенькая. Проследи чтобы она выстирала и починила вещи кхассера.
Надзирательница вытолкнула Ким вперед, и девушка тут же почувствовала, как в нее впивается кровожадный взгляд этой самой Лары.
— Что потом?
— Потом пусть стирает вместе с остальными. Или шьет. Мне все равно, на сегодня она твоя. И смотри за ней в оба. Она на особом счету у Хасса.
Снова яростный взгляд, который красноречиво говорил, что дружеских отношений у них точно не сложится.
Орлада ушла, попутно полоснув огненным взглядом по девушкам трудящимся над вещами. Просто так, чтобы лишний раз показать, кто они и где их место. Кто-то застонал, не в силах выдержать боль, кто-то только закусывал губы и давился слезами, но ни одна из них не посмела даже взглянуть на мучительницу.
— Что уставилась? Тоже хочешь? — Лара подтолкнула ее к котлу, — вперед. Вот вода, вот мыло. Стирай.
Бурый скользкий кусок, который ей сунули в руки, пах едким дегтем, а вода была настолько горячей, что Ким никак не решалась прикоснуться к ней. Бросила туда ненавистную рубашку и беспомощно наблюдала, как та тонет, надуваясь пузырями.
— Что мнешься? Ждешь, что само выстирается? — снова тычок в спину. В этот раз весьма чувствительный и злой, — работай!
Стиснув зубы, Ким опустила руку в парящую воду и вытащила намокшую рубашку. Жгло невероятно! Нежная кожа тут же покраснела, и все царапины, полученные за время пути, нестерпимо щипало.
— Стирай тщательнее. Вещи у кхассера должны быть идеально чистыми! Мыль.
И она мылила. Давилась от едкого пара, морщилась, когда ткань терлась по обожжённым рукам, но продолжала стирать, потому что за каждую секунду промедления следовал новый тычок, и каждый сильнее предыдущего. Рабыня с серебряным ободом на шее явно получала удовольствие издеваясь над новенькой.
Проклятый кхассер! Все из-за него!
Похитил ее, приволок сюда, как бродячую собаку, а теперь она должна его обстирывать? Хотелось все бросить, сеть на землю и рыдать, но Лара, стоящая позади, с упоением отвешивала оплеуху за оплеухой.
— Три лучше… Вот здесь не отстирала… Неумеха безрукая… Думаешь, раз на тебе амулет Хасса, то особое отношение будет? Как бы не так! — ее голос дрожал от злости, и очередная щедрая затрещина не заставила себя ждать.
