Закрывшись простыней, я отвернулась к стене и, сдерживая слезы, кусала губы. Стать причиной одержимости чужого, к тому же имеющего власть постороннего истинного. Это было похоже на страшный сон.
— Где он сейчас?
— В своем блоке. Мы ввели его в медикаментозный сон. Возможно, удасться подавить его тягу до следующего раза.
— Следующий раз? — выдавила я, отчаянно надеясь, что просто брежу. — Когда?
— Если тебя не будет рядом…возможно полгода. Если будешь на глазах — раза в два меньше, а может…
— Теперь меня не выпустят? — ответом мне была тишина. — Так не должно быть.
— Может быть он и не зациклится на тебе. Обычно нас клинит на тех, кто умеет дать отпор, а ты… — пытался успокоить меня врач, но я уже поняла как влипла. — Произошедшее нужно оставить между нами. Поверь…
— Мне огласка не нужна, — безумной я не была. Никто меня после такого скандала не примет на работу.
— Ближайшую неделю из бокса не выйдешь.
— Вы же не подпустите его ко мне? — встрепенулась я и скривилась от боли, сдвинув повязки.
Доктор промолчал и это было ответом. Он списал меня. Посчитал жертвой, которой уже ничто не поможет. Только вот никто не брал в расчет, что я не просто не способная измениться. Я лучшая курсантка университета Защиты и у меня появилась цель — отстоять свою жизнь.
2.2
Я действительно многому научилась. Самый главный урок был усвоен: не обязательно быть самым сильным, достаточно знать слабые стороны противника и уметь производить впечатление безобидной. Отлежавшись в лазарете, я вышла покрытая тонкими отметинами, что со временем превратятся в едва заметные шрамы и планом собственного выживания. Внешне я демонстрировала смирение, казалась сломленной и слабой. На самом же деле изучала своего начальника, надеясь вычислить, в чем его уязвимость. Ничего кроме безмерных амбиций найдено не было. Он рано занял высокую должность, получив звание полковника после участия в боях на границах с дикими землями и крайне гордился успехами, строго следовал уставу и в связях, порочащих его, замечен не был. Досадно. Судя по слухам, Знатный планировал баллотироваться на пост министра внутренних дел и его имя было в списках кандидатов. Плохо.
Спустя пару недель, я вернулась с занятий и, не успев закрыть дверь, придушенно вскрикнула: в центре моей комнатки стоял ректор собственной персоной. Он смотрелся на фоне привычных вещей инородным и ужасающим.
— И как же меня угораздило? — оглядев меня с ледяным презрением, он указал на аккуратно заправленную кровать. — Сядь!
Прижавшись к двери, я мотнула головой, даже не пытаясь скрыть обуявший меня страх. Каждый нерв в теле натянулся, когда мужчина схватил меня за шкирку и толкнул на матрас. Беспомощно пискнув, я попыталась отпихнуть его от себя.
— Не провоциррруй меня, — низко зарычал Знатный и я застыла, едва дыша — Надо поговоррриить.
Замерев, исподлобья следила за напряженной фигурой у окна. Видный мужчина, выше меня на голову, жилистый, крепкий с широкими плечами натянувшими плотную ткань формы. Совершенно белые, отброшенные со лба волосы обрамляли загорелое лицо с острым подбородком, тонкими, недовольно поджатыми губами и полупрозрачными льдистыми глазами с приподнятыми внешними уголками, что свидетельствовали о хорошей родословной… О таком грезит каждая девушка… пока он не станет грызть его тело, ломая и…
— Я ознакомился с твоим делом. Сирота, живешь на стипендию, — он осматривал более чем скудную обстановку моего жилища, — не можешь измениться, — он передернулся от омерзения, заметив паука, спускающегося по стеклу или от осознания моей ущербности. Мне было все равно- Не думал, что такие есть в моем ведомстве, хотя тесты при поступлении действительно впечатляли.
— Что вы хотели, господин… — я запнулась, зажимая рот ладонью, вживую вспомнив как ему понравилось это обращение в тот, другой день.
