— Что ты собираешься делать с основой, то есть, с чипом?
— Он принадлежит моей компании! — взвился быстро пришедший в себя мужчина. — Тебе не понять, но это прорыв. Возможность накапливать энергию и использовать ее. Да за это любое государство заплатит…
— Жизнями… — я привалилась к стене. — Идиоты. Основу нельзя использовать, как батарейку. Она вытянет ваши души, она породит хаос, она приведет к… Войне Истин…
— О чем ты лопочешь? — мужчина резко подскочил ко мне и вздернул за подбородок, склоняясь надо мной.
— Это — начало конца. Мир, каким ты его знаешь, погибнет, — шептала я едва слышно.
Задумчиво поймав пальцем слезу, катящуюся по моей щеке, Лев не успел воспротивиться, когда я обхватила ладонями его лицо, фиксируя пальцы на точках выхода энергии. Мягко потянувшись, я преодолела упругое сопротивление и оказалась внутри его души. Она была восхитительно вкусной и уютной. Поначалу подозрительно сжавшись, она осторожно потерлась об мою, и я внутренне застонала от того, как восхитительно уютно мне стало. Вопреки моим ожиданиям, душа Льва не была ущербной. Обернувшись в ее тепло, я замерла, не желая выбираться, делясь образами моей прошлой жизни и страхами, которые нельзя выразить словами. Он обнимал меня бережно и нежно, едва касаясь, словно боясь причинить боль, и с сожалением я выскользнула из его души в грубую реальность. Мы оба надсадно дышали. Мужчина сидел на земле, обхватив мои лодыжки и устроив голову на коленях. Сил пошевелиться не было и, откинувшись на спину, я запрокинула лицо вверх, сквозь пелену слез наблюдая, как перья розовых облаков плывут по рассветному небу.
— Касира, что нужно… чтобы не было так? — просипел мужчина.
— Все дело в основе. Заточенные в ней вырвутся однажды, став Ловцами, разорванные цепи породят новых… Этого нельзя допустить. Нужно уничтожить чип и никогда не воспроизводить его снова.
— Ты уверена? — его ладони сжали мою плоть крепче. — Этого будет достаточно?
— Надеюсь, — я по-доброму потрепала его по голове. — Ведь не просто так меня забросило сюда.
— Кара… — я поморщилась, чего мужчина не заметил. — Ты ведь одна из них?
— Да… — горечь одного единственного слова заставила меня содрогнуться. — Я с этим разберусь.
— Как?
Я не ответила, боясь признаться даже себе самой, что не уверена в результате.
1.14
Лев забрал свое сопровождение и уехал, напоследок ткнувшись губами в мое плечо.
— Мне бы хотелось, чтобы мы встретились при других обстоятельствах.
— Возможно, у нас будет шанс, — с тоской улыбнулась ему я, но не была уверена, что мужчина услышал.
Обернувшись, я выдохнула с облегчением. Щурясь на взошедшее солнце, прикрывая глаза ладонью, в дверном проеме показался Руслан. Мне было тяжело сознаться самой себе, что я до последнего боялась больше не увидеть его. Следы от веревки на его запястьях красноречиво свидетельствовали, что мы могли бы и не увидеться.
— Кари? Ты в порядке? — он обхватил меня на талию, притягивая ближе и всматриваясь в лицо. — Он что-то сделал с тобой?
— Милый, — оглаживая его плечи, я упивалась его теплом. — Все хорошо. Меня не обидели.
— Ты в крови…
— Не важно…
— Ты плачешь…
— Рус, это не важно…
Подтянувшись на носочках, я поцеловала обветренные губы. Он поддался моей нежности и ответил с жаром, заставляющим забыть обо всем, кроме его тела. Его ладони скользили по моей коже, вырывая из моей груди протяжные стоны. Вывернувшись из крепких и жадных рук, я опустилась на траву, сдергивая с себя футболку. Не сводя с меня горящего взгляда, Руслан непослушными пальцами расстегнул ремень, сбрасывая джинсы.
— Хочу, — капризно захныкала я, выгибаясь ему навстречу.
Мужчина встал на колени, и я обернула ноги вокруг его торса, прижимая к себе, потираясь влажным лоном о его напряженный пах. Подхватив мои бедра, Руслан скользнул в меня долгим движением, проникая полностью, заполняя до сладкой тянущей боли. Вскрикнув, я вцепилась в его плечи. Качнувшись, он позволил мне привыкнуть к его величине и осторожно выйдя, погрузился вновь.