— Не уверен, что сам понимаю, но мне стоило тебя увидеть, чтобы сделать выводы, — склонив голову к плечу, он бесцеремонно осмотрел меня, задержав взгляд на вздымающейся груди и открытой шее. Скорее всего он даже не осознавал с каким голодом делал это и, сглотнув, отвернулся, пробормотав надтреснутым голосом. — Обычная бракованная…
Осторожно поднявшись с кровати, я шагнула в сторону от него и, заметив мгновенно напрягшееся тело, спросила:
— Позвольте мне перевестись.
— Нет.
— Так будет лучше для всех. Мне очень нужно…
И вот тут я совершила одну из самых больших ошибок в своей короткой жизни — отступила назад…
— Я сказал нет! — заорал он, через мгновенье нависая надо мной, делая тесное пространство еще меньше — Ты… — ухватив за подбородок, чуть не оторвав мне голову, он запрокинул ее вверх и, помедлив пару ударов сердца, вцепился клыками в шею, удовлетворенно застонав.
Теплая кровь струилась по коже, стекая под ворот рубашки, острый запах металла повис в воздухе. Не в силах вывернуться, придавленная чужим телом к стене, я тонко заскулила.
— Вкусная, — благоговейно выдохнул полиморф, зализывая жестким языком укус и замер, уткнувшись носом в макушку. — Не могу…уйдешь потом…позже… — лгал он, не зная, что я читаю его желания, мертвея от безысходности: он не собирался меня отпускать. НИКОГДА.
— Мне больно, — стараясь не шевелиться, ровным голосом сообщила я.
Он отшатнулся, очнувшись, и, вынув из кармана платок, вытер с собственных губ мою кровь и лишь затем протянул мне ткань. Ухватив ее слабыми пальцами, я промокала сочащуюся рану.
— Надо обработать, — равнодушно заметил он, но бешено пульсирующая жилка на виске свидетельствовала о том, что внутри он рвется с поводка. — Сегодня ты перебираешься в мой блок. Жить здесь, — он поморщился, — невозможно.
— Неприемлемо курсанту жить в преподавательском корпусе, — наощупь открыв кран, я смочила платок, — в уставе четко сказано…
— Я знаю устав, девочка, — с издевкой протянул он, ухватив меня за растрепавшиеся волосы и рывком притягивая к себе. — Здесь ты не задержишься.
— Пока я не сдам экзамен… — сокрушенно вздохнув, я скорбно опустила плечи.
— С ума сошла? Тебя же прибьют при первом переходе, — он облизнулся, следя как испарина скатывается с виска по щеке. — Глупая…
— Прошу…не здесь, — упираясь в широкую грудь, я заглядывала в подернутые пеленой похоти глаза. — Нас застанут, это будет катастрофой…
Прижав меня, мужчина впечатался в мой рот своим, царапая губы клыками, прикусывая их, заставляя меня подвывать от боли. Он накрыл нас волной своей воли, не зная, что она меня не подавляет, не туманит сознание. Понимая, что играю с огнем, я обмякла в жестких руках и, сумев разорвать поцелуй, отчаянно зашептала:
— Тебя накажут…заберут твое…здесь нельзя…
Он тряхнул головой, удивленно воззрясь на меня, словно впервые видя, и, прищурившись, оскалился в пугающей улыбке.
— Боишься? Скоро привыкнешь, будешь умолять… — куснув в плечо, он толкнул меня на кровать и в два шага оказался у двери. — Ты сложнее, чем кажешься. Придется что-нибудь придумать. Даже не пытайся… — он сжал удлинившиеся челюсти. — Смирись, ты теперь моя!
Он выскочил в коридор, с размаху хлопнув дверью, и я зарылась в покрывало, закусив ладонь, чтобы заглушить рыдания. Сбылись самые кошмарные прогнозы: полковник выбрал меня, я стала объектом его гона. Теперь жизнь мне не принадлежит. Злость окатила разум, вытесняя остальное. Я так долго стремилась к свободе, притворялась жалкой и второстепенной не для того, чтобы сбесившийся полиморф присвоил мое тело, отобрал право выбирать и идти своим путем. Когда грудь больше не содрогалась, дыхание восстановилось, я сползла с кровати и долго плескала в лицо пахнущую хлором воду. Из крохотного зеркала на стене на меня смотрели лихорадочно блестящие глаза цвета камней на речном дне, молочная кожа подчеркивала яркость искусанных губ и каштановые волосы в беспорядке липли к взмокшей коже.
— Бракованная, — просипела я в гулкой тишине и горько усмехнулась.