— Дай мне все, — взмолилась я, не в силах выносить эту пытку и подалась к нему.
Прохрипев что-то нечленораздельное, Руслан принялся вбиваться в меня жесткими движениями, вырывая мои стоны и всхлипы. Припав губами к моему рту, он вбирал эти звуки, рыча в ответ, обжигая своим дыханием. По моему лицу катились слезы, и Руслан колючей щекой размазывал их по коже. Мы впивались друг в друга, оставляя отметины на коже, стараясь быть еще ближе, еще глубже. Внезапно меня выгнуло до хруста в позвоночнике, в каждом суставе. Вскрикнув, я забилась в судорогах умопомрачительного удовольствия и ощутила, как любимый выплескивается внутри меня своим наслаждением.
— Люблю тебя, — прошептала я, читая в нем ответ. — Прости… Мы встретимся вновь и будем вместе… Клянусь…
— Кари…
Я потянулась, и Руслан доверчиво позволил мне скользнуть внутрь себя, обнимая и баюкая в нежности, которую я познала лишь с ним. Моя душа кровоточила, и он утешал, поняв все и простив заранее, добровольно открыв мне путь к сосредоточию своей энергии. Я не могла позволить оставить в живых того, кто создал основу, единственного, кто мог расшифровать записи и сотворить нечто подобное вновь. Не по собственной воле, но под давлением тех, кто уже знал… Его душа, трепетная и блистающая, стала совершенной в тот момент, когда он добровольно выпорхнул из тела и, коснувшись меня в последний раз, ушел… На краю сознания мне слышался его голос, чего просто не могло быть в реальности:
— Я буду ждать тебя, любимая…
Когда мне удалось раскрыть глаза и увидеть его бледное бескровное лицо, я открывала рот в беззвучных криках и содрогалась в сухих рыданиях. Душа билась в конвульсиях и, гладя ледяными пальцами остывающую кожу, я неслышно шептала что-то почти безумное, проклиная саму себя и жизнь, пульсирующую в собственном теле. Мне нельзя уйти, пока я не найду основу. Я заставила себя сесть, машинально стряхивая с волос травинки. Пальцы наткнулись на заколку и стянули ее с волос. Истерический смех застыл на губах. Из полого брюшка металлического насекомого я извлекла гладкий белесый камень. Сжимая в ладони полную основу, я в последний раз набрала в грудь сладковатый прохладный воздух и, запечатлев в памяти драгоценный образ мужчины, словно спящего, надавила, распахнув дверь в свой персональный ад.
*****
Нам говорили, что совершенную душу невозможно заточить в основу.
Ложь.
Можно, если она сама того пожелает. Освободив Яну, я заняла ее место и осталась в белом нестерпимо-ярком свете.
Вновь.
Но в этот раз я была не одна… со мной была любовь… навсегда. Вечность — это долго. Я знаю.
*****
Больно не было уже давно.
Я привыкла к тишине, слепящему свету и почти смирилась с тем, что мне суждено оставаться здесь, пока все чувства оставят меня. Со мной оставался образ мужчины, который… Имя его стерлось, лицо вспомнить уже не получалось, голос… забыт, однако я помню, что обещала ему… Я все еще хочу освободиться, чтобы найти его, согреться о его душу, ощутить…
Цепляясь за воспоминания, что оставляли во мне часть человечности, я позволяла себе мечтать, и это было… восхитительно. Моя тюрьма оставалась прочной и не подавалась всем возможным всплескам эмоций. Постепенно попытки открыть ее стали дежурными и почти безнадежными. Это "почти” не давало мне останавливаться, раз за разом пытаясь…
Ради НЕГО… НАС… Я поклялась найти его… Он обещал ждать… Я пока помню, что любила его… или все еще люблю… И важно только это… потому, что это — все, что у меня осталось.
2.1
Мне всегда казалось — я что-то забыла. Сложно объяснить. В тумбочке у кровати лежал блокнот исписанный мелким почерком. Часто заглядывая в него, я истрепала странички, уголки загнулись и оборвались, но меня успокаивала возможность записывать в него свои сны и смутные воспоминания о том, чего не было и не могло быть, и иногда перечитывать. Я знала содержимое наизусть, но странное ощущение не покидало. Порой я ловила себя на том, что выискиваю кого-то в толпе, всматриваясь в чужие лица, но не могла объяснить даже самой себе, зачем мне это.
